– Даже если мир все еще полон слабоумных неандертальцев, это не значит, что нам следует жить, сообразуясь с их правилами, и действовать в их пользу.

Джек начал подыскивать убедительные аргументы. Почему-то ему было очень важно, чтобы Полли поняла его точку зрения.

– Слушай, Полли, если парень, который занимается строительными работами на улице, вдруг зацепится глазами за твою задницу, ты рассвирепеешь, не так ли?

– Ну, положим…

– Ты рассвирепеешь. Ты захочешь его проучить. Например, сбросить с лесов и хорошенько наподдать по заднице. А может, даже слегка вразумить, приперев к стенке грузовиком. Ну так вот, мужчинам тоже не нравится, когда на их задницы смотрят с вожделением, но, в отличие от вас, они по этому поводу сразу же кое-что предпринимают. Они набрасываются на парня, который их зацепил. И ты не сможешь управлять армией, если мужики в ней либо сосут друг друга, либо друг друга бьют.

Разумеется, все это звучало разумно. Полли всю жизнь приходилось выслушивать реакционные аргументы, которые всегда звучали очень разумно. Вот почему им тем более надо было давать отпор. Даже если часы показывают 3.15 утра. Даже если случилось такое мистическое происшествие, как внезапная материализация из небытия через шестнадцать лет экс-любовника. У Полли была своя линия поведения. Пусть иногда это бывало затруднительным и всегда скучным, все равно ее точка зрения заключалась в том, чтобы неукоснительно противостоять этому стихийному расизму, сексизму и гомофобии.

– Люди должны учиться себя сдерживать, – сказала она.

У Джека тоже имелись свои принципы. Они заключались прежде всего в том, чтобы ни при каких обстоятельствах не оставлять это ханжеское либеральное словоблудие без ответа.

– Ну что ж, крошка, и ты, и твои люди могут продолжать на это надеяться!

Полли была поражена горечью его тона.

– Я и «мои люди»? – переспросила она. – Какие еще люди, Джек? У меня нет никаких людей! Что ты имеешь в виду? Зачем ты меня притягиваешь к каким-то людям? Никто из них вообще не связан с моим бизнесом.

Полли не была уверена даже в том, что Джек ее слышит. Он выглядел очень странно. В его глазах появилось что-то такое… Ей показалось – настоящая злость.

– Разве ты не знаешь, кто идет вслед за ними? Пацифисты!

– Ну при чем тут пацифисты?

– Черт возьми, пацифисты в армии! А почему бы и нет? Какая-нибудь женщина-конгрессмен вдруг провозгласит, что пацифисты тоже имеют право служить в армии. И тогда армия, по существу, должна будет их поддерживать! Создать программу привлечения их в свои ряды! Чтобы, не дай бог, конституционные права американских пацифистов не были ущемлены…

Лицо Джека стало красным. В первый раз он стал выглядеть на свой возраст. Находящийся в смятении пожилой мужчина, ведущий себя вызывающе.

– Меня совершенно не интересует твой параноидальный бред, Джек. Я хочу знать, почему…

Но с тем же успехом Полли могла говорить сама с собой.

– Чертова конституция! Эта губка впитывает в себя все, чего бы кто ни пожелал. Она похожа на Библию. Каждый может заставить ее работать на себя. В конституцию можно вписать все что угодно. В один прекрасный день Конституционный суд провозгласит, что конституция неконституционна, и Соединенные Штаты взорвутся! Они просто исчезнут с лица земли!

– Очень хорошо! Я рада! – Полли чувствовала себя усталой. В семь сорок пять утра ей надо было выходить на работу. – Джек, я не могу продолжать с тобой сейчас этот разговор. Мне завтра надо идти на работу. Может быть, мы как-нибудь встретимся в другой раз…

Джек понизил голос. Он произнес спокойно и твердо:

– Я же тебе сказал, Полли, что у меня в распоряжении только эта ночь. Утром я уезжаю.

Он посмотрел на Полли так, словно этим было сказано все. Словно Полли могла этим удовлетвориться или смириться без возражений (чего, естественно, она делать не собиралась).

– Ну тогда иди! Уходи! Я не хочу, чтобы ты здесь оставался. Я не просила тебя сюда приходить!

