– Как же ты все это рассказал? – не унималась Руська.

– Не знаю, сам не знаю. Словно вспомнил давно забытое, словно и не мои уста все это сказали, – вздохнул молодой воин. – Мне даже кажется, что и не я это говорил вовсе.

– Не ты? – ухмылка скользнула по губам девушки от невольных мыслей, что их единственный защитник, кажется, сошел с ума.

– Да нет же! – сердито выкрикнул Провид, словно прочитал ее мысли. – Нет, со мной все в порядке. Просто, – он на секунду запнулся, – я думаю, что сам Черный Князь через меня говорил. Он уже не может сам что-либо сказать людям и очень боится забвения, ибо чувствует, что теряет свою силу, когда память о нем слабеет.

– Значит, он призрак, если сила его в людской памяти, – вдруг успокоившись, уверенно заключила Руська, – мне ведун рассказывал, что это те, кто застрял между Навью и Явью, и им просто надо помочь завершить свой земной путь, чтобы их души смогли вновь когда-нибудь явиться в мир Яви.

– Просто помочь, – передразнил отрок, – вот, как явится Черный Князь, будет тебе просто.

– Не явится, – девушка задорно блеснула глазами. – Время призраков – это ночь, а сейчас уже утро.

И вправду, черный факел ночи почти совсем догорел, и остатки тьмы стекали под покровом тумана на дно оврагов и земляных расселин, прячась в тени кустов, деревьев и валунов. Боярышня оглянулась на бледно-серое предрассветное небо и, собравшись с духом, дотронулась до руки отрока:

– Смотри-ка, скоро совсем рассветет, еще немного, и Ярило бросит свое огненное копье в край земли, чтобы открыть путь Свету. Ты же сам сказал, что говорил за Черного Князя. А раз он не может говорить сам, значит, он из мира Нави. Пришедшие оттуда совершенно не выносят солнечного света, я это знаю точно. Так что никакой Черный Князь к нам не придет!

Провид оглянулся на полоску светлеющего неба, и лицо его прояснилось. Спина выпрямилась, умные цепкие глаза воина быстро скользнули по туманным бледным силуэтам тянувшихся вокруг холмов.

– Надо осмотреться, – бросил он коротко и направил коня к вершине холма, поднимавшему свою длинную горбатую спину по другую сторону реки тумана, медленно текущей по дну извилистой низины.

Девушки последовали за ним. Они быстро поднимались вверх. Но едва они выехали на вершину холма, как тут же увидели впереди, совсем недалеко, на гребне другого такого же холма четкие силуэты всадников.

– Назад! – сдавленным полушепотом выкрикнул молодой воин, резко поворачивая и пришпоривая коня.

Девушки, как испуганные птицы, метнулись за ним следом. Они снова нырнули обратно в медленное кипение серой туманной реки. Все это они проделали так быстро, что кто-нибудь, случайно увидевший их со стороны, принял бы мелькнувшие тени за блуждающие призраки степей, рожденные в уставшем мозгу путника, утомленного долгой и однообразной дорогой.

«Не заметили, не заметили», – как заклинание шептала девушка. На это очень бы хотелось надеяться, но, когда Руська, привстав на стременах, обернулась, то увидела сквозь прядь разметавшихся на скаку волос, как кровавым сполохом порозовело небо там, где виднелись силуэты чужих всадников. Боярышне это показалось дурным знаком, но она ничего не сказала, стараясь поспевать за отроком, который совершенно стряхнул с себя оцепенение от общения с тенью Черного Князя и двигался теперь быстро и уверенно, погоняя коня и оглядываясь рыщущими глазами готового к бою воина.

Они мчались по извилистому руслу туманной реки, чувствуя, как на плечи им ложатся взбаламученные и разорванные в клочки серые космы тумана, заботливо укрывая их от чужих глаз. Но ощущение нарастающей тревоги, тем не менее, от этого не исчезало, а только росло, словно следом за ними, в этом же сером тумане, летела черная тень самой смерти. Провид все время беспокойно оглядывался, хотя ничего не мог разглядеть в круговерти темно-серых вихрей. Низинка, по которой они скакали, тем временем углубилась и сузилась, превратившись в овраг с хлипким, тоненьким ручейком на самом его дне. Это Руська поняла, когда ей в лицо полетели мутные брызги. Еще через какое-то время овраг резко сузился и углубился, словно огромная невидимая рука погрузила их на дно глубокого колодца. Стало темно. Высокие крутые берега оврага подступили совсем близко, как будто громадные земляные ладони великана пытаются раздавить всадников. Однако, если девушки чуть-чуть испугались, то молодой воин, напротив, успокоился и замедлил бег своего коня. Так они ехали некоторое время в сгустившемся полумраке, словно снова очутившись под сенью ночи.

Вдруг впереди замерцал бледный мутноватый свет, и вскоре они очутились на небольшой лужайке. Здесь крутые склоны оврага резко обрывались, а крохотный ручеек, бежавший по его дну, соединял свое едва различимое течение с течением небольшой речушки. Место их слияния обозначал топкий ярко-зеленый пятачок травы, окруженный разросшимся рогозом. Тут же степная дорога откуда-то сверху сбегала к речушке. Здесь явно был брод, потому что по ту сторону речки снова начиналась разбитая пыльная колея, которая шла вверх по склону холма.

У брода молодой воин остановил коня. Руська уже хотела его что-то спросить, как он предостерегающе поднял руку, словно желая прислушаться. Легкий свистящий шелест скользнул где-то поверху, над их головами, и в тот же миг раздался тупой чмокающий звук. Руська оглянулась по сторонам и вдруг увидела, что Провид медленно валится на лошадиную гриву, а в шее отрока торчит, мелко подрагивая, длинная черная стрела.

Нежка грубо оттолкнула свою госпожу и ринулась к раненому воину, но конь отрока вдруг всхрапел и резкими скачками рванулся через брод на другую сторону речки. Едва испуганное животное выскочило из воды на серый истоптанный песок степного пути с редкими темно-зелеными розетками придорожной травы, как тотчас так же внезапно остановилось, тряхнув жесткой, словно вскипевшей от испуга, гривой. Раненый со стоном повалился на землю. Через минуту над ним уже склонилась расторопная Нежка, пытаясь увидеть его рану и хоть как-то помочь ему. Она слегка приподняла тяжелое непослушное тело, насколько ей позволяла это сделать ее девичья сила, и повернула отрока на бок. Окровавленный песок, прилипнув коркой к плечу и шее воина, скрывал под собой рану, но обломок стрелы, торчащий у самого края ворота кольчуги, безошибочно указывал, куда смерть нанесла свой удар.

– Его не спасти? – всхлипнула Руська, преклонив колени рядом.

Нежка, ничего не отвечая, выхватила из рукава платок и попыталась остановить им кровь, непрерывно сочившуюся из раны. Платок тут же стал липким, пропитавшись густой, темной кровью. Провид вдруг открыл глаза. Мгновение они, словно подернутые пеленой, бессмысленно смотрели на девушек. Потом, как будто невидимая рука сдернула эту пелену, и очи отрока прояснились. Собрав все силы последним нечеловеческим напряжением воли, он устремил свой взгляд на Руську, словно пытаясь что-то сказать. Боярышня наклонилась ниже. В тот же миг отрок выдернул из рук Нежки прижатый к шее окровавленный платок и, протянув его Руське, заговорил:

– Отдашь Черному Князю и ска...

Речь его внезапно оборвалась, глаза сделались стеклянными, а тело, став вдруг непомерно тяжелым, безвольно повалилось на серый песок.

– Боже мой, он умер! – вскричала боярышня.

С выражением полного отчаяния на лице она вскочила на ноги и, глядя на бездыханное тело широко раскрытыми испуганными глазами, стала потихоньку отходить в сторону

– Стой, куда ты? – окликнула ее служанка. – Ведь он тебе же велел взять платок.

При одном упоминании об окровавленном платке и без того бледная Руська побледнела еще сильней и вздрогнула. Лицо Нежки потемнело от гнева, она вырвала из бессильно раскрывшейся руки воина платок и кинулась за своей хозяйкой. Руська бросилась бежать от кровавого платка, словно за ней гналась сама тень Черного Князя. В одно мгновение она оказалась у своего коня и испуганной птицей взлетела в седло. Еще не поймав удила, девушка пришпорила коня что есть силы, пытаясь с места пустить его в галоп. Конь рванулся вперед и вдруг, словно споткнувшись, упал на колени подломившихся передних ног. Не ржание, а страшный предсмертный крик вырвался из лошадиной глотки. Руська с размаху повалилась на жесткую конскую гриву и увидела прямо перед своими глазами торчащую из лошадиной шеи стрелу с тонким и длинным древком черного цвета. В том месте, где стрела уходила в лошадиную плоть, зияла огромная, чуть ли не с ладонь величиной, рассеченная рана, из которой ключом била густая пенящаяся кровь. Сколько раз раньше отец показывал Руське разные стрелы, объясняя их назначение, и она никак не могла ничего запомнить, но теперь в ее голове, словно хорошо заученный урок, мелькнуло, как само собой разумеющееся: «Вот так бьет стрела-срезень». Зачем эта мысль всплыла в ее мозгу, девушка и сама не понимала, ибо, оцепенев от ужаса, безвольно наблюдала, как ее руки и платье окрашиваются горячей лошадиной кровью с пряным дурманящим запахом.