— Одну минуту, мать. — Я приложил палец к ее губам.

К моему удивлению, она, как послушный ребенок, на мгновение перестала стрекотать. Я осторожно повернул ее к себе спиной и задрал майку. Старуха вскрикнула, словно на медицинском осмотре. Татуировка тигра начиналась где-то в области поясницы и поднималась вверх так, что зверь заглядывал ей через левое плечо. Интересно. Еще одна татуировка представляла собой детальный гороскоп. Обе выцвели и сморщились — не иначе были наколоты еще в подростковом возрасте. Я некоторое время изучал гороскоп, который, как и следовало ожидать, был написан на древнем языке кхом.

Больше мне там нечего было ловить, и я, попрощавшись, спустился по лестнице на землю. Уже внизу, глядя на развалюху на гнилых опорах, где жило черное безумие старухи, которая в это мгновение с треском захлопнула дверь, я испытал всепоглощающий гнев. На какие психологические кручи пришлось взобраться Дамронг, чтобы просто жить, вставать по утрам и верить в себя настолько, чтобы работать? Какая ее поддерживала нечеловеческая сила, что ей все удавалось с таким блеском и такой лихостью? Бейкер, Смит и Танакан, упиваясь ее очарованием, об этом, разумеется, не подозревали. Я кое-что понимал, но, наслаждаясь ею, тщательно скрывал свои знания от самого себя. И в этом очень походил на них — моих копий, моих братьев.

Деревня занимала на удивление большую площадь, потому что каждая семья владела небольшим участком, отделяющим ее от соседей. Некоторые дома были настолько богаты, что могли похвастать приютившимися под навесами грузовыми пикапами. Большинство из них еще не потеряли способность двигаться.

Все уже прослышали, что приехал чужак, полицейский, и на улицу высыпали оборванные ребятишки, чтобы откровенно на меня поглазеть. Однако никто не хотел разговаривать со мной на глазах у других. И я решил попытать счастья в соседнем с домом матери Дамронг дворе. Женщина в саронге сидела на корточках под длинным навесом и мяла в ступке пестиком зелень для салата из сомтана. Она покосилась на меня и, заметив, что я не отхожу от ворот, спросила:

— Вы уже поели?

— Нет еще.

— Поешьте с нами.

Я толкнул раздвижную железную створку. В то же мгновение откуда ни возьмись появились трое детей — младшему, по виду, не больше трех лет. Из дома на трясущихся ногах вышел согбенный старик лет восьмидесяти с бутылкой самогона. В спину ему что-то ворчала старуха. Медленной походкой к остальным подошла молодая женщина. Картина показалась мне почти точным повторением семьи Нок. Первая женщина, которой было лет пятьдесят, посмотрела на меня и, видя, что я не свожу профессионального взгляда с молодой, объяснила:

— Лечится.

— Яа баа? — спросил я.

— Ее второй муж торговал наркотиками. Полицейские застрелили его, но до этого он успел задурить ей голову этой дрянью. Половина мозгов размягчилась. В больнице для придурков собирались продержать ее семь лет, но я гарантировала, что справлюсь с ней дома. Вот, приходится платить за лекарства, иначе она совсем свихнется.

— Это ее дети?

— Все от разных отцов. Если бы не первая дочь, мы просто бы не знали, что делать.

— Ваша первая дочь работает в Крунг-Тепе?

Женщина отвернулась.

— Ну конечно.

Она начала раскладывать салат и поставила между нами плетеную корзину с клейким рисом. Я пожалел о своей бестактности и, скатывая большой комок риса, переменил тему.

— Я разговаривал с вашей соседкой.

— Знаю. Вы приехали сюда из-за Дамронг.

— Вы давно здесь живете?

— Всегда. Мы здешние. Это единственная земля, которой мы владеем.

