Отбросив волосы назад, Саймон подумал: не уйти ли ему, пока еще не поздно, от этих дверей? Стишком уж настойчиво ворвалась Ярдли в его жизнь, чтобы ждать от этого добра. Уверения, что она не хочет больше иметь с ним дело, только возбудили его желание видеть ее. А она, вместо того чтобы прогнать его, согласилась, чтобы он пришел к ним на обед. Он всегда думал, что его тип женщины — это существо, которое целиком и полностью во всем с ним согласно, а вовсе не фурия, способная вонзить нож в спину, стоит лишь отвернуться. К тому же Ярдли слишком предана Мими и памяти своего деда, чтобы он мог доверять ей. Но хватило одного вечера, чтобы он возжелал разделить с ней все, что имеет. А это, по здравому размышлению, опасно.

Воображение его настолько воспалилось, что в мозгу поплыли образы прошлого. Перед внутренним взором явилась мама, поющая и улыбающаяся, увлекающая его и Гленна в свой танец. Даже в те дни, когда ей нечего было подать на стол, она способна была создать иллюзию, что они переживают самые лучшие времена.

Впрочем, для него это и было лучшим временем. Ведь потом она внезапно исчезла, и дом без нее опустел, лишился голоса и постоянного грохота рок-музыки, передаваемой с утра до ночи местной радиостанцией и принимаемой ее портативным радиоприемничком. А теперь он даже не знал, жива ли она еще. Если жива, то он надеялся, что она встретила человека, способного покупать ей красивые платья и водить на танцы каждый субботний вечер. Саймон помнил ее в вечных линялых джинсах и потрепанных свитерах.

Он пытался простить ей то, что она бросила их, потому что был тогда слишком юным, чтобы понимать, что именно произошло между его родителями. Но она не должна была забирать с собой его маленького братца, навсегда разлучив их. Вот этого он простить ей не мог…

Дверь открылась, и Саймон, вмиг забыв все свои мысли, уставился в красивое лицо Ярдли. Ее золотистые волосы светились под светом лампочки, а синие глаза стали еще синее от темно-синего цвета свитера, подчеркивавшего белизну и нежность ее кожи. Его тело напряглось от одного взгляда на нее. Всю ночь и весь день он пытался убедить себя, что не захочет ее опять, а сейчас вдруг понял, как смешны и нелепы были эти уговоры.

— Я слишком рано? — спросил он, поскольку она все еще молчала.

— Нет-нет, как раз вовремя. — Она отступила немного и добавила: — Проходите, Саймон.

Блай обрадовался тому, что она назвала его по имени, хотя особенной сердечности в ее голосе не было. Он вошел в дом и увидел малыша, неотступно следующего за ней. Дом излучал тепло и смешанные запахи мебельной полировки, горящего дерева и соблазнительных ароматов стряпни, доносящихся с кухни. И все же, несмотря на уют, приветливо зовущие в свои лона кресла, массивную старинную мебель, великолепные бра, украшающие стены, канделябры и вышивки, он чувствовал себя здесь неловко, ни на минуту не забывая, что этот дворец — прибежище Джеррида Киттриджа и его клана. А он-то всегда воображал себе, что такой человек должен жить в некой темной пещере, как великан-людоед. Но великана не было, а была Ярдли, которая смотрела на него, как маленькая птичка, оказавшаяся лицом к лицу с рысью.

— Хэлло, Кэйси, — приветствовал он малыша, выглядывающего из-за нее. — Я тебе что-то принес. — В глазах Ярдли вспыхнула искорка интереса. Он подмигнул ей, чем немало ее смутил. — Это там, за дверью. Сейчас принесу.

Саймон вышел и тотчас вернулся с огромной пустой тыквой, глазастой и ухмыляющейся [4]. Он испытывал некоторую неловкость, что притащил ее сюда. Но смущение его вмиг испарилось, когда он увидел, как восторженно загорелись глаза малыша и как весело тот захлопал в ладоши.

— Селина сказала, что вы обожаете такие вещи.

— Я уже, кажется, говорила вам, что Селина слишком много болтает, так что нечего ее особенно слушать.

— Прямодушие вашей сестры так освежает… Ну, ладно, тогда я вынесу свое подношение за порог.

