— Да, конечно. Несколько бисквитов с медом и кувшинчик молока, немного курицы и ветчины. Да, еще два яйца. Но я уже все съела.

Пирс посмотрел на свою собеседницу, и на его физиономии впервые отразился интерес.

— Как долго вы находились в развалинах?

— Точно не могу сказать, — ответила Элис и задумалась. — Ну, пришла я, наверное, около полуночи.

Пирс удивленно моргнул:

— В полночь? Прошлой ночью?

— Ну да.

— И все съели до моего прихода?

Элис почувствовала, что ее щеки стали совсем пунцовыми.

— Понимаете, я поругалась с Сибиллой и пропустила ужин. К тому же я съела не все,как вы невежливо изволили заметить. У меня осталось немного инжира и гранат.

— Гранат?

Он, кажется, смеется над ней?

— Да. Я оставила это для Лайлы. Я читала, что обезьяны предпочитают фрукты.

— Вычитали…

Пирс замолчал, поскольку был слишком взбешен, чтобы связно говорить. Он закрыл глаза, наклонил голову, и Элис увидела, как от гнева раздуваются его ноздри. Ей показалось, что он молится. Впечатление еще больше усиливалось монашеским одеянием.

Монах… а смахивает на шелудивого пса. Через несколько минут Пирс обрел дар речи и снова взглянул на Элис:

— Может быть, вы не заметили, леди Элис, но в Англии сейчас зима. Мы с вами находимся на краю дикого леса, в котором, несмотря на сказки о волшебных лесных человечках, скитающихся по нему невидимыми, выжить не просто трудно, а почти невозможно. Вы пошли за мной вопреки моему совету и здравому смыслу. Теперь я вынужден заботиться о вас, потому что у вас нет еды, за исключением нескольких экзотических фруктов, которые стоят больше, чем я зарабатываю за год, и которые вы бережете для обезьяны.

— Мне очень жаль, что ваш труд так плохо оплачивался, но она же должна что-то есть, Пирс.

— Я съем и ее, и ваш чертов гранат!

Он выглядел таким разъяренным, что Элис не сдержалась и рассмеялась. А после того как Лайла издала робкий тревожный звук, ее звонкий смех перешел в хохот, граничащий с истерикой. Возможно, всему виной усталость, но этот бродяга казался ей все более забавным, особенно когда был зол. Она хохотала и хохотала, по ее щекам текли слезы, но остановиться она не могла.

— Полагаю… это будет… справедливо, — выдавила Элис, захлебываясь словами. — Она уже… попробовала… вас.

К ее немалому удивлению, Пирс усмехнулся, и через несколько мгновений они уже оба веселились от души, хватаясь за животы и утирая слезы. Лайла благоразумно спрыгнула с плеча Элис и переместилась в более безопасное место — на поваленное дерево. Элис удовлетворенно вздохнула — теперь она чувствовала себя несравненно лучше. Правда, голод нисколько не уменьшился, но она решила не поднимать этот вопрос перед своим раздражительным мужем снова.

— Так что мы теперь будем делать? — дружелюбно, как ей показалось, спросила она. — Спать?

Пирс покачал головой:

— Я буду спать. А вы будете идти. — Он махнул рукой в сторону, откуда она пришла. — В этом направлении. Для вас здесь небезопасно.

— Почему? Мне кажется, что со мной скорее произойдет что-нибудь плохое, когда я буду бродить по лесу одна, чем если останусь тут — под вашей защитой.

Пирс снова отрицательно качнул головой, на этот раз энергичнее и с болезненной гримасой.

— Нет. Вы видите шрамы? Они нанесены человеком, который предпочел бы видеть меня мертвым. Если он сейчас еще не ищет меня, то очень скоро начнет. Поэтому я передвигаюсь ночью. Один, — хмуро добавил он.

— Да? Это действительно звучит угрожающе. И куда же вы направляетесь?

— Не ваше дело.

— Как ваша жена, я думаю…

— Вы не моя жена! — Элис даже вздрогнула, настолько свирепо прозвучали его слова. — Вы испорченная маленькая девочка, которая поссорилась с сестрой и думает насолить ей, сбежав из дому.

— Я не испорченная, — сказала Элис, оскорбленная до глубины души, — и не маленькая девочка.

— Посмотрите на себя! — воскликнул Пирс, ткнув пальцем в ее сторону. — Ваше платье подходит королеве! Из чего оно? Персидский шелк?

