— Но твое имя и не стояло в одном ряду с моим, Ваше, — напомнила Пилар. Она расправила плечи и смотрела на него не мигая. Он ни за что не должен догадаться, что она боится разориться по его милости.

— И это тоже было твоей ошибкой, Пилар. Если бы ты только спросила, не хочу ли я предложить одну или две модели для твоего магазина…

Пилар резко встала, бросив на стол отделанную кружевами полотняную салфетку. В этом старинном особняке шестнадцатого века, который Ваше называл своим домом, даже в столовой, напоминавшей зал средневекового замка, было очень холодно, но Пилар пылала от негодования.

— Тебя невозможно понять, Ваше. У меня такое чувство, словно я разговариваю с двумя разными людьми. То ты не хочешь, чтобы наши имена стояли рядом, то предлагаешь мне выставить в салоне твои модели. Ты должен дать мне возможность встать на ноги.

— Я ничего тебе не должен, милая, — ответил он, откидываясь на спинку старинного, обитого бархатом стула. — Ты больше мне не нужна. Я думал, что нужна, но ошибся. Я хочу только одного: уходи с моей дороги. А ты быстро пришлась им по вкусу, правда? Всем этим журналистам, фоторепортерам, состоятельным дамам. Даже герцогине. Какое волнующее было время! Но все кончено. Париж понимает, кто правит модным бизнесом. Во всяком случае, не владелицы магазинчика одежды с хорошенькой мордашкой.

— Но есть и другие модельеры, Ваше, — тихо произнесла Пилар. — Они не боятся тебя.

Ваше злобно засмеялся.

— Никто из модельеров такого уровня, как я, как Ив Роша, не будет иметь с тобой никаких дел. Могу дать тебе хороший совет: ищи богатого мужа, чтобы он содержал тебя. Я никогда не позволю тебе встать на ноги. Никогда.

Пилар медленно обвела глазами великолепно декорированную комнату. Когда-то здесь начался ее взлет. Как часто вдвоем с Ваше они смеялись и разговаривали в этой столовой. Здесь бывал весь цвет парижской моды. Ей импонировала любовь этого талантливого, знаменитого мужчины. Нельзя сказать, чтобы он покорил ее как любовник, но она испытывала благодарность к нему за то, что он ценил ее и выделил из множества манекенщиц. Ее прельщала роль прекраснейшей из прекрасных. Но сейчас все предстало перед ней в истинном свете.

Ваше был безусловно талантлив, но, совершив головокружительный взлет, он стал равнодушно относиться к творчеству. И это случилось довольно давно. Теперь он работал только ради денег и власти. Он создавал свои модели для любого, кто был готов хорошо платить. Он считал друзьями только тех, кто его боготворил. Но она теперь, слава Богу, уже не прежняя глупая девчонка и может постоять за себя.

— Ты — негодяй, Ваше.

Больше Пилар ничего не сказала и с величественным видом направилась к выходу. Уже у самых дверей ее настигли его язвительные слова.

— А ты — дура, Пилар. Ты останешься одна.

Она предпочла не отвечать и, не оборачиваясь, вышла из комнаты.

И вот Пилар сидит в задней комнате магазина совсем одна, вспоминая этот злополучный вечер, мысленно перебирая день за днем, неделя за неделей все, что случилось потом. Ваше оказался прав. Все ее почитатели куда-то неожиданно исчезли. Так осыпаются лепестки с увядшего цветка. Покупатели иногда заходили, некоторые из них смотрели, не появилось ли чего-нибудь нового, советовались с ней. Но что она могла им предложить? Платья, несколько месяцев провисевшие в магазине? Пояса и шарфы, купленные еще к зимнему сезону? Конечно, нужно еще раз связаться с Чар. До нее так трудно дозвониться. Она была так занята все это время. Может быть, Чар могла бы…

Нелегкие размышления Пилар были прерваны: внезапно замигала маленькая лампочка, возвещавшая о появлении покупателя. Пилар быстро смахнула некстати скатившуюся по щеке слезу. Выпрямившись во весь рост, она мельком взглянула в зеркало, чтобы убедиться в своей неотразимой элегантности. Для начала она подмигнула своему отражению, потом ее лицо озарила белозубая голливудская улыбка, и великолепная хозяйка модного магазина вошла в зал, чтобы приветствовать покупателя, внимательно изучавшего витрину. Пилар излучала радушие и уверенность в себе.

