— Конечно. Мне просто пришло в голову выяснить, сколько я смогу простоять, согнувшись в три погибели, прежде чем у меня начнутся судороги.

Она прыгнула ближе.

— Пирс!

— Не кричи, я ищу, — как раз в этот момент его рука нащупала гладкую мягкую кожу. Он взял туфельку и встал. — Вот…

Он столкнулся с Элис, и она начала падать назад, отчаянно вопя и размахивая руками. Ни о чем не думая, Пирс крепко обхватил девушку за талию и привлек к себе.

— …она, — закончил он фразу и сунул туфлю ей в руку.

— Спасибо, — вежливо ответила Элис, принюхалась и фыркнула: — От тебя пахнет коровой.

Пирс почувствовал, что краснеет.

— Я работаю на молочной ферме.

— Мне это нравится, — весело сообщила Элис.

— Я поддержу тебя, покаты обуешься.

Его руки остались лежать на поясе девушки, когда она наклонилась. Он не мог не думать о ее гибкой спине и плоском животе. Она была похожа на молодой зеленый тростник — сильный, стройный и гладкий. Пока Элис стояла согнувшись, обезьяна перебралась с ее плеча на спину, встала и, неожиданно возникнув из темноты прямо перед лицом Пирса, ухватила его за нос. Чертыхнувшись, Пирс постарался оттолкнуть зловредную макаку, но промахнулся.

— Я закончила, — объявила Элис, выпрямившись.

— Наконец-то, — мрачно буркнул Пирс. — Теперь мы можем продолжать путь, миледи?

— Только если ты отпустишь меня, — фыркнула она, — иначе мы…

Пирс моментально отдернул руки и поспешно отошел в сторону, не обратив внимания на ее удивленный возглас и последовавший громкий треск, когда она, не удержав равновесия, рухнула на землю.

— Ой! Что же ты делаешь, паршивец! — вырвалось у девушки, и обезьяна поддержала хозяйку возмущенным верещанием. Пирс не обернулся. Элис поднялась на ноги и догнала его. — Незачем было так внезапно разжимать руки, — сообщила она. — А теперь у меня, кажется, колючка в попе.

— Значит, ты хорошо понимаешь, что я чувствую, — пробормотал он, залившись краской.

Благо его смущения никто не видел.

Правда, если быть честным хотя бы с самим собой, он испытывал неприятные ощущения не в задней части своего тела, а, скорее, в передней.

На протяжении всего обеда — самого долгого в ее жизни — Сибилла только и делала, что размазывала еду по тарелке. У нее отчаянно болела голова, в животе урчало, в ушах звенело от непрекращающейся хвастливой и злопыхательской болтовни сидевших за столом женщин. Они беспрестанно сплетничали, перемывай косточки знакомым, причем ни для кого у них не нашлось доброго слова. Беван Мэллори молчал и лишь периодически громко и с удовольствием рыгал. Сибилле пришлось признать, что единственным цивилизованным человеком из всей ужасной компании оказался Клемент. Она знала, что ведет себя непозволительно высокомерно, не принимая участия в беседе, но ей было все равно. Такова была ее репутация, и сегодня она была рада ей соответствовать.

Как раз когда она решила, что в ближайшие несколько минут лишится рассудка и набросится на кого-нибудь издам со столовым ножом, ибо, похоже, только таким способом их можно заставить замолчать, неслышно появился Грейвз. Он вошел через личную дверь Сибиллы, расположенную в стене за возвышением, на котором находился ее стол. Старый солдат, верный и надежный. Он подошел прямо к ней, не обращая внимания на шумных и грубых гостей.

— Не знаю, что и думать, миледи. Дело в том, что мисс Элис не оказалось в кольце, зато на одном из камней мы обнаружили пятно крови.

Сибилла похолодела. Элис!

— Так, Грейвз, — спокойно сказала она, — пожалуй, это повод для волнения.

Она встала и взглянула на гостей. На это обратил внимание только Клемент. Он аккуратно вытер рот салфеткой и настороженно уставился на хозяйку дома. Беван склонился над тарелкой, почти уткнувшись в нее носом, — как свинья над корытом. Обе леди ничего не замечали, поглощенные едой и громким разговором.

— Дождусь я тишины в моем зале?!

Этельдред Кобб и Джудит Энгвед одновременно повернули головы к Сибилле. Обе выглядели удивленными и оскорбленными.