Элис была слишком шокирована, чтобы ответить. Не дождавшись ответной реплики, он продолжил:

— Ваш плащ, кажется, подбит соболями? Итак, вы покинули замок Фолстоу с бриллиантовыми украшениями в волосах, с экзотическим животным и вышитым шелковым мешочком. Почему? Потому что сестра не захотела купить вам еще одного пони? Ну или из-за подобной чепухи. Вы убедили себя, что вышли замуж за меня, простолюдина, без единой монеты в кармане, и счастливы, потому что это разгневает вашу сестру. Вы безрассудно рискуете репутацией семьи из-за детской мелочной злости. Кто же вы тогда, если не маленькая глупая девчонка? И я не желаю брать на себя ответственность за ваше упрямство и полное отсутствие здравого смысла!

После смерти матери Элис постоянно получала головомойки, поэтому выговор Пирса не должен был ее задеть. Но задел, причем сильно. Этот человек почему-то употреблял те же слова, что и ее сестра. «Испорченная», «глупая», «девчонка». Почему-то они жалили сильнее, когда их произносил он.

— Я так одета, потому что мы с Сибиллой поссорились во время зимнего приема. У меня не было времени переодеться. Я не ношу подобную одежду каждый день. Я даже захватила свое повседневное платье — оно у меня здесь, в мешке.

— Неужели? Интересно, из чего сшито ваше повседневное платье? Из золота?

— Нет, оно шерстяное, — спокойно ответила Элис. — И я оставила Фолстоу не потому, что мне не купили пони, слышите, вы, бессердечный осел! Сибилла хочет, чтобы я вышла замуж за лорда Бладшира, потому что я не подчиняюсь ее неразумным приказам. Если кто-то и поступает назло, то это она.

— Я знаю, кто такой Бладшир. Это достаточно хорошая партия для вас, младшей сестры. Чем он вам не нравится?

Элис растерянно заморгала.

— Вы встречались с Клементом Коббом?

— Я не имел удовольствия познакомиться с Клементом, но встречался с его матерью. Омерзительная особа.

— Вы так думаете?

— Уверен. Элис кивнула:

— Что ж, по крайней мере в чем-то вы со мной согласны. Сибилла задумала выдать меня за Клемента только потому, что я отказалась извиняться перед этой старой ведьмой в присутствии наших гостей, не стерпев ее оскорблений. И еще не позволила Этельдред издеваться над бедной Лайлой. И назвала ее «старой каргой». Так что если это, с вашей точки зрения, ребячество, значит, я действительно ребенок.

— Вы, безусловно, своевольны. А это и есть ребячество.

— Идите к черту, Пирс Как-вас-там!

В его глазах мелькнула боль.

— Возвращайтесь в Фолстоу, Элис Фокс.

— Ни за что. — Пирс нахмурился, и Элис поспешно добавила: — Я не смогу относиться к Сибилле по-прежнему после всего, что она сделала. Я слишком устала от ее требований. Мне надо подумать, как заставить ее изменить свое решение, прежде чем встречаться с ней.

— Как угодно. Только думайте где-нибудь в другом месте.

— Вы действительно хотите отослать меня обратно одну?

— Совершенно верно. — Пирс упер руки в бока и грозно уставился на девушку. Она выдержала взгляд. Пирс выругался и отвел глаза. — Ну хорошо, можете пока оставаться здесь.

Элис торжествующе улыбнулась.

— Но даже не надейтесь, что ваше пребывание продлится позже захода солнца. Я вам не нянька.

Элис подняла брови.

— А я не дитя.

— Ну, это еще вопрос.

— Вовсе нет. Впрочем, хорошо. Можете заползать в свою берлогу и ложиться спать. Вы выглядите ужасно — краше в гроб кладут. Очевидно, это из-за ран и усталости, а здоровый и отдохнувший вы будете смотреться лучше.

— Полагаю, это не ваша забота, разве не так?

Элис пожала плечами и поманила обезьянку, которая что-то искала в коре поваленного дерева.

— Нам с Лайлой хватит плаща, чтобы укрыться. — Она не смогла удержаться и добавила: — Он очень теплый. Как-никак — подбит соболями.

Пирс даже зубами заскрежетал, всем своим видом показывая, что не заметил ее язвительного укола.