Моджахеды, которые шли впереди, теперь остановились в недоумении, глядя на темнеющий проем между скал, из которого они только что вышли. Затрудняюсь сказать, какие мысли им лезли в голову, но только их течение прервал пулеметчик Батаев, который находился на правом фланге группы, где командовал сержант Орлов. Он-то и отправил Батаева на запасную позицию, прикрывавшую правый склон нашей горы. Батаев, несмотря на то, что служил первые полгода, был парнем очень устойчивым в психологическом плане, действовал всегда спокойно и уверенно. Так и в этот раз он не спеша залег на позиции, установил нужный прицел и открыл огонь из своего ПКМ по колонне духов, остановившейся на дороге. Моджахеды, выйдя из оцепенения, заметались. Часть их осталась лежать, остальные успели укрыться, кто в русле, идущем вдоль дороги, а кто за изгибом невысокого холма, на котором мы занимали позицию в первую ночь. Спустя некоторое время, видимо оценив обстановку, командир или мулла духов, вооруженный мегафоном, стал вдохновлять их на атаку. Он что-то вопрошал, а остальные отвечали ему хором. В конце, доведя боевой дух подчиненных до нужной кондиции, обладатель мегафона решительно «каркнул», видимо отдав команду. Толпа человек в тридцать-сорок устремилась наверх по склону навстречу огню Батаевского пулемета. Боевой пыл сразу остыл и атака захлебнулась. Откатившись назад под прикрытие холма, духи стали готовиться к очередной атаке. Всего их было пять или шесть. В ходе четвертой или пятой пробежки на гору, духи смогли засечь позицию наглого пулеметчика, но Батаев сменил ее и скрытно ушел на запасную. На том направлении ни один дух не прошел.

Пытаясь огнем поддержать атаки своих, ударила безоткатка группы проводки, установленная на противоположном склоне у выхода из ущелья. Она сделала еще несколько выстрелов, но огонь ее был редким и не эффективным. Видимо у них было мало снарядов и они не видели в темноте цель. Вообще в ходе этого боя я понял, что всегда надо располагаться не на вершине горы, а значительно ниже. Противник, не видя в темноте откуда по нему ведут огонь, чисто психологически начинает стрелять по вершине горы, поскольку это единственное, что он отчетливо видит. Глупо стрелять просто в огромную черную гору, хотя именно в результате такого огня можно было случайно в кого-то попасть.

Как нас учили в училище, нанеся основное огневое поражение противнику, я дал команду прекратить огонь, запустив зеленую ракету, но сразу пожалел об этом. Подгруппа захвата, которая во главе со мной должна было выдвинуться к машинам «для захвата образцов вооружения, документов, техники и пленных», была буквально прижата шквалом огня мятежников, наконец обнаруживших хоть какую-то цель. От бредовой идеи идти к машинам я сразу отказался, да и позицию пришлось сменить. Налетов позже рассказывал, как его напарник — молодой сапер Михайленко, заменив пустой магазин, по ошибке вставил с трассерами, лежавший в нагруднике для возможной необходимости дать целеуказание. Стрельнуть он успел только раз, после получил от Налетова в ухо и огонь прекратил. Но ДШК начал методично, подобно гигантской пиле, спиливать слой за слоем валун, за которым они лежали, пока пулемет не подавил Фролов. Береженого Бог бережет и, нещадно матерясь, саперы переползли в другое место.

Интенсивность стрельбы духов со стороны дороги заметно ослабла, да и мои подчиненные стреляли только по видимому противнику, экономя боеприпасы. У передней машины хлопнула дверь. Я попросил Веригина, вооруженного ночным биноклем, посмотреть, что там происходит. «Пачка» взглянул в прибор и, не отрывая глаз от него, сообщил: «По машине кто то ходит». Я попросил его уточнить сколько там народу и зарядил подствольный гранатомет. Толик насчитал сначала троих, а когда духи взяли то, что им было нужно в кузове, и вытянувшись в две колонны, стали отходить, сказал, что всего их шестеро. Взглянув в бинокль, я увидел в зеленоватом свечении действительно шесть человек, которые что-то несли на плече и двигались ближе к берегам русла. Выбрав подходящий ориентир в виде одиночного куста, я отдал Веригину бинокль и прицелившись выстелил. Поскольку стрелял настильно, взрыв раздался через пару-тройку секунд после хлопка выстрела.

