— Я взял все, что ты просил, Дункан.

Бет вопросительно посмотрела на Дункана:

— Разве Джейкоб тоже поедет с нами? Ты ничего мне об этом не говорил.

Дункан кивнул, беря своего коня за поводья.

— Нам нужен еще один клинок. И еще один пистолет. Хотя ты мне и говорила, что ты меткий стрелок, я еще не видел, насколько хорошо ты стреляешь.

Бет действительно была метким стрелком, но ей вовсе не хотелось целиться в живого человека.

— Возможно, этого и не потребуется, — прошептала она.

Джейкоб, услышав голос девушки, оглянулся и в недоумении уставился на Бет:

— Это вы, мисс?

Вид у него был такой, словно он увидел привидение.

Бет расхохоталась, увидев, как лицо парня вытянулось от изумления. Его замешательство объяснялось ее теперешней одеждой. Для долгого пути верхом на лошади юбки были бы неудобны, и Бет позаимствовала у Томми рубашку и штаны. Он был вис себя от счастья, получив за свою поношенную одежду золотую монету, и с радостным криком побежал к матери, чтобы показать ей свою добычу.

— Ну конечно, это я, Джейкоб.

Джейкоб медленно обошел ее кругом, словно хотел удостовериться, что это и впрямь она.

— А почему на вас одежда Томми?

Бет видела, что глаза Дункана смеются. Когда она вошла в конюшню, он ничего не сказал, всем своим видом показывая, что ее одежда ничуть его не удивляет. Хотела бы она знать, что он обо всем этом думает. Дома ее обычно бранили, когда она так одевалась. Но ей мужская одежда нравилась.

— Юбки годятся для гостиных и долгих прогулок в лунные ночи, а не для быстрой верховой езды, когда приходится подолгу не слезать с коня, — ответила она Джейкобу.

Дункан окинул взглядом ее фигуру. Штаны в обтяжку смотрелись на Бет очень соблазнительно.

— О твоем новом наряде можно много чего сказать, — усмехнулся он.

От взгляда Дункана ее охватил такой жар, что она отвернулась, опасаясь, как бы Джейкоб не догадался о том, о чем ему не следует знать.

Выведя лошадей во двор, они увидели, что там собралось много народа.

Заплаканная Сильвия поцеловала Бет на прощание и тотчас поспешила укрыться в объятиях Сэмюеля.

— Поручаю вам заботу о ней, — сказала Бет Сэмюелю. Тот в ответ рассмеялся довольным смехом.

— Клянусь вам, что она не останется на меня в обиде, — пообещал он, заглядывая в лицо Сильвии.

Бет уже хотела вскочить на коня, но заметила Джона, который тоже пришел проститься с ними, и спросила:

— Как здоровье вашей жены и ребенка?

— Благодаря вам с ними все в порядке. — Джон сжимал в ладони какой-то маленький предмет. — Вот, возьмите.

На ладони у нее оказался маленький, изящно вырезанный золотой крестик на тонкой и длинной золотой цепочке. Подняв глаза на фермера, Бет сказала:

— Я не могу принять этот подарок. — И попыталась вернуть ему крест. Но Джон оттолкнул ее руку.

— Прошу вас, мисс! Чем еще я могу отблагодарить вас за все то, что вы для нас сделали? Надеюсь, этот крестик защитит вас в путешествии. — Джон истово перекрестился. — Мы будем за вас молиться…

Бет с благоговением повесила цепочку на шею.

— Спасибо, Джон.

— Это я должен вечно благодарить вас, — ответил он и отступил с поклоном.

Пора было отправляться в путь. До наступления темноты им предстояло преодолеть немалое расстояние. Бет ловко и грациозно вскочила на коня.

Дункан посмотрел на нее с гордостью. Это была великолепная женщина, и горе тому мужчине, который попытался бы укротить ее.

Он скомандовал:

— В путь.

Если у Дункана поначалу и оставались какие-либо сомнения относительно умения Бет ездить верхом, то они сразу же рассеялись, когда он увидел, как она скачет, сливаясь с конем в единое целое.

Подъехав к ней ближе, он крикнул, перекрывая свист ветра и топот копыт:

— Похоже, ты родилась в седле!

