Опьяненные разбоем и поджогом усадьбы трое мародеров были вне себя от бешенства и сражались как одержимые. Сначала Дункан бился с одним, потом сразу с двумя. Джейкоб взял на себя третьего. Воздух оглашался звоном клинков и площадной бранью, смысла которой ни Дункан, ни Джейкоб не понимали.

Услышав первый вопль, Бет бросилась бежать к поляне и очутилась там в тот самый миг, когда Дункан отшвырнул от себя жилистого верзилу. Его лицо пересекал кровавый шрам, и он орал во всю глотку. Упав возле догорающего костра, он схватил валявшийся рядом пистолет, украденный им из усадьбы. Его глаза злобно сверкнули, когда, приподнявшись, он прицелился Дункану в спину.

— Дункан! — завопила Бет и выстрелила.

Пуля попала головорезу прямо в голову. Но на Дункана наступал уже другой парень, помоложе. Он неплохо фехтовал и чуть было не рассек Дункану плечо. Выхватив из рук убитого пистолет, Бет крикнула по-французски:

— Стоять! Стреляю в первого, кто сдвинется с места!

Ни Дункан, ни Джейкоб не поняли ее слов, но зато их противники поняли отлично и моментально опустили свои шпаги. Они видели, как женщина только что убила их товарища, и не отважились оказать ей сопротивление.

Дункан бросился к Бет. Положив руку ей на плечо, он привлек ее к себе, радостно рассмеявшись:

— Помилуй Бог, Бет, ты не перестаешь меня удивлять!

— Я же говорила тебе, что прекрасно стреляю.

Джейкоб во все глаза уставился на девушку. Он никогда не встречал женщин, которые могли бы вести себя так: с каждой секундой он испытывал в ее присутствии все больший и больший трепет.

Бет взглянула на стоящих перед ними мародеров — трясущихся от страха, с поднятыми вверх руками. Джейкоб поспешно обезоружил их. Стащив с убитого рубашку, он кинжалом разрезал ее на несколько лоскутов и вместе с Дунканом связал разбойников по рукам и ногам, туго прикрутив их спиной друг к другу.

Глаза Бет сверкали от ненависти, когда она, стоя с заряженным пистолетом в руках, следила, чтобы ни один из пленных не пошевелился. Эти негодяи были среди тех, кто поджег дом ее бабушки… Рука девушки сжала пистолет. Ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь из них оказал сопротивление.

— Бет, мы должны кое о чем спросить их, — Дункан положил ей руку на плечо. — Я представляю, что ты сейчас чувствуешь. Но, убив этих негодяев, ты все равно не вернешь сожженной усадьбы. И, что самое главное, они не смогут вывести нас на след твоего отца.

Бет кивнула. Дункан был как всегда прав.

Она спрятала пистолет в кобуру. И в ту же секунду гнев, пылавший в ее сердце, угас, и она стала думать лишь о том, что ей предстоит сделать — спасти отца. Девушка смотрела на пленников. В их глазах не было ничего, кроме ненависти. Они ненавидели ее так же, как она сама ненавидела их, хотя прежде они никогда не встречались. Казалось, в самом воздухе Франции было разлито безумие.

— Кто-нибудь из вас знает, где сейчас находится Филипп Больё? — спросила она по-французски.

Один из мародеров, маленького роста, плюнул Бет под ноги, но ничего не ответил. Вытащив свою шпагу, Дункан приставил острие к его горлу, а Бет снова заговорила по-французски:

— Повторяю еще раз, — ее голос дрожал от гнева. — Кто из вас знает, куда упрятали Филиппа Больё?

Ей никто не ответил. Дункан надавил на острие шпаги, из горла мародера потекла струйка крови, он завопил что есть силы:

— Не знаю, не знаю! Клянусь, не знаю! Я простой крестьянин. Они мне ничего не сказали. Но уж он-то знает. — И кивком головы он указал на связанного вместе с ним человека.

— Трус! — заорал второй разбойник. — Предатель! Комитет будет судить тебя: уж мы-то отыграемся на твоей подлой шкуре!

— Но комитет, — не повышая голоса, злорадно заметила Бет, — находится не здесь. — Она спокойно подняла пистолет и прицелилась в бочкообразную грудь второго мародера. — Здесь нет комитета, но есть я. Отвечай, где они его держат.

