Позади комплекса, вплоть до самых деревьев у подножия холма, тянулся лагерь: пикапы, жилые автофургоны и другие автомобили; палатки и самодельные навесы, а то и просто спальные мешки под открытым небом. Сотни людей, подумала она, даже больше, чем сотни: наверное, здесь их было две или три тысячи. День угасал, собирались сумерки; кое-где уже варили на кострах ужин.

Они вылезли из своего пикапа и направились к демонстрационному залу и конторе, пожимая руки здешним служащим, потом вступили в часовню.

Интерьер ее был прост: окно с витражом впереди; обычный деревянный крест с парой пехотных ботинок в дальнем конце; перед ним полдюжины скамей, а на задней стене — фотографии и краткие сведения о погибших, которых поминали в этом месяце.

— Оставь меня на минутку, Джек.

Он отошел, а она постояла одна, глядя на крест и пару ботинок, потом на витраж и фотографии молодых ребят — мальчишек — на задней стене, потом снова на крест и пару пехотных ботинок под ним. Никто не мешал ей. Я горжусь тобой, Джек, едва не сказала она: горжусь тем, что ты поддерживал строительство этого мемориала, даже когда оно не имело официального одобрения, даже когда это могло стоить тебе голосов. Она пошарила в кармане, достала оттуда чистый белый платок и, опустившись на колени, вытерла с ботинок под крестом пыль. Потом вышла из часовни, присоединилась к мужу и пошла с ним вверх по склону, к лагерю.

Сумерки сгущались. Она прошлась с ним по лагерю, села рядом с ним у одного из костров, стала есть то, что ел он, и слушать тех, кто к нему обращался. В основном это были мужчины, ветераны, — и многие из них, слишком многие, были инвалидами. Иногда они были с семьями — с женами, сыновьями или дочерьми.

— Рад видеть тебя снова, Джек.

Это был высокий негр со шрамом на лице; рукав его форменной куртки был перехвачен прищепкой на уровне локтя.

— Причер — моя жена Кэт. Кэт, это Причер.

Она хотела подать ему правую руку, потом спохватилась и крепко пожала его левую.

— Рада познакомиться, Пример.

— Я тоже, миссис Донахью.

— Кэт, — поправила она.

— Я тоже, Кэт.

Они оставили компанию, в которой сидели, и прошли с ним к его костру в верхней части лагеря, выпили с ним пива и закусили картошкой с бараньими ребрышками; мужчины говорили, а Кэт слушала. Был поздний вечер, небо очистилось и звезды сияли; вскоре подошли другие люди и увели с собой Донахью. Кэт побрела по лагерю одна, останавливаясь и отвечая на дружелюбные реплики, слушая, присаживаясь к разным кострам и принимая предложенное пиво. И наконец оказалась у самого мемориала, стала слушать, как трепещут на ночном ветру поднятые флаги.

— Удивительное место.

Она обернулась и увидела человека по имени Причер. Вокруг них, во мраке, точно призраки, передвигались ветераны.

— Я как-то слыхала одно сравнение, — сказала она. — Про флаги на ветру. — Может быть, этим вечером, а может быть, и раньше. — Кто-то сказал, что звуки, которые они издают, похожи на шум вертолетного винта.

— Шум вертолетов, которые летят тебя спасать, ни с чем не спутаешь.

Она поглядела на него.

— Вы были там, да? Вы участвовали в том бою, за который Джека наградили Серебряным крестом?

— Да, я был там.

Так расскажи мне, словно прозвучал в тишине ее вопрос. Потому что Джек молчит, а мне нужно знать.

— Я был в разведотряде. — Причер посмотрел за долину, во тьму. — Это была обычная операция: ночью тебя забрасывают на место, там маскируешься, пару дней наблюдаешь, потом зовешь основные силы.

— Которые начинают бомбить и поливать все вокруг напалмом. — А тебя забирает вертолет.

В тыл, поняла она. Конечно, в тыл.

— Только на этот раз что-то вышло не так, — Причер рассмеялся. — Во Вьетнаме вечно все выходило не так, но тогда нам пришлось совсем туго. Нарвались на вьетнамцев из Национальной армии, и «шмелям» было никак до нас не добраться.