— Monsieur, vous desirez?

Обернувшись, тот ответил:

— Если это означает «Могу ли я чем-нибудь помочь?», то ответ будет утвердительным. Да. Надеюсь, что да.

— Флетчер Хокинс, — воскликнула Пилар и бросилась ему на шею.

Пилар весело засмеялась и подмигнула прохожему, сделавшему ей комплимент, и посмотрела ему вслед. Ветер трепал ее густые черные волосы, спадавшие на плечи. Собрав волосы, она скрутила их в жгут и перебросила через плечо на грудь. Отломив от теплого батона небольшой кусок, Пилар протянула его Флетчеру, а тот не стал отказываться и, откусив хрустящую корочку, наблюдал за прохожими, спешащими по своим делам.

— Что он сказал? — спросил Флетчер, кивнув в сторону удалявшегося мужчины.

Пилар хитро улыбнулась. С батоном они уже почти расправились, она собрала с колен крошки и бросила их на тротуар голубям. Хотя уже наступил май, с реки дул пронизывающий ветер. Но Пилар это не беспокоило. Сидеть вот так на холодном бетонном парапете над Сеной с другом и наблюдать, как мимо спешат озабоченные своими делами парижане, — вот лучшее в мире лекарство от тоски.

— Он сказал, что я потрясающая девчонка, — ответила Пилар и гордо вскинула голову.

— Ну, он, конечно, прав. Но неужели нельзя найти других слов, чтобы выразить свое восхищение? Что случилось с французским языком — языком любви?

— Но любви всегда предшествует простое влечение, — сказала Пилар, предлагая ему последний кусок батона. Флетчер отрицательно покачал головой.

Он сидел, положив локти на колени и свесив кисти рук. Пилар в задумчивом молчании дожевывала хлеб. С Флетчером даже молчать было легко, не возникало никакой неловкости.

— Мне страшно неудобно, Пилар, что ты закрыла магазин. Не стоило этого делать из-за меня, — сказал он наконец.

— Но, Флетчер, твой приезд для меня праздник. — Пилар поправила полы свингера и закинула ногу на ногу. Она считала, что манекенщица всегда должна оставаться манекенщицей и выглядеть изящно всегда и везде. Ей не хотелось отвечать на вопросы Флетчера, касающиеся ее бизнеса. Он заметил, что в магазине мало товаров, и, выслушав ее объяснения об ожидавшихся новых поставках, вряд ли поверил. Не стоит взваливать на Флетчера свои проблемы, у него у самого несчастный вид. Когда она увидела Флетчера у себя в магазине, его глаза были наполнены такой мукой! Пилар даже показалось при встрече, что он как-то сник и осунулся. — Я не думаю, что ты перелетел через океан, чтобы узнать, как я поживаю.

— Конечно, ты права, — кивнул Флетчер. — Но Париж стал еще привлекательнее, когда я познакомился с тобой.

Пилар в притворном смущении опустила голову.

— Вы очень добры, мсье.

— Я большой эгоист, мадемуазель, — честно признался Флетчер, глядя на нее. Как она была прекрасна в золотистом свете солнечного весеннего дня! Но ее красота не могла заставить Флетчера забыть про Чар.

Каждый раз, вспоминая о Париже, он вспоминал, как родилась их любовь — его и Чар Броуди. Здесь, в Париже, он осознал: Чар та единственная женщина на земле, к которой стремится его душа, его сердце. Он даже думать не мог ни о ком другом, кроме нее. Она была открытой и честной в этом циничном, продажном мире. Ей было нечего скрывать, и ему это нравилось. Он сгорал от любви и боялся, что потеряет ее. Пилар была единственным человеком, который мог прийти ему на помощь. Флетчер тяжело вздохнул. Он сидел, положив руки на колени, и молча разглядывал каменные плиты тротуара.

Наконец он решился.

— Пилар, у нас с Чар все складывается не так уж хорошо, и я приехал, потому что мне нужна твоя помощь. Может быть, ты поможешь мне понять что-то в наших отношениях. Понимаешь, я хочу ясности и ненавижу неопределенность. Меня бесит, что я не знаю, в чем причина наших постоянных размолвок, и поэтому не понимаю, что и как надо изменить.