Ксандр приник ко мне ближе, словно сливаясь с моей тенью.

Я лежала головой на его плече и уже почти засыпала, моя рука скользнула по его телу вниз.

— Знаешь, — сказала я сонно, — сбритые волоски — это хорошо, но ведь потом все колется…

Ксандр хмыкнул:

— У меня те же неудобства, можешь мне поверить.

Мы посмеялись, уже засыпая в объятиях друг друга под мягким одеялом.

Я проснулась еще до рассвета и по его дыханию поняла, что он не спит. Чуть погодя Ксандр встал и вышел на палубу; я ждала, пока он вернется. Он лег рядом, я снова прильнула к нему.

— Не спишь? — прошептал он.

— Нет, — ответила я. — Еще рано…

— Да. — Он зарылся лицом в мои волосы.

Где-то на реке раздался первый крик птицы.

— Ксандр…

— Да…

Я протянула руку и переплела его пальцы со своими.

— Прежде чем я стала пифией, прежде чем мне дали имя Линнея, меня звали Чайка. Мое имя Чайка.

Я услышала его выдох.

— Чайка, — прошептал он. — Хорошее имя. Ты — Чайка…

И мы снова уснули, не размыкая рук.

Проснувшись утром, я застала на себе его пристальный взгляд. Солнечный свет пробивался сквозь щели палубы, разрисовывая наши тела мелкими теплыми пятнами, словно шкуру гепарда — только наоборот, светлым по темному. Я улыбнулась Ксандру.

Он встретил мою улыбку с каким-то облегчением, словно чего-то боялся. Думал, что рассержусь?..

— Привет, Ксандр, — сказала я, вытягивая затекшую руку.

— Доброе утро. — Он посмотрел куда-то сбоку от меня, на солнечные пятна. — Ты вправду совершенно уверена…

— …что мне не запрещено? Уверена. Совершенно и полностью. Я совершенно и полностью уверена, что запрета нет. Будь мне запрещено — я не стала бы этого делать.

Он повел бровью:

— Да, наверное.

На такое трудно ответить чем-то иным, кроме честного и жестокого «я не преступила бы обетов ради тебя», но мне не хотелось так говорить, и потому я промолчала. Вместо слов я потянулась к нему. Касаться его всей кожей — невероятное ощущение, и колкие волоски этому совершенно не мешали. Встали мы еще очень не скоро.

К Тии и остальным женщинам, занимавшимся уборкой после вчерашнего праздника, я присоединилась уже чуть ли не в полдень. Пока Тия отчищала большой котел, я держала на руках Кианну; во рту, казалось, намертво остался вкус вчерашнего пива.

Кианна, топчась у меня на коленях, цеплялась за мое плечо и издавала булькающие звуки. Ползать она еще не научилась, но уже могла, ерзая на животе, как червячок, потихоньку двигаться вперед.

— Ты собираешься замуж за Бая? — спросила я.

— Да. — Тия продолжала тереть котел, не поднимая на меня взгляд. — Я сначала даже думать об этом боялась, из-за Кианны. Ну, ведь с детьми всегда полно хлопот, даже когда они твои собственные, а кто ж будет терпеть, когда… В общем, я боялась, что не получится. И даже решила, что брать кого-то в мужья надо не раньше, чем Кианне исполнится три года и ты примешь ее к себе. Кос говорит, мне не обязательно выходить замуж прямо сейчас.

— Как хочешь, — сказала я. — Я обещала, что Кианна станет моей ученицей, так и будет. — Я потерлась щекой о теплую щеку и мягкие волосы Кианны, которая лезла мне на плечо. — Когда ты отлучишь ее от груди, я ее возьму, и она будет мне дочерью.

— Может, к тому времени у тебя будет уже и своя дочь.

— У меня ведь может быть и много дочерей, — сказала я и опустила голову, с ужасом обнаружив, что краснею. — Ты удивлена?

— Удивляет всех только одно — что вам понадобилось столько времени, — улыбнулась Тия. — Вы с Ксандром так подходите друг другу… Кос говорит, что они дружат уже давно и Ксандру всегда нужен был кто-то вроде тебя. Все к тому шло месяцами, да?

— Наверное. — Я никогда не разговаривала о мужчинах, по крайней мере с ровесницами. И даже не знала, как начать.