«Класс!» — воскликнул Толян. «Вы попали прямо в центр между ними», — прокомментировал стрельбу он. «Жди, сейчас встанут», — сказал я и зарядил следующую гранату. «Нет, не встанут», — сказал уверенно «Пачка», продолжая наблюдать в бинокль, — «По-моему Вы их насовсем убили». Я довольно крякнул, но на всякий случай отправил по тому же адресу еще одну гранату.

А в это время духи, наконец осознав тщетность атак на правый фланг, решили обойти группу и зайти в тыл нашему отделению АГС-17, которое воевало на левом фланге. Группа мятежников общей численностью человек десять-пятнадцать начала движение к своей цели вдоль тыльного подножья нашей горы. Их перемещения наблюдали разведчики подгруппы обеспечения и доложили об этом парторгу, предлагая открыть огонь. Однако Мавенко, испугавшись, категорически запретил открывать огонь, действуя по принципу: «Авось пронесет». Духи беспрепятственно вышли в тыл гранатометчикам, который прикрывали злосчастный пулеметчик Мамедов и снайпер Максудян. Увидев духов, первым покинул позицию Максудян. Оставшись один ретировался и Мамедов. Духи вышли в тыл гранатометчикам и открыли огонь. Ситуация была в апогее драматизма. Если бы не Фролов, который один схватив АГС, весящий в сборе под сорок кило, перенес его на новую позицию и в упор расстрелял духов, подошедших метров на сорок. Именно ему мы все обязаны жизнью. В противном случае духи, овладев их позицией, которая была господствующей на всей горе, нас бы «раскатали в папиросную бумагу».

Обо всем этом, я узнал только когда поднялся на вершину. Там меня и поднявшихся со мной бойцов поразил голос, идущий откуда то чуть ли не из-под земли: «Осторожно! Здесь стреляют!». Такое предупреждение в то время, когда стреляли везде, звучало странно, но мы присели, чтобы не проецироваться на фоне неба. Тут я увидел «картину, достойную пера». Голова и плечи Мовенко торчали из какой то норы у подножья трехметровой скалы, которая располагалась строго на вершине. Подойдя ближе и присмотревшись, я увидел что парторг снял с себя спортивный свитер, называемый в народе «олимпийкой», и наполнил его извлеченным в результате земляных работ грунтом. Та же участь постигла и РД-54, из которого были вытряхнуты патроны. Судя по всему, нора уходила под скалу. Как потом выяснилось, когда началась стрельба, Мовенко алюминиевой ложкой и консервной банкой вырыл эту нору в скальном грунте не более, чем за час. Все бы ничего и такое усердие в инженерном оборудовании позиций можно было только поощрить. Но то, что оборудовал парторг, на позицию в системе обороны группы никак не тянуло. Из этого чудо-укрепления, находящегося на вершине горы, можно было бы вести огонь только по воздушным целям. Мовенко оборудовал для себя не позицию, а убежище, где он и пребывал во время боя. Мне стало гадко и стыдно, что из норы торчит голова человека, носящего офицерские пагоны. Рядом стояли сержанты и рядовые, на лицах которых отразились те же мысли.

Часы показывали уже половину пятого. Абубикеров сообщил, что Корневские радисты начали «давить связь», сразу, как только мы завязали бой, но до сих пор связаться с Центром не смогли. Картина была ясной, как Божий день. По Союзной привычке Центровики спали ночью, как убитые.

Поговорив лично с Саней я сказал, несколько сгустив краски, что если он хочет выпить еще водки в моей компании, а не за помин моей души, пусть связывается с Центром и просит их прислать ко мне броню и вертушки. «Корня» уговаривать было не нужно, он и так все понимал.