Лицо знаменитого писателя, обрамленное рыжими кудрями, вспыхнуло от волнения, которое он тщетно пытался скрыть. Хотя лично его произошедшее касалось меньше, чем любого из нас. Он только что приехал в наш город, никого здесь толком не знал и впервые посетил наш клуб. Честно говоря, я ему завидовала. Поймав на себе мой взгляд, Робин Крузо понял, что его волнение не осталось незамеченным, и залился еще более ярким румянцем.

— Сейчас вы по очереди будете выходить из этой комнаты в другую, где офицер полиции запишет ваши свидетельские показания, — громко и отчетливо произнес сержант Бернс. — После этого вы можете расходиться по домам. Однако будьте готовы к тому, что в дальнейшем полиции может понадобиться поговорить с любым из вас. Начнем с мисс Тигарден. Она пережила шок, и, думаю, нам стоит отпустить ее как можно скорее.

Прежде чем я успела встать, Лизанна крепко сжала мою руку.

Выйдя в коридор, я убедилась, что здание до отказа набито копами. Прежде я и думать не думала, что в полиции Лоренсетона служит такая пропасть народа. Воистину, сегодня был вечер открытий. Причем самых разнообразных.

Мне никогда в жизни не доводилось давать свидетельские показания, но сейчас я пребывала в таких расстроенных чувствах, что это занятие не возбудило у меня особого интереса. В книгах часто описывается, что чувствует свидетель преступления, которого матерый детектив обстреливает вопросами. И вот теперь, оказавшись на месте этого самого свидетеля, я не испытывала никаких эмоций, кроме усталости. То, что процесс допроса, столь увлекательно воспроизведенный во множестве книг, на деле окажется на редкость тягомотным, стало для меня полной неожиданностью. Все свои вопросы офицер повторял дважды, каждый раз формулируя их несколько иначе. Как и следовало предположить, его особое внимание привлек таинственный телефонный звонок. К великому сожалению, я мало что могла рассказать о нем.

После того как я в очередной раз заверила детектива, что голос, желавший побеседовать с Джулией Уоллис, показался мне совершенно незнакомым, в комнату вошел Джек Бернс. Апатия моя сменилась тревогой, когда сержант, насквозь прожигая меня взглядом, принялся дотошно расспрашивать, как вела себя во время нашей встречи Салли Эллисон и постоянно ли она оставалась в поле моего зрения. Говоря откровенно, сердце мое екнуло, когда до меня дошло, что в качестве лиц, первыми оказавшихся на месте убийства — хотя о том, что произошло убийство, мы тогда не имели понятия, — мы с Салли легко можем из разряда свидетелей перейти в разряд подозреваемых.

Потом с меня сняли отпечатки пальцев. При других обстоятельствах эта процедура тоже показалась бы мне чрезвычайно занятной, а сейчас я ждала одного — чтобы она поскорее закончилась. Выйдя наконец в коридор, я невольно бросила взгляд в сторону кухни. Мэми Райт, домашняя хозяйка, любительница высоких каблуков, из разряда живых людей перешла в разряд жертв преступления. Джеральда Райта нигде не было видно. Возможно, его отвезли домой или в полицейский участок. Всякому ясно, что именно он — подозреваемый номер один. Я понимала: вероятность того, что он убил свою жену, достаточно велика, но эта мысль не принесла мне облегчения.

В то, что Джеральд совершил убийство, я поверить не могла. Мэми убил человек, позвонивший нынешним вечером по телефону и спросивший Джулию Уоллис. Я не знала, был ли этот человек мужчиной или женщиной. Но я была непоколебимо уверена: к Джеральду он не имеет никакого отношения. К тому же, пожелай Джеральд избавиться от надоевшей ему супруги, ему совершенно не нужно было пускаться на подобные ухищрения. Он мог без лишнего шума прирезать Мэми, а труп спрятать в подвале собственного дома. Именно так в свое время поступил Криппен. [9]Но убить жену в здании, где проходит заседание клуба, а потом с непонятной целью позвонить туда по телефону, мог только полный идиот. Или человек, обладающий, скажем так, своеобразным чувством юмора. Джеральд не был ни тем ни другим. По-моему, с воображением у него было так же плохо, как и с чувством юмора. А такое изощренное представление мог устроить только человек с артистической фантазией. Человек, решивший подразнить всех нас. «Попробуй-ка поймай!» — словно говорил он, до мельчайших деталей продумывая свою шараду.