Шмелям… едва не спросила она. Потом поняла: вертолетам.

— В общем, нас прижали к берегу реки, вертолеты не могли сесть, а вьетнамцы наседали. Похоже было, что нам конец, но тут в дельту вошел катер — он палил из всех орудий, а его капитан орал в рупор, зовя за собой другие катера. Только никаких других катеров не было, и все же этот нас спас.

Долина перед ними была погружена во тьму — горели лишь несколько огней.

— Вот за это Джек и получил свой Серебряный крест, — Причер пожал плечами. — Мог бы получить и больше, если б не отказался, если бы не заявил, что его хотят наградить по политическим причинам и что все остальные проявили себя не хуже, чем он.

Ну вот ты и рассказал мне, подумала Кэт Донахью; рассказал, да не все. Джек тоже рассказывал; но и он никогда не рассказывал всего.

— Только за это? — спросила она.

— Да, по-моему, только за это.

Они оставили памятник и спустились вниз, к лагерю, нашли Джека и посидели с ним немного; потом Причер ушел к своей палатке у самых деревьев.

— Причер рассказывал мне о том, как ты заработал свой Серебряный крест. — Кэт придвинулась поближе к Донахью, взяла у него банку с пивом и отпила глоток. Она не знала, как он отреагирует.

Донахью улыбнулся и обнял ее за плечи, глядя в костер.

— А говорил ли тебе Причер о том, как вел себя в тот день он сам? — вдруг спросил он.

— О чем ты?

Сейчас он расскажет мне, подумала она. После стольких лет он наконец расскажет мне, что же действительнопроизошло в тот день.

— Говорил он тебе, что получил Почетную медаль?

— Причер получил за этот бой Почетную медаль Конгресса?

Высочайшая награда за доблесть, какая только есть в стране.

— Да, — просто ответил Донахью.

Они отошли от костра и побрели среди групп других людей, мимо машин и палаток, в которых еще никто не спал.

— Он был в разведотряде, — начал рассказывать ей Донахью.

Заброс ночью, вспомнила она; потом пара дней на наблюдение и вызов основных сил.

— На второй день они угодили в долину, на другом краю которой оказался отряд вьетнамцев. Даже не отряд, а чуть ли не батальон. Разведчики побежали. Обычная тактика — ведь чтобы забрать людей, вертолетам нужны время и место, где развернуться.

Они остановились у одного костра и взяли предложенное пиво, потом пошли дальше; теперь Джек заговорил тише, и ей приходилось вслушиваться.

— Над ними кружил «С-130», поддерживающий радиосвязь, а наши самолеты сеяли вокруг смерть и разрушение, давая вертолетам возможность приблизиться, — это называлось «горячий вывоз». Вьетнамцы были метрах в ста, а то и в пятидесяти. Разведчики бежали, а вертолеты никак не могли пробиться.

Она придержала его за локоть, заставила остановиться, хотя он все смотрел в ночь.

— Потом первый вертолет умудрился сесть — но ближе к вьетнамцам, чем к нашим. Тогда один из разведчиков вернулся назад, дал экипажу вылезти, прикрывал их, пока они забирали своего раненого, хотя его самого ранили тоже. И помог им догнать остальных.

Причер, поняла она.

— Все еще бежали к деревьям впереди. Вертолетчики тащили своего раненого, разведчики их прикрывали. А вокруг рвались наши бомбы, и это помогло сесть второму вертолету.

Она не могла поверить в это, не могла даже представить себе эту картину.

— Разведчики все отстреливались, а один из них снова вернулся помогать экипажу. — Снова Причер, она догадалась. — Здоровые и легкораненые тащили тяжелораненых. С обеих сторон их прикрывали разведчики. Это была настоящая бойня.

Потом они добежали до деревьев, а дальше выскочили к реке. Больше бежать было некуда; сверху перестали бомбить, потому что не видели своих людей. Вертолетам мешала сесть густая листва — они даже не могли спустить веревки. Да и те бы не помогли: уж слишком много было раненых.

И тут в дельту вошел катер, вспомнила Кэт слова Причера. Он палил из всех орудий, а его капитан орал в рупор, зовя за собой другие катера. Только никаких других катеров не было, и все же этот их спас.