«Будь с нами в радости!» Слова пронизывают меня насквозь, звучат как молитва, как биение сердца, как дробный ритм барабанов. «Будь с нами в радости! Будь с нами в радости!..» Кос немыслимо красив, каждый волос на голове бесценен, каждый шрам на загрубелых ладонях непередаваемо дорог…

Но красивее всех Ксандр — он снова здесь, он требует меня обратно. Я беру из его рук прохладный кувшин с пивом и жадно пью. Его волосы выбились из-под кожаного шнура и разметались, обнаженная грудь покрыта бисеринками пота.

— Теперь ты умеешь танцевать, — говорит он.

— Да, — отвечаю я и отставляю пиво. — Танцуй со мной!

«Будь с нами в радости! С нами в радости!..» Барабаны бьют все быстрее и неистовее, хоровод закручивается все сильнее, рука Ксандра обхватывает мои бедра, кружа меня под ускоряющийся ритм музыки…

После шести или семи кругов он вытащил меня из хоровода, и мы снова пили сладкое пиво. Чистый прохладный Сотис ярко сиял над усыпанной звездами рекой. Я оперлась спиной на руку Ксандра, мы сели на ограду у причала.

— Сегодня ночь моего рождения, — сказала я. — Мне восемнадцать лет…

— Еще молодая, — улыбнулся он. — Мне уже двадцать.

— Не такая уж молодая, чтобы оставаться девушкой.

— Это поправимо, — ответил Ксандр и поцеловал меня.

Мягкие горячие губы, еще хранящие вкус пива, слились с моими. От них не хотелось отрываться, я желала только одного — чтобы поцелуй длился вечно. Я провела рукой по его волосам, по щеке, обняла его крепче, чтобы не прекращалось прикосновение, — словно во мне росла какая-то новая жажда, никогда прежде неведомая. Ритм барабанов, губы, его обнаженная грудь под моими ладонями, объятие… Неутолимая жажда, не позволяющая оторваться…

Я не знаю, сколько прошло времени. Мы сидели, словно слитые вместе, небеса вращались над нашей головой, праздничный костер угас. Смолкла музыка, Кос давно отложил барабан. Мы оторвались друг от друга только тогда, когда рядом со мной через ограду перегнулся Арен и его стошнило в реку.

— Не пей больше пива, — сказал Ксандр, поднимая к нему голову.

— Слушаюсь, — ответил тот, лицо его имело явственный зеленоватый оттенок. Если он и заметил, что я тут делаю, ему все равно было не до меня.

— Сколько кружек? — спросил Ксандр.

— Пять, кажется.

— Попей воды и иди ложись, — посоветовал Ксандр. — К утру не пройдет, но когда-нибудь должно полегчать.

— Слушаюсь, — ответил Арен и через силу побрел прочь.

В голове чуть просветлело. Все-таки я выпила меньше Арена.

Я огляделась.

Подол моего хитона собран выше колен, где-то там же рука Ксандра поглаживает мое бедро. Вокруг костра никого, кроме двух-трех спящих фигур. Подвижная масса чуть дальше на пристани, в тени, похожа на Марея с Иделой, занимающихся чем-то, что явно не имеет ко мне ни малейшего касательства, хотя и вызывает у них бурные стоны.

Ксандр, коснувшись пальцем моего подбородка, повернул меня лицом к себе.

— Тебе это не запрещено, нет?

— Нет, — ответила я. — Мне нельзя быть женой, но не запрещено брать себе мужчину.

Я взглянула ему в глаза, мне снова захотелось его поцеловать. Я поднялась.

В его лице на миг промелькнуло сомнение, мимолетная нерешительность. Я взяла его за руку — так же как он, когда вел меня танцевать:

— Пойдем со мной.

Я привела его в носовую каморку на «Дельфине», и мы опустились на постель в темноте, его горячее тело так близко от моего…

— Люби меня, люби, — шептала я. Он засмеялся и поцеловал меня в шею.

Его руки совлекли с меня хитон, я расстегнула его юбку. Начинался другой танец, которого я совсем не знала.

Я провела руками по его телу, узнавая его по-новому, — гладкая кожа, тугие мышцы, ложбинка внизу позвоночника… Я погладила ее пальцем, он застонал и спрятал лицо в моих волосах.

— Нравится? — прошептала я. Мои пальцы вновь скользнули вниз по его спине, потом замерли на мгновение и снова тронули его.

