— Попробуй открыть дверь, — предложил священник.

Похоже, ни один из них не удивился тому, что дверь оказалась незаперта, но Мэтью обуял ужас, парализовавший способность думать. Он вошел в дом. В гостиной никого не было. Через окна проникал слабый свет. «История Византийской империи» лежала на кресле у двери, раскрытая на девяносто первой странице. На столе стоял недопитый стакан воды. Сквозь тонкие занавески Мэтью было видно, как Джимми быстрым шагом прошел по садовой дорожке и исчез из виду на тропинке, пролегавшей между домом и складом. Смысл происходящего ускользал от него. Где Николас и Антон? Где Фотис? Выйдя в коридор, отец Джон подошел к лестнице, и Мэтью хотел было последовать за ним, но затем решил вначале зайти в кабинет. Он повернул ручку, и тяжелая дверь отворилась. Он почти ничего не видел в темноте. Не зная, где находится выключатель, Мэтью направился к лампе, стоявшей на огромном письменном столе. Его нога задела что-то мягкое, податливое, и в тот же миг раздался голос, старческий голос — но не тот, который он ожидал услышать.

— Стой спокойно, мой мальчик, — сказал дед. Неожиданно комната заполнилась светом от лампы у дальней двери кабинета. Там стоял Андреас в плаще, перчатках, шляпе и пристально смотрел на него, высокий и спокойный. — Смотри под ноги.

Мэтью взглянул вниз. То мягкое, обо что он споткнулся, было телом человека. Николас, один из русских сотрудников Фотиса, лежал у его ног бледный и, похоже, не дышал. Глаза его были закрыты, рот перекошен. Глаза Мэтью приспособились к темноте, и он увидел большое темное пятно на ковре. Резкий сладковатый запах ударил в нос, он инстинктивно попятился и наткнулся на вошедшего отца Джона.

— Боже милостивый, — прошептал священник и начал быстро молиться по-гречески.

— Ничего не трогай, — предупредил Андреас. Не обращая внимания на его слова, Мэтью склонился над Николасом. Преодолевая ужас, он потрогал холодную шею, поднес руку к губам. Ему показалось, что он почувствовал дыхание.

— По-моему, он жив.

Правая рука русского, прижатая к животу, сжимала насквозь пропитанный кровью носовой платок. Неожиданно над ним возник Андреас. Он вытащил из кармана носовой платок и стал наматывать его на руку.

— Дай мне, — сказал Мэтью, желая сделать хоть одно полезное дело за этот день. Андреас без возражений передал ему платок.

— Хорошо. Крепко прижми его к ране. Попробую найти полотенце. Вы вдвоем?

Мэтью подождал, предоставляя Иоаннесу ответить на этот вопрос, но поскольку тот молчал, он заговорил сам:

— Там, у склада, еще один парень, по-моему, его зовут Джимми. Он вооружен.

— Я вызову «скорую». Вы оба оставайтесь здесь.

Старик исчез так быстро и бесшумно, словно его здесь и не было.

— Надеюсь, они не причинят друг другу вреда, — сказал священник, опускаясь на колени рядом с Мэтью.

— Ваш человек опасен? — спросил Мэтью, стараясь не смотреть на руку и не обращать внимания на противную теплую влагу, пропитывавшую платок. Запах крови вызывал у него дурноту.

— Он просто хочет, чтобы ты так думал, но на самом деле опасен как раз не он, а твой Papou.

— Вы его знаете?

— Чуть-чуть, виделись очень давно. Он меня и не вспомнит.

Мэтью огляделся. Мольберт, на котором еще двадцать часов назад стояла икона, исчез. Самой иконы тоже нигде не было видно. Исчезли и некоторые полотна со стен. Какие? Кого еще ранили или убили? Ему надо осмотреть дом, но он не может бросить раненого. Хотя его дед, наверное, уже сделал это — если, конечно, он не явился сюда минуту назад. Или если…

В кухне раздался шум, и на пороге дальней двери появился Джимми. В руках у него не было оружия. Андреас следовал за ним в нескольких шагах. Оба казались спокойными, хоть и слегка раскрасневшимися.

— Теперь все собрались? — спросил Андреас.

— Где Фотис? — вопросом на вопрос ответил Мэтью.

— Исчез.

— Куда?

— Мы поговорим об этом потом. Кто эти люди?

