— Очень просто, — равнодушно повел плечом Кадзэ. — У первого убитого, самурая, кошель весьма странно застегивался — не на костяную нэцкэ, как обычно водится, а на кусочек дерева. А одежда у него отличного качества была, нэцкэ для кошеля купить, уж верно, денег достало бы. Значит — что? Очень он своей деревяшкой гордился, много она для бедняги значила. Вот и пришло мне в голову: не частичка ли это священного храма Исэ? Память о доме покинутом и одновременно — амулет, приносящий удачу? Хотя удачи-то как раз он покойному и не принес…
— Ну допустим. Предположим, убитый и впрямь был родом из провинции Исэ. Какое отношение это ко мне имеет?
Кадзэ почесал в затылке и одарил Манасэ широчайшей ослепительной улыбкой. Он увидел: князь отвечает на каждое его движение движением своего лука, и внезапно вспомнил, что именно привлекло его внимание во время недавней тренировки Манасэ!
— С этим и впрямь пришлось труднее, — сознался он. — Но стоило мне понять, что погибший был как-то связан с вами и вашей родной провинцией Исэ, как понял я и другое: на происходящее просто надо посмотреть под немного другим углом. К примеру — стрелы ваши необыкновенно тонкой и изящной работы. Такую роскошь мало кто может позволить себе даже на войне, не говоря уж про обычную охоту. Так ведь вы ничего другого и не признаете, предпочитаете все лучшее! Слишком хороши были эти стрелы для горных бандитов. Полагаю, господин Куэмон их заполучил, когда обоз с вашими покупками ограбил, не правда ли?
— Негодяй действительно ограбил обоз с моими покупками, — спокойно согласился Манасэ. — С этим столь же трудно поспорить, как и с тем, что одной из предназначенных для меня стрел он убил того неизвестного самурая.
— Но мальчишку из своей шайки он уж точно не мог убить — трудновато с того света стрелять! — фыркнул Кадзэ. — Видите ли, тело бедного паренька нашел на перекрестке тоже я. И из спины у него торчала такая же стрела, как и та, которая оборвала жизнь самурая.
— Юный разбойник к делу отношения не имеет! — отрезал Манасэ. — Он не принадлежал к благородному самурайскому сословию. Не понимаю, какая вам вообще разница — жив он или нет?
— Тут вы скорее всего правы, — пожал плечами Кадзэ. — Просто, изволите видеть, я дважды дарил этому мальчику жизнь. Неприятно как-то осознавать, что вы, светлейший, мой дар у него отняли!
Губы Манасэ дрогнули. Он захлопал длинными ресницами, явно не в силах понять, с чего бы Кадзэ может волновать смерть какого-то безродного крестьянина. Кадзэ вновь изменил позу, незаметно наблюдая за тем, как движения лука Манасэ следуют за его собственными. Вот же оно, вот! Манасэ всю жизнь стреляет из лука, сидя верхом на лошади, да к тому же использует для тренировок движущиеся мишени! Он привык целить не в саму мишень, а в то место, где мишени этой только предстоит оказаться. Он вынужден учитывать не только движение коня, но и качание мишени, пускать стрелу в то место, где мишень, по идее, должна будет находиться, когда стрела до нее долетит. Хорошо. Кадзэ подумает, как новообретенное знание использовать…
— Подойдем теперь к самому трудному, — продолжат Кадзэ самым светским тоном. — Знали бы вы, князь, как я ломал голову, пытаясь понять, с чего это вы соблаговолили бросить оба тела на перекрестке! Просто с ума сходил от любопытства. Особенно меня интересовало, зачем вам понадобилось делать огромный крюк, перед тем как избавиться от первого трупа. Я был уверен: неизвестного самурая вы застрелили где-то неподалеку от своего замка. Но вместо того, чтоб тихо и спокойно оттащить его по прямой дороге, ведущей от замка к перекрестку, вы зачем-то перекинули убитого через седло, вскочили на коня и поскакали сначала на юго-запад, в деревню Хигаши, а оттуда — на северо-запад, обратно к перекрестку! Разумеется, вы позаботились о том, чтобы остаться неузнанным. Надеть маску и костюм демона из театра но — идея эксцентричная, но эффектная. Крестьяне в Хигаши, несчастные, до смерти перепугались. Посему наряд ваш они описывали не слишком подробно. Я так понимаю, что вы использовали маску демона «ханнья» из «Додзедзи»? Ну, не смущайтесь, — это ведь ваша любимая пьеса но, вы именно ее чаще всего и репетируете!