Он прижался ко мне сильнее.

— Да, о да!.. — Вдруг, оторвавшись от меня, он откинулся на спину. — Но если не хочешь, чтоб все закончилось прямо сейчас, подожди. — Его лицо было напряжено. Так странно ощущать власть над ним, жаждущим и возбужденным, желающим меня с такой силой…

Улыбнувшись, он мягко обвел пальцем вокруг моего соска. Еще и еще, глядя мне в глаза.

— Сильнее, — прошептала я.

Он закусил губу, улыбаясь непонятной улыбкой — никак не нежной, почти неистовой.

— Так? — Он сомкнул пальцы, сжимая и оттягивая сосок.

Я вскрикнула от неожиданности — и от удовольствия.

— Так, — потянулась я к нему. — И как угодно еще…

В конце пришла боль, но желание было сильнее. Я сдавила его руками ниже бедер, вгоняя, вонзая его в себя, словно все больше желая того неведомого, чему даже не знала имени.

Он простонал и содрогнулся всем телом, и я удержала его, пока он не выскользнул, замирая рядом со мной, все еще неутоленной. Я со стоном прижалась к нему.

Ксандр издал хриплый смешок.

— Знаю, что тебе нужно… — Его рука проникла между моих бедер, скользя и прикасаясь ко мне. Я льнула к нему почти в безумии, со все возрастающей жаждой насыщения.

И тогда мир померк, и вспыхнул, и снова померк, мое тело затрепетало под его рукой, и потом наконец я надолго замерла во тьме. Он лежал головой у меня на плече, рука обвивала мое тело.

Звук нашего дыхания сливался с ропотом речных волн у пристани.

— Мне понравилось, — прошептала я.

— Мне тоже… — Он расслабленно провел пальцами по моему животу, мягко и бережно. — Я сначала не знал, что ты такая красивая.

— Я красивая? Нет… — прошептала я, пряча лицо в его волосах.

— Для меня — да, — ответил он. — Не думаешь же ты, что мне есть дело до твоей ноги, особенно когда ты лежишь?

Я засмеялась неожиданно для себя, хотя к глазам подступили слезы.

— Наверное, нет…

Я провела рукой по его длинным волосам, таким же черным и мягким, как мои.

— Ты так красив, Ксандр… Ты — все, что есть в мире доброго и честного.

Он улыбнулся у моего плеча:

— О, восхваляй меня, восхваляй…

Я коснулась губами его лба.

— Ты показался мне красивым даже тогда, в самый первый день. Когда чуть не убил Арена.

— В тот день я даже не знал, что ты — это ты.

— Я была и собой, и Ею.

Он затих надолго — я даже подумала, что задремал.

— В тебе было такое величие… — сказал он. — Я никогда не думал, что Смерть может быть так красива. Это ведь почти святотатство — видеть, как Она ступает по земле ногами, омоченными в человеческой крови, и считать ее прекрасной.

— Боги всегда прекрасны…

Его губы мягко коснулись моих.

— А когда ты упала без сознания и я нес тебя на борт «Дельфина», я увидел, что ты совсем юная, моложе меня, никак не старуха. И лицо, если разглядеть под краской, такое близкое, будто ты моя сестра…

— Мы похожи, — сказала я. И запнулась. С тех пор как я получила посвящение, я никогда об этом не рассказывала, и теперь мой голос звучал тихо-тихо. — Мой дед был корабельным мастером в нижнем городе, я родилась от его единственной дочери. До ахейского плена мать жила вблизи моря — там, куда падает тень от главной башни.

Ксандр провел рукой по моим волосам.

— Мой отец был рыбак. И дед.

— Ты… ты полюбил бы внучку корабельного мастера?

В его голосе прозвучала улыбка, словно он тоже открывал мне свою тайну.

— Да, я полюбил бы внучку корабельного мастера. Выросшую со мной в нижнем городе, красивую, улыбающуюся. Которая любит танцевать и точно знает, как правильно чистить рыбу. — Я прижалась лицом к его плечу. — Мне стала бы женой внучка корабельного мастера, мой лучший друг, сестра моего сердца…

Горло перехватило от слез, я боялась, что задрожит голос, и потому прошептала:

— И сын рыбака стал бы мне мужем. Если бы ничего не случилось и мы бы жили в Вилусе.

Он поцеловал меня, и мне уже не нужно было договаривать. «Боги судили иное», — сказала тогда мать. Но нам досталось и кое-что взамен.