Бет неслась галопом по дороге, окаймленной омытыми недавним дождем изумрудно-зелеными раскидистыми деревьями, и ветер развевал ее золотистые волосы. Услышав похвалу Дункана, она улыбнулась.

— Моя мать всегда очень огорчалась, когда я ездила верхом по-мужски. — Она вздохнула. — Ее огорчало все, что я делала.

Хотя мать и дочь любили друг друга, у них не было общих интересов. Дороти Больё никак не могла понять странное, на ее взгляд, поведение дочери. А что ее мать упорно желает всегда оставаться в тени жизни, Бет удивляло и раздражало.

— С моими сестрами маме повезло больше.

До сих пор Дункану как-то не приходило в голову, что у нее в семье есть еще кто-нибудь, кроме отца. Поскольку он сам был единственным сыном у матери, то и о Бет думал как о единственном ребенке. Услышав про сестер, он спросил:

— И много у тебя дома таких, как ты?

Бет объехала низкую ветку, которая наверняка застряла бы у нее в волосах, и ответила:

— Таких больше нет, но у меня есть еще три сестры. Они хорошенькие, послушные, большие рукодельницы — не то что я. — А про себя подумала «Правда, при этом безнадежно скучные и глупые».

— Готов поклясться, что не стоят тебя одной, — крикнул Дункан.

— Ты первый мужчина, который думает так, — ответила Бет, и ее губы изогнулись в довольной улыбке.

Дункан пристально посмотрел на нее. Если то, что она сейчас сказала, правда, то он не только первый мужчина, который овладел ее телом, но и первый, кто поцеловал ее. Эта мысль наполнила его сердце ликованием.

— Вот и хорошо! — крикнул он и, пришпорив коня, обогнал Бет.

Но она не собиралась от него отставать: ей не нравилось, когда ее обгоняли.

Она не стала спрашивать, что он имел в виду, когда крикнул: «Вот и хорошо!». Несомненно, этот возглас был порожден его мужским тщеславием. Бет знала, что мужчине нравится, когда у той или иной женщины он бывает первым, а Дункан был у нее первым. И — хотя этого она ему никогда не скажет, — станет для нее последним. Потому что другого такого, как он, она никогда не встретит. Таких больше нет. А те, кто похуже, ей не нужны.

Поэтому у нее никого никогда больше не будет. Ведь Дункан не останется с ней. Он не из тех мужчин, которые готовы на всю жизнь связать себя с одной женщиной. Как пчела, перелетающая с цветка на цветок, чтобы собрать мед с каждого, он навсегда останется свободным. В глубине души она понимала это так же хорошо, как понимала саму себя.

Погода им улыбалась: она оказалась куда лучше, чем Дункан мог предположить. Он хорошо знал местность, помнил все кратчайшие пути. Они останавливались только для того, чтобы дать отдых лошадям. Будь ее воля, Бет вообще бы не делала привалов. Потеряв столько времени, она изо всех сил старалась наверстать упущенное и боялась, что погода опять может испортиться и помешает им переправиться через Ла-Манш.

Пришпорив коня, Дункан опять нагнал Бет, как это он делал уже дюжину раз с тех пор, как они выехали.

— Ты скачешь так быстро, словно за тобою гонится сам дьявол.

От ветра у нее прерывалось дыхание, и она вынуждена была кричать, чтобы он ее расслышал:

— Насколько я знаю, дьявол впереди. Во Франции.

— Откуда ты это знаешь?

— Читала в газете.

— Но почему же тогда ваш отец поехал в такую опасную страну? — крикнул ей на скаку Джейкоб.

— Потому что он добрый человек, а добрые люди поступают так, что их убивают. Потому что его мать, моя бабушка, и его незамужняя тетка остались в Париже, и он о них беспокоился, — ответила Бет, повернувшись в седле, и снова вспомнила, как она умоляла отца не уезжать. — И еще потому, что если где-то люди берутся за оружие, то отец полагает, что именно там он нужен больше всего. — Бет повернулась к Дункану и, обращаясь к нему, произнесла, словно извиняясь: — Во время нашей революции мой отец сражался против вас…

Дункан покачал головой:

— Во время революции я не сражался, а грабил американские корабли и тем самым помогал англичанам. Но действовал я, конечно, в интересах своей семьи.