Сегодня она не пойдет на работу, решила Франческа; сегодня она будет сидеть у телефона и ждать, как все последние дни с момента получения ужасной вести. Но потом она изменила свое мнение. Она пойдет в контору, нагому что именно это советовал ей человек по фамилии Хазлам, а чтобы не поддаваться панике, ей нужно было только одно: присутствие постороннего, который говорил бы ей, что, где и когда она должна делать.

Девяносто минут спустя она подъехала к зданию на улочке близ пьяцца Кадорна. Хорошо покинуть дом, подумала она, останавливая машину; хорошо оказаться на солнце, увидеть людей. Хорошо думать о чем-то еще кроме похищения, хорошо беседовать с секретаршей, другими дизайнерами, художниками и ремесленниками, которые у нее работают, хорошо слышать от клиента слова восхищения их усилиями, хорошо даже преодолевать трудности.

— Как там Паоло? — спросил кто-то, и облака сгустились снова, точно и не рассеивались.

— Уехал по делам. — Она заставила себя ответить, заставила улыбнуться и уже решила было вернуться в свою квартиру. Но вместо этого доехала на трамвае до Порта-Тичинезе и пошла вдоль канала на Альзойя-Навильо-Гранде. Небо было голубым, а солнце — жарким, но большинство приезжающих в Милан туристов не добиралось сюда. По уик-эндам, когда торговцы старинными вещами и безделушками устанавливали здесь свои лотки, улицы вдоль канала бывали запружены народом, но сегодня тут было тихо. Неподалеку от нее какой-то фотограф снимал манекенщика. Фотограф был энергичным коротышкой, а манекенщик — высоким красавцем с орлиным чертами лица и пронзительным взглядом. Она присела на каменный парапет и принялась смотреть.

Так что можно сказать об англичанине?

Разрешите мне звать вас Франческой, попросил он.

Паоло часто разъезжает по делам, и дочки скучают без него, сказала она. И на мгновение почувствовала, что Хазлам хорошо понимает ее.

Спасибо, что позволил мне принять решение самой, когда Умберто заявил, что я должна взять на себя роль связного, а Хазлам ответил, что прежде мне нужно разъяснить его обязанности, подумала она. Спасибо, что обошелся со мной как с личностью.

А еще Хазлам сказал ей, что нужно отвечать по телефону, и составил для нее памятку, хотя после его ухода Умберто подправил ее.

Значит, англичанин — ее друг. Ее защитник и руководитель. Но он не все время вел себя одинаково.

Например, Хазлам сказал, что вторая причина, требующая поддержания нормального распорядка, заключается в том, что иначе полиция может узнать о похищении и заморозить семейные счета. Так что Хазлам не только относился к этому как к бизнесу, но даже употребил аналогичное слово. Вечернее совещание должно быть обычным деловым совещанием, сказал он.

Значит, нынче вечером он будет жесток с ней, скажет, что она должна относиться к Паоло как к товару, поскольку именно так относятся к нему похитители. Возможно, он скажет даже, что ей надо думать о Паоло не как о супруге, а как о чем-то, могущем принести выгоду или убыток.

Встреча Росси с председателем была назначена на десять.

— Нам твердо известно, что Паоло Бенини похищен?

— Негретти сразу перешел к сути дела.

То есть не дал ли он тягу с какой-нибудь из своих любовниц и принадлежащими банку деньгами?

— Твердо.

Росси понимал, что его избрание в качестве представители БКИ по улаживанию проблемы с киднеппингом Бенини было хорошим предзнаменованием. Однако его будущее зависело от успешного разрешения этой проблемы. По этой причине он тщательно продумал справку, составленную для Андрелли; по этой же причине решил сделать ударение на положительных деталях первого совещания с консультантом.

— Но похитители еще не объявились? — У Негретти была манера глядеть прямо на собеседника.

— Еще нет. — Возможно, следующее заявление Росси соответствовало истине, возможно, он уже прикрывал себя. — Консультант говорит, что это нормально. Ожидает, что скоро они войдут в контакт с семьей.

Он полагал, что очередной вопрос председателя будет посвящен размеру выкупа.