Я решил не торопить события — пусть заговорит, когда посчитает нужным. Женщина обмакнула свой комок риса в красный от перца чили сок салата. Какое-то время она молча жевала, затем заговорила:

— Так вы полицейский. Расследуете убийство Дамронг. У их семьи очень плохая карма. — Она покачала головой. — Иначе как можно объяснить такую судьбу? Мы тоже бедняки, страдаем не меньше, чем они, но не дошли до такого. Остаемся порядочными людьми: ходим в храм, добродетельные, содержим дом в чистоте, не нарушаем закона. — Она помолчала и снова покачала головой. — До чего докатилась ее мать — даже дара речи лишилась. Ей уготован ад. А когда она оттуда выйдет, ей очень повезет, если удастся родиться человеком. Никогда не видела более темной и безнадежной кармы. Что люди творят со своими душами!

Словно из-под земли появилась карлица, заглянула в открытые ворота.

— Ты еще не ела? — спросила ее хозяйка.

— Нет. — Она присоединилась к нам, опустившись рядом на камышовый матрас. Спину она держала по-детски прямо.

— Он спрашивает о Дамронг.

— Знаю. — Карлица кивнула и посмотрела мне прямо в глаза, будто решив, что пора открыть правду. — Она обладала очень сильным духом при очень плохой карме. Вот почему родилась женщиной и стала членом этой семьи. Очень большая стойкость, очень сильный характер.

— Ее мать долго сидела в тюрьме, — заметил я.

— Да.

— На спине у нее под тигром кхмерские письмена.

— Да.

— Мне кажется, ее гороскоп выполнен в черных традициях. Уж не принадлежала ли она к какому-нибудь преступному культу?

— Принадлежала, — ответила карлица, не удостоив меня взглядом. Даже когда она обсуждала такую серьезную тему, ее взгляд пятидесятилетнего ребенка без устали кружил по дому, ребятишкам, всей этой гнетущей бедности. Улыбка не сходила с ее губ.

— Черное колдовство? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Лучше не думать, что творилось в их семье. Накликаем несчастье.

— Они использовали собственных детей?

— Да.

— Что вы можете сказать о ее брате?

Лицо карлицы впервые на мгновение затуманилось, но тут же прояснилось.

— Она его любила. Только благодаря ей он остался жив. Очень слабый был духом. Сам без нее, наверное, не выжил бы. — Она покосилась на меня. — Знаете, как умер ее отец?

— А как умер ее отец? Почему бы вам не рассказать мне?

— Очень нехорошо говорить о такой насильственной смерти. — Она дотронулась до моей руки. — Я невозвращенка.

Странно было слышать это особенное буддийское выражение из уст женщины, которая скорее всего была продуктом шаманского культа. Но когда индусы принесли в Таиланд буддизм, местный анимизм впитал много его элементов. И теперь люди вроде карлицы нередко рассуждают о невозвращении. Буддийские монахи, считающие, что достигли этого уровня, очень боятся совершить просчет, из-за которого им снова придется возрождаться во плоти. Ведь даже одно неуместное слово способно нарушить их планы существования вне тела.

В деревне следует соблюдать определенные правила приличия. Закончив есть, я тут же поднялся и еще раз внимательно глянул на карлицу.

— Заставили смотреть детей. Обоих. Чтобы не стали такими, как отец, — начала она, не глядя на меня. — Девочка была уже большая и могла выдержать — я уже говорила, она росла очень сильной, — а вот брат…

— Они наблюдали, как умирал их отец?

Карлица поднесла палец к губам. Когда я уходил, хозяйка настойчиво окликнула меня, словно забыла сказать что-то важное.

— Понимаете, они были кхмерами. Вообще не тайцами.

На главной улице мне повезло остановить пикап, и за сто бат меня согласились довезти до ближайшей автобусной станции. Шофер оказался лучшим из всех возможных типов сельского жителя: молчаливым, набожным, честным. Он меня совершенно отвлекал, и в окружающей тишине в моем мозгу не прекращался бесконечный круговорот мысли…

1. Рожденная в карме, о которой страшно подумать, ты решаешь проспать всю жизнь.

2. Мать не оставляет выбора: хочешь не хочешь — беги под слоном.

3. Безжалостность и злость по крайней мере вызывают реакцию общества в отличие от хорошего поведения, которое ведет к рабству и голоду. Прожиточный минимум обеспечивают только секс и наркотики. Ты видела свет.