— Они из греческой церкви. Они сами все расскажут.

— Мистер Спиридис, — ровным голосом заговорил Иоаннес, — нам необходимо поговорить.

— Да? — Андреас внимательно посмотрел на священника. — Возможно, но сейчас не лучшее время для этого.

— Если не сейчас, то когда?

Наступившую тишину разорвало завывание сирен. Звук приближался.

— Возможно, завтра.

— Вы думаете, что не понадобитесь завтра полиции? — Священник подошел к Андреасу вплотную. — По-моему, им покажется подозрительным ваше пребывание здесь.

Мэтью ожидал, что дед выдвинет какие-нибудь убедительные объяснения своего появления, но тот только пристально смотрел на Иоаннеса.

— Посмотрим, отец. Возможно, они взглянут на эту ситуацию по-другому.

Андреас положил руку на плечо Мэтью. Они молчали, прислушиваясь к нарастающему вою сирен. Джимми робко приблизился к Андреасу, превозмогая смущение:

— Верните мне пистолет, пожалуйста.

Они стояли на тротуаре вдвоем. «Скорая» уже уехала, полицейские осматривали дом. Мэтью не знал, куда делись священник и Джимми, не знал, что следует и чего не следует говорить полицейским во время допроса. Дед стоял рядом с ним, глядя на пустую улицу, глубоко погруженный в раздумья.

— Мне жаль, что тебе пришлось все это увидеть, — наконец тихо произнес он. — Думаю, до этого ты ни разу не видел раненых.

— Papou, ты что-нибудь понимаешь?

— Ты меня спрашиваешь? Я думал, это ты мне все объяснишь.

— Единственное, что мне сейчас ясно, — это то, что никто, ни один человек не сказал мне правду.

— И это все? — Андреас жестко взглянул на него. — Значит, ты никак не способствовал тому, чтобы Фотис заполучил икону?

— Теперь я уже не знаю, чему я способствовал. Я думал, что Фотис выступает в роли посредника. Он помогал каким-то людям из греческой церкви.

— Этим людям?

— Нет, другому священнику, который представлял афинский Синод. Правда, теперь оказывается, что он его не представлял.

— Как его звали?

— Отец Томас Захариос.

Андреас кивнул:

— Понятно.

— Ты ведь знаешь, кто он? — Мэтью пытался справиться с эмоциями, но не смог. — Вы все знакомы друг с другом, а я не знаю никого и ничего. Ты играешь со мной, как когда-то играл с моим отцом.

— Не говори чепухи и не обвиняй в своей глупости других.

Слова деда обожгли своей справедливостью. Он действительно был полным идиотом, и пора было это признать.

— Да, я скрывал от тебя некоторые вещи, — продолжал Андреас. — Я пытался защитить тебя, а не причинить вред. Я никогда не сделаю ничего во вред тебе. Я не знаком с этим отцом Томасом, хоть и слышал о нем. Он хорошо образован и пользуется большой популярностью среди прихожан. Он был посредником между американской и греческой ветвями церкви. Но есть подозрения, что он мошенник, шантажист и вор. Уже не говоря о том, что он друг твоего крестного. Несколько дней назад он исчез, прихватив с собой значительную сумму из церковной казны.

— То есть, как и сказал отец Джон, они с Фотисом действовали в этой истории заодно. — Это тоже могло оказаться ложью. Но все совпадало. Случайностей не бывает.

— Похоже на то.

Без всякой видимой причины Мэтью вдруг изменил направление разговора:

— А Ана Кесслер? Ей грозит опасность?

— Не вижу причин. Она уже сыграла свою роль в этом деле. У тебя есть какие-то основания считать, что ей что-то угрожает?

— Нет, просто я… Нет. Мне надо с ней поговорить. Я ввел ее в заблуждение. Она не знает о причастности Фотиса.

— Скажи мне, а как он вообще оказался замешанным в этом деле? Зачем понадобился посредник?

— Он сам это все подстроил. Вся сделка было организована им. Скорее всего он попросил Захариоса обратиться к церкви — чтобы придать правдоподобие всей этой истории. А где сейчас Фотис?

— В Греции. Или на пути туда.

— Он уехал сегодня?

— Рано утром. Отправился туда на Пасху.

— Он никогда не ездил так рано.

— В этом году он решил провести там всю пасхальную неделю. Филипп, администратор его ресторана, только что сообщил мне об этом.