По пути к своей машине я во всех подробностях припоминала телефонный разговор. Вне всякого сомнения, это был вызов, откровенный и дерзкий. Кто-то давал нам понять, что убийство было задумано и совершено членом клуба.

Мэми Райт, супруга страхового агента, проживающая в Лоренсетоне, штат Джорджия, была забита дубинкой до смерти. В точности такая же участь за много лет до этого постигла другую женщину, тоже супругу страхового агента, проживающую в Ливерпуле, Англия. Убийство Мэми было совершено в том самом доме, где собираются члены клуба, в тот самый вечер, когда должно было состояться заседание, посвященное смерти Джулии Уоллис.

Вероятность того, что это сделал некто, не являющийся членом клуба, тоже нельзя исключать. Наверняка он что-то имел против нас. Правда, я не видела ни малейших причин для столь жгучей неприязни. Нет, похоже, кто-то решил позабавиться весьма оригинальным способом и сделать всех нас участниками своей жестокой забавы. И скорее всего, этот неведомый кто-то — человек, которого я хорошо знаю. Член клуба «Знаменитые убийства».

Не помню, как я доехала до дома, как поставила машину в гараж и вошла в темную гостиную. Мысль о том, что все члены клуба отныне находятся под колпаком у полиции, не выходила у меня из головы. Все, за исключением Бенджамина Грира.

Кто бы мог подумать, что моя скромная особа заинтересует представителей власти! Ведь более безобидного и законопослушного человека не отыщешь во всем Лоренсетоне!

Машину я вожу осторожно, никогда не превышаю скорость, неизменно торможу у пешеходных переходов и, прежде чем повернуть, никогда не забываю включить сигнальные огни. Налоги выплачиваю без задержек. Никогда не нарушаю тишину и общественный порядок и даже толком не знаю, как это делается. Тем не менее, очень может быть, в ближайшее время мне предстоит стать завсегдатаем полицейского участка. Да, иногда судьба выкидывает с нами странные шутки.

Я так устала, что мне хотелось одного: растянуться на кровати и замереть. И все же я заставила себя набрать телефонный номер мамы. Когда она взяла трубку, я выпалила, что ей не надо волноваться, даже если до нее дойдут самые пугающие слухи. Я жива, пребываю в добром здравии, и со мной не случилось ничего ужасного. Мама, как и следовало ожидать, обрушила на меня град вопросов, но я пробормотала что-то невразумительное и бросила трубку. Взглянув на часы, висевшие на стене кухни, я увидела, что сейчас всего девять тридцать вечера. А мне-то казалось, что с тех пор, как я вышла из дома, прошла целая вечность.

Я поднялась по лестнице, на ходу стягивая свитер. Усевшись на кровать, я, путаясь в штанинах, сняла брюки, натянула ночную рубашку и уснула, едва коснувшись головой подушки.

В три часа ночи я проснулась в холодном поту. Перед глазами у меня стояла мертвая голова Мэми Райт.

В нашем городе завелся маньяк. Или человек, чья жестокость не знает предела.

Или и то и другое сразу.

Я повернула кран до упора, дождалась, пока вода станет горячей, и залезла под душ. Было семь часов утра, прохладного, свежего весеннего утра. Проснувшись, я первым делом вспомнила о том, что сегодня мне не надо идти на работу. А в следующее мгновение о том, что жизнь моя вышла из привычного русла.

Никогда прежде со мной не происходило ничего из ряда вон выходящего. Жизнь моя текла плавно, ухитряясь обходиться как без счастливых, так и безгорестных событий. Мои родители развелись, в этом не было ничего хорошего, но назвать это большим несчастьем не поворачивался язык. Даже я понимала, что им будет лучше друг без друга. К тому же, когда это произошло, я уже получила водительские права, так что им не пришлось ломать копья, решая, с кем останется их единственное чадо. Быть может, развод родителей лишил меня некоторых иллюзий, но, в конце концов, иллюзии — довольно вредная вещь.