Манасэ не ответил, но Кадзэ сразу заметил, как решительно сжались его губы. М-да, шутить не стоило. Ясно: либо придется вот-вот атаковать, либо сдохнет он, как собака, прямо там, где стоит.
— Да. Пьесы но, значит… Вот с этого места беседы с учителем Нагахарой стали представлять для вашего покорного слуги особый интерес. Да, у старика случались то провалы, то просветления, но он, как я уже упоминал, любил говорить об эпохе Хэйан в любом состоянии. Уверен, вам не хуже моего известно, что в те давно прошедшие времена придворные кавалеры, гордившиеся своим совершенством в искусстве стрельбы из лука, пуще чумы страшились продемонстрировать на людях свое умение владеть мечом. Неприлично считалось! Да, в наши дни все совсем по-иному. Ныне меч — душа воина… Впрочем, о чем я? — продолжал Кадзэ эпическим тоном. — Ах да. Стало быть, в те былые времена вообще в ходу было множество странных, на наш современный взгляд, обычаев. Вот, к примеру! Несомненно, не мне вам рассказывать, что, как постоянно упоминается в тогдашних повестях и романах, человек эпохи Хэйан, решивший, скажем, посетить любимую или любимого, а то и просто навестить приятеля, крайне редко ехал прямо к ним. Нет, сначала он отправлялся в гости к кому-нибудь из знакомых, останавливался там ненадолго и лишь только потом ехал туда, куда его и впрямь сердце влекло. А происходило так оттого, что в старину люди верили в несчастливые дни и неудачные направления. Ну как, — надобно, скажем, аристократу отправиться к невесте на запад, и узнает он вдруг, что именно в этот день западное направление для него неудачным считается. Так он и едет сначала на юго-запад, к старому другу. Побудет там немного — и преспокойно отправится на северо-запад, к невесте в имение, куда изначально и собирался. Прямо на запад-то он путь не держал ни разу! Вот и получается, что он и куда надо добрался, и запрета на путешествие в западном направлении не нарушил. Именно так поступили и вы, светлейший.
…Именно! — Кадзэ удовлетворенно кивнул. — Учитель Нагахара мне рассказывал: в старину существовали особые книги, указывавшие, какое направление считается неудачным в какой именно день. Режьте меня, не поверю, что в вашей библиотеке хоть одна такая книга да не содержится! В день, когда вы убили самурая, прямой путь на запад, очевидно, считался для вас запретным направлением. Вот вы, светлейший, и поскакали сначала на юго-запад, к селению Хигаши, а оттуда — на северо-запад, назад к перекрестку! А в день, когда вы изволили застрелить несчастного мальчишку, западное направление, очевидно, несчастливым не оказалось. Вот вы и поехали прямо к перекрестку, только Судзаку по пути обогнули.
Очень меня еще занимало, почему вы непременно стараетесь бросать тела убитых на перекрестке. Но учитель Нагахара объяснил мне и это. Оказывается, в давно минувшие дни люди наивно верили, что призраки боятся и избегают дорог! Чушь, кстати, полная, — из личного опыта могу вам сообщить: призраки на дорогах чувствуют себя как рыбы в воде. Но вы-то полагали, что бедная неупокоенная душа на перекрестке особенно растеряется. Еще бы, столько дорог, и все ведут в разные стороны! Вот и решили вы оставить тела самурая и мальчишки именно на перекрестке, где сходятся несколько дорог, дабы мстительные духи убитых не нашли вас и не начали преследовать. Ибо как отыщет призрак своего убийцу, если не знает, где дом его?
Все, решил Кадзэ, хватит болтать, пора действовать. Без малейшего предупреждения он резко отклонился влево, выхватывая меч. Манасэ отреагировал незамедлительно — вновь натянул тетиву и спустил стрелу. Но пока он делал это, Кадзэ снова отклонился — на сей раз в другую сторону. Его движение влево было всего лишь ловушкой, ловко расставленной, дабы заставить князя выстрелить именно в том направлении, в каком, полагал он, окажется враг к моменту, когда стрела долетит до цели. Вместо того чтоб остаться слева от Манасэ, Кадзэ, спустя лишь долю секунды, стремительно перенес вес на правую ногу. Стрела, пролетая мимо, лишь вскользь царапнула левый рукав его серого кимоно, — а он уж вырвал катану из ножен.