Джек не сдвинулся с места. Он так и остался стоять посреди комнаты и смотреть на нее.

– Я остаюсь, Полли! – сказал он, и в первый раз Полли почувствовала некоторую нервозность. Что-то с Джеком было не так, он был так напряжен.

– О'кей, оставайся, конечно, оставайся, если тебе так хочется, но… Но нельзя же сваливаться на голову через шестнадцать лет и два месяца и вести разговоры о сексуальной политике и конституции… Это… это просто глупо.

Джек тоже выглядел усталым.

– Ты сама всегда любила поговорить о политике, Полли. Что изменилось? Неужели для ваших людей не осталось в жизни ничего достойного, что стоило бы обсуждать?

Казалось, он говорит это скорей с грустью, чем со злобой. Тем не менее, Полли не собиралась поддаваться на эту грусть.

– Джек, никакого отношения я не имею ни к тебе, ни к твоим нерешенным проблемам, – сказала она спокойно. – У нас с тобой было только мимолетное знакомство, причем много лет назад. Мы даже живем в разных странах! На разных континентах!

– Политика интернациональна, как ты сама любила говорить, – сказал он и улыбнулся этому воспоминанию. – Ты вычитала это в той карикатурной политической книжке «Начальное руководство для тех, кто хочет стать полным болваном».

– «Марксизм для начинающих»

– Это одно и то же.

Полли вспыхнула при воспоминании о том, какой же она была наивной. Она действительно давала Джеку экземпляр «Марксизма для начинающих». Разумеется, это не значило, что сама она была в состоянии его осилить. Огромные цитаты из «Капитала» не становились для нее понятнее оттого, что в углу страницы было маленькое изображение Карла Маркса. Это был некий жест, попытка цивилизовать его. Круг чтения Джека ограничивался спортивными газетными страницами, и она мечтала его политизировать. Она фантазировала, что однажды придет в лагерь мира под ручку с Джеком и скажет своим подругам: «Я поимела одного врага! Я его перевоспитала!» Она воображала, что, заставив потенциального убийцу детей увидеть свет правды, она станет знаменитостью, можно сказать – звездой движения за мир. Этот случай мог стать единственным в мире: хищник превратился в вегетарианца.

– Разве я не была маленькой идиоткой с горящими глазами? – сказала она.

– Ты когда-нибудь читала «Историю Второй мировой войны» Черчилля? – спросил Джек. Обмен книгами превращался в двусторонний процесс.

– Не надо шутить, Джек! В ней же около пятидесяти томов!

– А что, разве Маркса читать легче?

Теперь они оба принялись смеяться. Ни один из них совершенно не изменился с тех пор. Они по-прежнему не сходились во мнениях ни по одному вопросу, кроме одного.

– Я хотел, чтобы ты стала частью моего мира, Полли, точно так же как ты хотела, чтобы я стал частью твоего, – сказал Джек. – Ты ведь не единственная на свете, кто пережил разочарование. Я верю, что по-своему любил тебя так же сильно, как и ты меня.

Самое ужасное открытие для Джека состояло в том, что он продолжал любить ее до сих пор.

– Этого просто не могло быть, – тихо ответила Полли, избегая смотреть Джеку в глаза. – Иначе ты бы меня не бросил.

– Это неправда, Полли. Я должен был уехать. Я солдат. Я допускаю, что в любви вел себя не очень хорошо. Мне было очень трудно жить с этим. Но любовь к тебе захватила меня всего без остатка, и даже сверх того.

В то время как Джек с Полли в Лондоне боролись со своим прошлым, в Соединенных Штатах разыгрывалась другая драма страстей и роковых измен. Мужчина и женщина вдвоем сидели в столовой, сохранившей следы былого великолепия двадцатилетней давности. На восточном побережье наступило обеденное время, и супружеская пара уже более часа сидела над своими тарелками, не чувствуя при этом ни малейших признаков голода. Стоящая перед ними еда давно остыла. Она не притронулась к своей вообще. Он сделал слабую попытку что-нибудь проглотить, но ограничился тем, что нервно поковырял вилкой в своей застывшей подливке.