— Если Элор умрет, умрет надежда! Айрин не изменится, она останется жестокой! Она обманывает вас, ставры. Сначала она уничтожит наследницу, затем вас!

Ставры зашумели. Если слова вождя и возымели эффект, то не столь сильный, как он ожидал.

— Почему ты так защищаешь ее, Мечедар? — вышел вперед Остроклык. — Что она для тебя? Не довольно ли того, что мы терпели рядом с собой аллери, а теперь должны рисковать ради нее?

— Ты же не боишься аллери, Остроклык! — парировал Стас. — Ты был смел, когда убивал фермеров, а когда пришли воины, ты испугался.

— Я их не боюсь! — проревел уязвленный ставр.

— Мы не о том, Мечедар, — сказал старый Крепкорог. — Все просто: стоит ли девчонка того, чтобы умереть за нее или нет. Будь она ставром, я не выдал бы ее ни за что, как не выдал бы никого из тех, кто меня окружает…

Стасу стало страшно.

— …но она — не ставр.

— Если мы не выдадим ее и поможем ей, Элор отблагодарит нас. Если ей удастся занять трон Ильдорна, она дарует ставрам свободу! Она обещала мне это и повторит хоть сейчас! Я верю ей!

— Может, это и так, Мечедар, — проговорил Лютоглаз. — Но я не знаю, каким образом она займет трон. Сила у Айрин, и ее обещания более весомы.

Ставры загудели, поддерживая следопыта:

— Выдать — и дело с концом!

— Выдать ее!

Кто-то побежал в сторону пленницы, и Стас ринулся следом:

— Стоять!

Вслед за вождем ставры потекли на уступ у подъемника.

— Я не отдам ее аллери! — Стас встал рядом с растерянной Элор и вытащил меч. — Клянусь, не отдам!

Почуяв его ярость, ставры отхлынули. Стас огляделся: подъемник был в нескольких шагах. Огромная пустая бадья болталась в воздухе.

— Мечедар, что ты делаешь? — спросил Древоруб. Никто не ожидал от вождя такого, и ставры не знали, что делать. Стас инстинктивно понял: надо спешить. Он схватил Элор за руку, подтащил к подъемнику.

— Что ты собираешься делать?

Удар рукоятью меча по морде заставил Остроклыка покатиться по земле. Ставры в растерянности взирали на происходящее.

— Хотите выдать ее, выдайте и меня! — крикнул Стас. — Айрин будет рада убить нас обоих!

— Мы не хотим выдавать тебя, но скажи, зачем она тебе, Мечедар? Зачем она всем нам? — Лютоглаз подступал все ближе, и Стас боялся, что дюжий ставр набросится на него.

Отступать было некуда. За спиной обрывалась скала.

— Говори, Мечедар! — сказал зверолов. — Ты что-то скрываешь. Я видел, как ты часто разговаривал с этой аллери. О чем?

— Он что-то скрывает! — злобно крикнул Остроклык.

Несколько шагов отделяло от сжимавшегося кольца. За спиной судорожно дышала Элор.

— Держись за веревку и не бойся, — он подтолкнул ее к бадье, и Элор схватилась за веревку, в ужасе глядя вниз. — Она выдержит!

Прежде чем кто-либо успел что-то сказать, он выбил запор с противовеса, и бадья заскользила вниз. Элор вскрикнула, но Стас знал: конструкция выдержит. Наполненная водой бадья весила больше, чем хрупкая девушка-аллери. Они могли остановить падение, лишь заклинив механизм, но между ним и ставрами стоял Стас.

Снизу раздался плеск. Все, она свободна! Он широко улыбнулся, и неожиданная улыбка остановила надвигавшихся соплеменников.

— Зачем ты это сделал, Мечедар? — спросил Лютоглаз.

Стас дернул рычаг, и возвращенная камнем-противовесом бадья взлетела наверх.

— Затем, что я ее люблю.

Простые слова сковали готовых схватить его ставров — те словно примерзли к скале. Он? Любит? Аллери? Глядя на изменившиеся лица, Стас подумал: скажи он всю правду о себе — поверят больше, чем в это.

— Скажете Айрин, что она сбежала! Или — что я ее отпустил!

Ставры переглядывались. С исчезновением предмета спора их решимость пошла на убыль. Что же делать теперь — читалось в их глазах.

— Простите меня, — сказал Стас, отступая к веревке. — Я не мог иначе.

— Мечедар…

— Если вы мне не верите, я не могу быть вашим вождем. Прощайте.