От поиска слов меня избавил Ней, который только что появился в воротах, явно чем-то довольный. Он сразу подошел к нам.

— Где Ксандр?

Я снова залилась краской, но за меня ответила Тия:

— Они с Косом отправились рыбачить. На маленькой плетеной лодке.

Ней казался раздосадованным.

— Понятно, не меньше чем на полдня. Я ему хотел показать вот что. — Он протянул вперед меч.

На пядь длиннее наших и более узкий, с легко изогнутым контуром листовидного клинка, обоюдоострый. Никаких украшений, лишь рукоять обернута плотной шерстью, выкрашенной в пурпур, и перевита золотой проволокой. На гладкой поверхности и в острых гранях вспыхивают отблески солнца. Смертельно прекрасное оружие…

— Откуда он у тебя? — спросила я.

— Нубиец подарил. У него такой не один, он отбирает их у пленных — уроженцев Библа и прибрежных городов.

— Красивый, я никогда таких не видела. Можно? — Я протянула руку.

Ней удивился, но передал мне меч.

— Тебе вроде бы запрещено проливать кровь?

— Я ведь не собираюсь тебя убивать, — улыбнулась я. — Просто подержу в руках.

При немалой тяжести меч был хорошо сбалансирован — я удерживала его в руке без усилий. Плоский клинок, тоньше наших, заострялся к концу. Таким мечом можно и рубить, и колоть, и при этом он достаточно прочен, чтобы отразить копейный удар. Я сказала об этом Нею.

Он удивился еще больше:

— Наша сивилла разбирается в мечах?..

— Ней, — заметила я, — я просто умею видеть то, что видно. Ни один из наших мечей с ним не сравнить. Им можно достать противника, оставаясь недосягаемым для его меча, и им можно отбить копье.

— Верно. А когда со щитом — то не страшны и стрелы. — Его глаза блеснули почти как солнечные отсветы на клинке. — Сивилла, с таким мечом можно завоевать весь мир. Против него ничто не выстоит, даже колесница. А если воинов с такими мечами научить биться в сомкнутом строю, как нубийские стрелки, а не бросаться из поединка в поединок, как мы, то колесницы такой строй не прорвут. В том-то и трудность у нубийцев — они не удерживают строй при нападении колесниц. Но таким мечом запросто можно прирезать и коней, а колесничих потом достать копьями.

— С новыми мечами и в сомкнутом строю… — произнесла я задумчиво. — Тогда небольшой отряд сможет противостоять чуть ли не целому войску. И победить даже малым числом.

— Да. — Ней посмотрел на меч. — Но сейчас никто так не делает. Новые мечи есть у шарданов, и в Тире, и у воинов тех земель, где прежде был Угарит, но бьются они так же, как мы, в поединках и схватках каждый за себя. У египтян есть нубийцы, они сражаются в строю как один, ты видела. Но они бессильны против колесниц. — Он взглянул на меня. — Понимаешь? С появлением новых мечей век колесниц исчерпан. Этими мечами взят Угарит, против них ничто не выстоит.

— Кроме отряда воинов, вооруженных новыми мечами и умеющих биться в сомкнутом строю.

— Если враг в битве по-прежнему бросается из схватки в схватку, то он даже с такими мечами разобьется о сплошной строй, как море о скалы.

— И мы выстоим против кого угодно.

— Ты меня понимаешь. — Ней обхватил руками мои ладони, его лицо внезапно озарилось светом, чем-то напомнившим мне Мик-эля. — Сивилла, ты это понимаешь! А египтяне нет!

— Ты рассказал египтянам? — пораженно спросила я.

— Мечи-то у них уже есть, — напомнил Ней, — они их отбирают у пленных или выменивают у купцов. Но так и не видят выгоды. Только моргают в ответ — дескать, у их дедов не было такого обычая и не пристало нарушать порядок Маат. Самый лучший меч они торжественно вызолотили, но не понимают, что им можно делать.

— Может, и понимают, но им это не важно. Здесь все делается по обычаю Маат — чтобы не нарушить принятый миропорядок и сохранить равновесие. То, что зарекомендовало себя как правильное, не подлежит перемене.

— Но ведь мир меняется.

— Я знаю, мой царевич. Мы — молодой народ молодых богов. Мы не боимся пробовать новые пути. Порой это граничит с безумием, порой приносит свои выгоды.