Ее спутники переглянулись. Глаза девушки пылали смертельной ненавистью, и Дункан опасался, как бы она не убила разбойника прежде, чем они выудят из него нужные сведения. Но Бет продолжала допрос:

— Так ты готов умереть, лишь бы ничего не сказать нам? Считаю до трех. И учти, я стреляю без промаха.

— Сегодня Больё повезли в Бастилию вместе с другими подлыми аристократами, которых поймали друзья народа.

И Бет представила эту страшную тюрьму, которая видела столько страданий. У нее разрывалось сердце при мысли о том, что там может оказаться и ее отец.

— В Бастилию?

Громила вскинул голову и с презрением посмотрел на Бет.

— У нас достаточно сил, чтобы захватить ее и освободить наших товарищей. А на их место мы посадим твоих друзей-аристократов. Похороним их заживо, как они поступали с нашими.

Бет с трудом сдерживала себя, глядя в лицо, пылающее лютой ненавистью. Ее пальцы крепче сжали пистолет. Достаточно просто нажать на курок — и она освободит и себя и Францию от этого мерзавца.

— Кто дал вам право выступать вместо Бога? — проговорила она хриплым шепотом.

— Это право нам дал народ! — крикнул француз. Напружиниваясь, он попытался разорвать связывавшие его путы. Его сверкавшие от злобы глаза были почти безумными. — Потому что Бог посмеялся над вами, слышишь ты, проклятая аристократическая сука.

— Эй, ты, — ровным голосом произнес Дункан, не переставая усмехаться. — Я понял, что ты сказал. — Острием шпаги он провел длинную, тонкую полосу на горле мародера. Выступила кровь. И громила, судорожно глотая воздух, замолчал. — Придержи-ка язык. В следующий раз порез будет глубже.

Хотя француз не понял ни единого слова, до него дошел язык шпаги. Его напускная храбрость улетучилась, и он смотрел на Дункана, дрожа от страха.

Бет положила руку на плечо Дункана.

— Мы должны как можно скорее попасть в Париж, — сказала она. — Этот француз сказал, что сегодня моего отца повезли в Бастилию. Он все еще жив!

Дункан вложил шпагу в ножны, однако знаком указал Джейкобу, чтобы тот пока не прятал свою, и спросил Бет:

— Что ты собираешься делать с пленниками?

Ей и в голову не приходило, что решение предстоит принять ей, и она удивленно воскликнула:

— Почему я?

Дункан развел руками:

— Они же твои пленники.

Хотя ему и не хотелось бы при этом присутствовать, он понимал, что Бет имеет право на отмщение, что она имеет право убить их, если сочтет это нужным. Это право давали ей не современные законы, а тс, которые человечество выработало еще много тысячелетий назад.

Искушение было велико, и слова: «Убейте их» — едва не сорвались с губ Бет. Но она не поддалась подымающейся в ней темной волне безумия. Она не станет уподобляться осатаневшему сброду. Убийством ничего не решить.

— Пусть остаются здесь связанными. Ведь у нас уже есть лошади. Если их кто-нибудь освободит, что ж, на то воля Божья.

— Ну и прекрасно, — рассмеялся Дункан и направился к лошадям, жестом приказав Джейкобу следовать за ним. Мародеры кричали им вслед, осыпая их проклятиями, значение которых понимала только Бет.

По мере того как Бет, Дункан и Джейкоб приближались к центру Парижа, на улицах становилось все многолюднее.

Никто не хотел оставаться в стороне. Все стремились к центру города. Бет было страшно смотреть на лица людей. В этих взглядах было что-то нечеловеческое. Они были словно волки, которые, отведав крови, жаждали упиться ею снова.

Они хотели вонзить зубы в тело еще живой монархии.

Стараясь избежать опасности, Дункан повел своих друзей менее оживленной дорогой. Спешившись, они шли рядом со своими лошадьми, крепко держа их за поводья. Воры, осмелев, рыскали теперь по улицам с невиданной прежде наглостью.

Дункан осмотрелся. Где-то неподалеку раздался рев все прибывающей толпы. Взглянув на Бет, Дункан покачал головой:

— Я предпочел бы, чтобы тебя здесь не было.

Ярость толпы могла достичь такого накала, что обезумевшие люди могли наброситься на любого. И Дункан знал это. Он хотел только одного — поскорее узнать что-нибудь об отце Бет и выбраться из этой толпы. Похоже, мародеры сказали правду: в этот жаркий июльский день Бастилия должна пасть. Судя по настроению парижан, так оно и должно случиться. Дункан передал поводья Джейкобу. То же самое сделала и Бет.