Ярдли придержала для него дверь. Саймон вытащил тыкву из дома и вернулся, обнаружив, что она стоит все там же и ожидает его. Он тоже постоял, потом сказал:

— Прошу прощения, не сочтите за любопытство, но мы что, так и будем здесь стоять?

Она откинула со лба непослушную прядь волос.

— Нет, что вы! Вы тут устраивайтесь поудобнее, а я пойду помогу Селине на кухне. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Такая обидно-холодная вежливость.

— Нет, спасибо, не беспокойтесь.

Саймон уселся в кресло и решил, что постарается совсем не думать о том, что произошло между ними вчера. Просто сидел и вдыхал приятные запахи домашней стряпни. Все, что он мог, это следить за Ярдли, восхищаясь ее прелестными движениями, нежным выражением ее лица, когда она разговаривала со своим племянником. Расслабившись, она становилась прехорошенькой. Но, заметив, что он наблюдает за ней, сразу же насупилась, потеряв естественность, которая так красила ее.

Он понимал, что у нее были причины для столь настороженной сдержанности. Их знакомство весьма недружественно началось с ее незаконного вторжения, ей пришлось пережить довольно неприятные минуты его гнева и даже издевки, которые были вызваны ее действиями. А потом эти ошеломляющие, захватывающие дух минуты на поле для гольфа. Его жаркая сила стремилась наполнить своим естеством ее недра. И это желание не покидало его и теперь. Ему никогда уже не забыть ни упоительной радости видеть ее нежные черты, искаженные страстью, ни своей уверенности, что только он смог зажечь в ней эту страсть и заставить ее пережить невероятные мгновения экстаза.

Ох, чего бы он только не сделал для этой женщины, если бы она только позволила ему! Они были бы сказочно счастливы, если бы она преодолела свою приверженность к пережиткам, все еще сохраняющимся в Новой Англии, и то высокомерие высших классов, наличие которого он подозревал в ней. К тому же Мими, вероятно, с самых юных лет вбивала ей в голову, что любовные утехи могут радовать только шлюх, а пристойные женщины просто терпеливо исполняют свой супружеский долг.

Неужели она ненавидит его только за то, что он составил конкуренцию фирме «Коллекция Киттриджей», которая не имела прежде конкурентов? А может быть, просто потому, что он не принадлежит к разряду респектабельных мужчин, выбор одного из которых с удовольствием одобрило бы ее семейство?..

Восседание за длинным обеденным столом с зажженными свечами и ведение неспешного разговора о погоде приводили Саймона в бешенство. Ему бы счесть вчерашнее событие просто приятным приключением и благополучно заняться своими делами, а он метался все утро как сумасшедший и теперь вот приперся сюда.

— Еще картошки, Саймон?

Он поднял глаза и увидел над фарфоровой чашей, в которой исходил паром картофель, улыбающееся лицо Селины.

— Нет, спасибо, я уже сыт. Все было очень вкусно, особенно тушеное мясо. Интересно, кто его приготовил?

Отставив чашу, Селина проговорила невинным голосом:

— Саймон, бросьте притворяться, будто вы не догадываетесь. Да Ярдли превзошла сама себя, готовя воскресный обед.

Та, чуть не поперхнувшись молоком, быстро поставила чашку на стол, после чего воззрилась на сестру. Селина улыбнулась ей как ни в чем не бывало. Ярдли схватила с коленей салфетку, смяла ее и швырнула на скатерть, после чего повернулась к Саймону и раздраженно сказала:

— Все это готовила Селина, я и пальцем ни до чего не дотронулась!

Саймон встретил ее взгляд.

— Но я не для того пришел сюда, чтобы выяснять, умеете ли вы готовить.

Селина встала из-за стола и критически осмотрела Кэйси, сидевшего рядом с ней на стуле с подложенной стопкой телефонных книг. Затем склонилась к нему и развязала тесемки его передничка.

— Ты посмотри только, как ты весь перемазался. Самое время искупать тебя и уложить спать. — Она подхватила его на руки и направилась к лестнице. — Ребята, вы как-нибудь обойдетесь без меня несколько минут?

Как только она скрылась наверху, Ярдли встала, придвинула стул к столу и спросила: