– Ты не должна была остаться одна! Ты просто была ленивой. Не делала никаких усилий.

Кем это он себя воображает? Может быть, ее матерью? Он бы еще сказал, что у нее замечательные волосы и что она обладает яркой индивидуальностью!

– То есть как это «не делала никаких усилий»? А что, по-твоему, я должна была делать? Стоять голой посреди улицы с высунутым языком и с табличкой «Вы найдете здесь то, что ищете»? Я хожу в пабы, на вечеринки. Я даже записалась в агентство знакомств.

Последние слова Полли произнесла с вызовом. Ей потребовалось настоящее мужество, чтобы записаться в это агентство. Некоторое время назад она даже помыслить не могла, что такое с ней может случиться. Она знала, что думает Джек. То же самое, что и все думают в таких случаях. Как грустно. Как удивительно. Какая жалкая участь. Никогда бы не подумал, что онаокажется в такой безнадежной ситуации. Через несколько месяцев после записи в агентство она добралась до конкурса «Брак тысячелетия». Этот факт она скрывала, как нечто постыдное и темное. Не разболтала о нем ни единой душе. А потом в один прекрасный день решила выступить с прямо противоположной позиции. Выступить как одинокий человек. Одинокий человек, который пытается решить эту свою проблему. С тех пор у Полли вошло в обыкновение рассказывать об этом всем людям подряд при каждом удобном случае.

Например, в магазине: «Два килограмма моркови, пожалуйста, грейпфрут, и, между прочим, я записалась в агентство знакомств».

Или на работе: «Все правильно, но перед тем, как мы выступим с докладом о гендерной дискриминации в ясельном воспитании, все должны узнать, что я записалась в агентство знакомств».

Идея заключалась в том, чтобы, открыто принимая свое положение, преодолеть смущение и стыд. Чтобы ее гордая честность научила людей видеть в ее решении этой проблемы разумную попытку справиться с ответами на социальные вызовы в обществе с возрастающей фрагментарностью. Эта тактика, разумеется, не сработала, но Полли продолжала стойко ее придерживаться.

– Агентство знакомств! – произнес Джек тем же тоном, к какому обычно прибегала ее мать. – Это же сумасшествие! Ты просто ребенок!

– Знаешь, Джек, чтобы быть одинокой, вовсе не обязательно иметь три головы, жевать не переставая чеснок и иметь сезонный билет на «Речные танцы». Нужно только одно – быть одинокой. Встречаться со множеством людей, с которыми тебя сталкивают обстоятельства, и ни с одним из них не вступать ни в какие отношения.

Полли знала, что ее нельзя назвать непривлекательной. Она не была социально неприспособленной. Она просто была одинокой. И к ее удивлению, те мужчины, с которыми знакомило ее агентство, были точно такими же. Такими же одинокими, как она. Вся беда заключалась в том, что этот факт повисал в воздухе при каждом новом знакомстве как какое-то ядовитое облако. Обычно Полли сидела и думала: вот, он совсем неплохо выглядит, у него даже хорошие манеры… но он же одинок! Почему он одинок? Она чувствовала себя не в силах преодолеть непроизвольно возникшее подозрение, что, в отличие от нее, этот человек вряд ли является безвинной жертвой переменчивой судьбы и что, скорей всего, для его одиночества имеются веские основания.

Разумеется, Полли была достаточно реалистичной, чтобы не понимать, что объект ее подозрительности почти то же самое думает о ней. Даже одиночество клеймило одиночество. Те самые люди, которые лучше других знали, что для того, чтобы быть одинокой, вовсе не обязательно быть психопаткой или последней мегерой, особенно остерегались других одиноких людей. Так везде и всегда поступают изгои всех мастей, которые научились презирать себе подобных.

– Полли, – сказал Джек. – То, что ты пошла в агентство, это сумасшествие. Мир просто переполнен жаждущими одинокими мужчинами твоего возраста!

– Джек, мне сейчас столько же лет, сколько было тебе, когда мы были вместе. Подумай об этом. Когда ты был жаждущим одиноким мужчиной моего возраста, ты не искал себе одинокую незащищенную женщину за тридцать, ты соблазнил семнадцатилетнюю девушку!

Да уж, она его здорово отбрила, без всякого сомнения. Он залпом опустошил свой стакан и снова его наполнил.

– Господи, Джек, я надеюсь, что ты не за рулем!

Он был за рулем, но решил рискнуть. Его выдержка и мужество ему изменяли. Откровение о том, что Полли до такой степени одинока, стало для него шоком. Многие годы он считал, что только он одинок. А Полли он всегда представлял устроенной и счастливой, живущей в каком-нибудь прочном и замечательном союзе. Например, в браке с университетским профессором или с членом парламента. Разумеется, его шпион докладывал ему, что Полли живет одна, но это еще не значило, что она одинока.

О, как бы ему хотелось излечить ее от одиночества! Схватить ее в охапку прямо здесь и сейчас и сделать счастливой навеки! И тем не менее он не мог этого сделать – причем по тем же самым причинам, по каким покинул ее в первый раз. Тогда он не упустил свой шанс и выбрал свой путь.

– Я люблю пить, – сказал он. – Это помогает принимать моральные решения.

– Моральные решения? Какие моральные решения?

Джеку не хотелось объяснять.

– Никакие, – ответил он.

– Какие моральные решения? – настаивала Полли. Раньше Джек никогда не интересовался вопросами морали.

– Знаешь, всякий вздох, который делает человек, является моральным решением, разве не так?

– А разве так?

– Я думаю, что так.

Полли не могла себе даже вообразить, что имеет в виду Джек.

– Я хочу сказать, что это как «быть или не быть», разве не так? – объяснил он. – То есть я думаю, что здесь и правда должен быть вопрос.

– Я просто не вижу, в чем он заключается.

Полли была поражена, что Джек так серьезно задумался о морали.

– А я не вижу, почему ты этого не видишь, – ответил Джек, – принимая во внимание, каким морально ориентированным человеком ты всегда себя представляла.

– Я никогда не представляла себя ничем, – ответила она.

– Каждую минуту, когда мы решаем остаться в живых, мы совершаем моральный выбор. Потому что наше существование всегда влечет за собой последствия, как камень, брошенный в воду. Все, что мы едим, пьем, надеваем, – все в том или ином смысле является продуктом эксплуатации.

Конечно, Полли об этом знала, но ее впечатлило, что это открылось теперь и Джеку.

– Чтобы стать аморальным, необязательно быть сексуальным туристом и в «третьем» мире дурно обращаться с детьми, – продолжал Джек. – Достаточно купить ковер или спортивную сорочку. Или открыть банковский счет. Или заполнить бак своей машины сжиженным газом.

– Да, конечно, само собой разумеется, – отвечала Полли. – В том и состоит обязанность каждого потребителя – противодействовать или минимизировать эту эксплуатацию…

Джек засмеялся. Его смех прозвучал презрительно.

– Противодействовать. Минимизировать. Это слова для трусов и идиотов. Мне кажется, что единственный настоящий моральный поступок, который человек может совершить в подобных печальных обстоятельствах, – это убить себя.

Наконец удалось! Нож был посажен на крючок!

Очень медленно, нежно, со всевозможным старанием и предосторожностями Питер принялся извлекать на поверхность свою добычу, дюйм за дюймом протаскивая проволоку сквозь железную решетку сточной канавы, с азартом наблюдая за блеском своего обожаемого лезвия.

И вот наконец нож у него в руках! Он снова принадлежит законному владельцу! Питер сел на мокрый бордюрный камень и принялся его изучать. Он складывал лезвие, поглаживал рукоятку, как будто это был маленький послушный зверек, снова пробовал его открыть. Нож работал превосходно, безукоризненно, лезвие выскакивало из рукоятки, как живое, с привычным в таких случаях щелчком. За время, проведенное в канаве, любимец Питера ничуть не стал хуже.

Еще одна машина завернула за угол, но на этот раз Питер даже не шелохнулся. Он остался там, где сидел, в сырости и грязи. Теперь, после того как он вернул себе нож, он чувствовал себя абсолютно неуязвимым.