Теперь, когда гости наконец замолчали, Сибилла заговорила тихо и ровно, несмотря на стоящий в горле ком:

— Боюсь, у меня очень плохие новости, которые касаются нас всех.

Элис казалось, что она больше никогда не увидит дневного света.

Идти по бесконечному темному и очень густому лесу было трудно, даже вслед за Пирсом, который расчищал ей дорогу. Через каждые несколько шагов кто-нибудь из них спотыкался или падал, наткнувшись на невидимое препятствие. Хотя в небе светила почти полная луна, толстые голые ветви лиственных деревьев и раскинувшиеся в вышине кроны вечнозеленых сосен отбрасывали причудливые тени на лесную подстилку, скрывая упавшие сучья, корни, камни и норы. Они шли уже много часов. У Элис болели руки, ноги и ягодицы. Да и за Лайлой необходимо было следить. Обезьяна гордо восседала на плече хозяйки, отказавшись совершать дальнейшее путешествие в относительной безопасности мешка.

Хотя местность оказалась, мягко говоря, труднопроходимой, Элис была рада, что они идут не по открытой дороге. Молчаливый человек, за которым она шла, оставил бы ее тогда далеко позади. А у Элис Фокс не было ни малейшего желания оказаться вдалеке от Пирса, работника молочной фермы, или кем он там был. Для того, что могло произойти между ними, предпочтительнее была непролазная чаща.

Элис догадалась, что Пирс едва не поцеловал ее, стоя в зарослях шиповника у стен Фолстоу, — его дыхание стало прерывистым, а руки, державшие ее за талию, напряглись. Она целовалась лишь однажды — с симпатичным деревенским парнишкой, так что нельзя сказать, что у нее был богатый любовный опыт. Просто она и тогда и сейчас поняла намерения мужчины, хотя ощущения, конечно, были разные.

Она хотела, чтобы Пирс ее поцеловал, и, оглядываясь назад, честно признавала: вероятно, не следовало ему говорить, что от него пахнет хлевом. Но Элис не кривила душой, сообщив, что это приятный запах. Она много времени проводила на скотном дворе Фолстоу, поэтому запахи конюшни и коровника были ей хорошо знакомы и не вызывали отвращения. Лошади и коровы не сверлят тебя холодным взглядом, как Сибилла, и не читают лекции о недопустимости нахального поведения, как Сесилия. Они всегда спокойные и теплые и рады, когда кто-то есть рядом с ними — просто для компании. Они не насмехаются над тобой из-за твоей тяги к приключениям и не осуждают желание побывать в кольце серых холодных камней, где так сильно ощущается пустота, оставшаяся после смерти матери. Животным безразлично, кто ты, простолюдин или представитель высокородной знати, им все равно, как тебя зовут, мужчина ты или женщина. Главное, чтобы у тебя был скребок в руке или овес в кармане.

Теперь Элис знала, что Пирс работал на молочной ферме. Он был «по большей части» простолюдином — что бы это ни значило — и, скрываясь от Джудит Энгвед из Гилвик-Мэнор, шел повидать короля по какому-то секретному делу.

Элис была совершенно очарована своим новым мужем.

Кроме того, каждый шаг уносил ее и Лайлу, сидевшую у нее на плече, от Сибиллы, от замка и от Клемента Кобба. Нет, она еще никогда не была счастливее!

Шагавший перед ней Пирс резко остановился и начал пристально разглядывать небольшую поляну, на которую они как раз вышли. С севера ее защищали кусты шиповника, среди которых виднелись два больших камня. Земля плавно понижалась к югу и заканчивалась уступом, за которым темнела черная пустота. Элис предположила, что там овраг.

— Подходяще, — сказал Пирс и бросил свои вещи на землю.

— Слава Богу, — вздохнула Элис и последовала его примеру. Лайла храбро спрыгнула с плеча хозяйки и начала возиться с тесемками мешка. — Я знаю, малышка, ты голодна. Сейчас покушаешь.

Элис подняла руки над головой и со стоном потянулась. Спина никак не разгибалась.

— Мы разведем костер? — спросила она Пирса.

— Нет, — коротко ответил он.

Вытащив какую-то тряпку, он сложил ее, соорудив некое подобие подушки, которую положил на приглянувшееся ему место. Потом сел и принялся энергично рыться в мешке.