— А когда они объявятся, сколько времени займут переговоры?

Немного… — этот ответ подразумевался в самом вопросе, в том, как он был задан, в том, как Негретти размял пальцами сигару. Однако Хазлам, по-видимому, думал иначе. Они еще не обсуждали этого, но похоже было, что Хазлам готовит их к долгой и изнурительной борьбе.

— Думаю, скоро мы все уладим.

Председатель посмотрел на него через стол.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

Франческа целовала его, пробегала языком по его телу. Он слышал, как в винограднике на склонах холма за виллой играют девочки, вода в бассейне сияла под лучами утреннего солнца. Паоло засмеялся, когда Франческа слегка укусила его, и подумал о телефонном звонке, который он должен сделать, о факсе, с которым следует разобраться и доложить банку, что все в порядке.

Через часок они позовут девочек и позавтракают — хлеб, сыр и вино. Зимой, когда устанавливались холода и в кухонном очаге ревело пламя, они пили вино покрепче, а хлеб с сыром заменяла кастрюлька с жарким.

Франческа поцеловала его настойчивее. Надо позвонить сейчас же, решил он, подтвердить получение факса, который принесли ему накануне вечером; возможно, связаться с лондонским и цюрихским отделениями, а также с главной конторой в Милане. Он потянулся к аппарату и почувствовал сильный укус. Проснулся и открыл глаза.

У него на ноге сидела крыса — ее носик подергивался, взгляд был устремлен на него.

Он закричал и попытался откатиться в сторону. Проклятая крыса, проклятые кандалы — они остановили его. Проклятая Франческа.

Звук раздался ниоткуда.

Процедура всегда была одинаковой: сначала во тьме за кругом света от фонаря раздавалось шарканье ног, иногда голоса, затем высоко поднимался второй фонарь, и он видел у решетки своей камеры двух человек.

Он смотрел на них без движения.

Люди были в грубой одежде, на головах — капюшоны с прорезями для глаз, носа и рта. Один держал фонарь, а второй тарелку. Человек с фонарем отпирал дверь камеры, другой заходил внутрь, ставил тарелку на песчаный пол, забирал из угла два ведерка и выходил прочь. Первый снова запирал дверь, затем эти двое исчезали во мраке.

Паоло Бенини ждал. Спиной он опирался о стену, колени подтягивал к груди, обнимая их руками. Рубашка его была заляпана едой и питьем, брюки пахли мочой.

Потом в темноте вновь раздавались шаги, вновь появлялся второй фонарь и у решетки возникали двое. Они ни разу не заговорили ни с ним, ни друг с другом в его присутствии. Человек с фонарем отпирал дверь, его напарник ставил на пол два ведерка со свежей водой.

Этого момента Паоло Бенини боялся больше всего.

Дверь с лязгом запиралась, ключ скрежетал в замке, шаги затихали во тьме, и он вновь оставался один.

Погода немного изменилась, стало влажнее, более душно. Хазлам почувствовал эту перемену, едва выйдя из гостиницы.

Соблюдайте режим, как до киднеппинга, сказал он Франческе, строгий распорядок дня не даст вам сойти с ума. То же самое было справедливо и по отношению к нему. Поэтому утром он начал действовать согласно собственному режиму: часовая пробежка, завтрак, анализ вариантов, затем первый музей — один с утра и другой после полудня. Он уже бывал здесь и жил так же — в прошлый раз, когда была работа в Милане, и еще раз до того.

В три он взял такси до Виа-Вентура, хотя совещание должно было состояться только в половине седьмого.

Виа-Вентура шла чуть под уклон с востока на запад, дом Бенини стоял почти в самом ее конце, слева, задвинутый назад по отношению к прочим зданиям. В начале улицы справа было кафе, «Фигаро»: там сновали аккуратные официанты, над столиками и стульями на тротуаре был натянут навес. Далее следовал ряд магазинчиков и лавочек, очень дорогих, но полных народу, с частными квартирами над ними. Вдоль широкого тротуара росли лаймовые деревья, кое-где стояли скамейки. Дальше по правой стороне улицы, в отличие от левой, имелись места для парковки, «вырезанные» в тротуаре.