Он схватился за веревку и прыгнул, стараясь не смотреть вниз. Противовес, рассчитанный на бадью с водой, почти не действовал, и Стас почувствовал, как кишки похолодели и подскочили к горлу. Но кричать было поздно. Он обрушился в реку вместе с бадьей и чудом не разбил об нее голову. Отфыркиваясь, вынырнул и вспомнил о мече. Нельзя его терять! Стас снова нырнул и увидел лежащий на песчаном дне клинок. Превозмогая течение, доплыл и подобрал меч. Где же Элор?

Он выбрался на берег и побежал вдоль реки, рассчитывая, что девушка пойдет туда же. Он угадал. Через пару минут Стас увидел карабкающуюся по склону Элор и поспешил за ней. Быстро же она бегает!

— Эло-о-ор!

Она обернулась и замерла. Стас махнул рукой и взобрался за ней. С холма был виден лагерь на горе. Погони не было.

— Я иду с тобой! — объявил он, едва приблизившись.

— Ты оставил их ради меня?

— Я хочу быть с тобой, Элор, мне неважно, буду я вождем или нет!

Мир размылся и исчез. Исчезли ставры и лагерь. Они были одни, и у ног их лежал весь мир. В груди горячо бухало. Стас не знал, что можно так любить: проваливаясь в ничто, не слушая и не слыша, не говоря, не думая — просто чувствовать и жить этим чувством.

Она смотрела на него:

— Когда я была во дворце, меня охраняли, мне прислуживало множество людей, и я думала, что это преданность. Но нет равного тебе в преданности, Мечедар. Никого. Как жаль, что ты не человек!

— И мне жаль.

Стас был безумно рад. Пусть опасность, пусть нелегкий путь, но они снова вдвоем! Он протянул руку, и Элор приняла ее. Ее узкая ладошка утонула в трехпалой лапе Мечедара.

— Идем, — сказал он.

Идя рядом с ней, Стас чувствовал, что становится другим. Он уже стал им. В старом мире он жил одним, здесь — совсем другим. Ни карьера, ни деньги, ни мечты о новой машине или Канарах… Как это глупо! Неужели он, Стас Колодников, столько лет жил этим бредом? Работал, ничего не производя, любил, ничем не рискуя… Пусть он в чужой шкуре и ходит по краю — но здесь хочется жить, как никогда и нигде.

Когда гора безрогих скрылась из глаз, беглецы устроили привал. Стас очень надеялся, что ставры не станут преследовать их, в противном случае у них не было шансов. Лютоглаз мог выследить кого угодно.

— Ты знаешь, куда идти? — спросил он.

— Да. У меня есть карта.

— Карта? — изумился Стас. — Откуда?

— Я нарисовала ее. — Элор сунула руку за пазуху и извлекла скрученный в трубочку свиток.

— Когда ты успела?

— А чем еще было заниматься в лагере? Кусок бумаги я нашла среди вещей Мортерна, перо и тушь — там же. Ставрам все это не нужно. Сидела и рисовала. У отца была подобная карта, в детстве я любила рассматривать ее и хорошо запомнила.

Стас бережно взял в руки плотную коричневатую бумагу, развернул. Несмотря на схематичность, изображения горных гряд, холмов, рек и обитающих животных были весьма красивы, и Стас сделал вывод, что у Элор есть дар к рисованию, чего нельзя было сказать о нем. Будучи обладателем пятипалой человеческой руки, Стас никогда не мог изобразить что-либо сложнее овала или квадрата и завидовал тем, кто мог рисовать, пусть на уровне газетных карикатур. Сейчас его здоровенная трехпалая кисть вообще не знала, как держать перо или ручку.

Судя по карте, долина ставров находилась на краю горного массива, настоящей горной страны, занимавшей всю нижнюю часть бумаги. Ильдорн, разумеется, располагался в центре вселенной. Из долины имелось три выхода: один на юге, ведущий в неизвестность (бумага обрывалась), другой на северо-запад и третий на восток. На западе простирались леса и холмы, там Стас увидел два города, столицы одноименных королевств: Сартус и Порта. Других городов не было, либо они были настолько мелкими, что Элор либо придворный картограф не стали их изображать.

Унголию он нашел на востоке. Один из проходов в горах вел в страну равнин и странных длинношеих животных, мастерски изображенных девушкой. Так, понятно. «Солнце на западе, значит, Ашхабад — на востоке», — вспомнился Стасу один из любых фильмов, и, держа в руках карту, он сориентировался по солнцу и в который раз вспомнил, что здесь все не так. Где здесь встает солнце, Стас знал, но где оно встает на карте?