С одной стороны, Авиенде было приятно знать, что Ранд ал’Тор будет ее, хоть и придется его делить. К Илэйн, конечно же, она не ревновала, а вот Мин… ее она совершенно не знала. Тем не менее видение вселяло уверенность. Но в то же время и беспокоило. Авиенда любила Ранда ал’Тора, потому что сама так решила, а не потому, что так ей было суждено. Разумеется, видение Мин не обещало, что Авиенда и в самом деле выйдет за него замуж, так что, возможно, сказанное ею Эмис могло оказаться не вполне верным. Да, Ранд будет любить трех женщин, и три женщины будут любить его, но вот получится ли у Авиенды выйти за него замуж?

Нет, будущее не было предопределено, что по какой-то причине вселяло в нее уверенность. Возможно, ей стоило испытывать из-за этого тревогу, но девушка была спокойна. Она вернет свою честь, а потом выйдет замуж за Ранда ал’Тора. Возможно, вскоре после этого он погибнет, а возможно, сегодня айильцы наткнутся на засаду и Авиенда падет от стрелы. Беспокойство ничего не решало.

Однако с тох все обстояло совершенно иначе.

– Я ошиблась, Хранительница Мудрости, – промолвила Авиенда. – Я сказала, видение означает, что я стану женой Ранда ал’Тора. Это не так. Мы все три будем любить его, а значит ли оно, что будет замужество, я наверняка не знаю.

Эмис кивнула. В этом не было тох – Авиенда исправилась достаточно быстро. Вот и хорошо. Нельзя, чтобы она навлекла на себя еще больше позора, чем уже заслужила.

– Ладно, – сказала Эмис, глядя на тропу перед собой. – Тогда обсудим сегодняшнее наказание.

Авиенда слегка расслабилась. Значит, у нее еще есть время выяснить, что она сделала не так. Судя по всему, мокроземцев нередко озадачивали айильские принципы наказания, но они мало что понимали в чести. Честь была не в том, чтобы быть наказанным, а чтобы принять наказание, и перенести наказание означало восстановить честь. В этом была суть тох – в добровольном принижении себя, дабы восстановить утерянное. Ей было странно, что мокроземцы не понимают этого; в самом деле странно, что они не следуют джи’и’тох инстинктивно. Что есть жизнь без чести?

Эмис не скажет Авиенде, в чем ее ошибка, – и правильно сделает. Тем не менее, размышляя над этим сама, Авиенда не добилась успеха, но если она отыщет ответ благодаря беседе, то стыдиться ей придется меньше.

– Да, – осторожно сказала Авиенда. – Я заслуживаю наказания. Время, проведенное в Кэймлине, могло сделать меня слабой.

Эмис фыркнула:

– Ты не стала слабее, чем когда носила копья, девочка. Я бы даже сказала, стала сильнее, и намного. Время, проведенное с твоей первой сестрой, оказалось важным для тебя.

Значит, дело не в этом. Когда Доринда с Надере пришли за Авиендой, то заявили, что ей нужно продолжить обучение. Но с тех пор, как Айил отправились в Арад Доман, Авиенде не дали ни одного урока. Ей поручали носить воду, штопать шали, подавать чай. Ей назначали то одно наказание, то другое, всякий раз разное, почти не объясняя, в чем состояла ее провинность. А когда девушка совершала нечто очевидное – вроде похода в разведку без дозволения, – суровость наказания всегда оказывалась несоразмерной с ее упущением.

Все выглядело так, будто наказание и было именно тем, чему Хранительницы Мудрости хотели ее научить, но такого не могло быть. Она же не какая-то мокроземка, которую нужно учить правилам чести. Что проку в бесконечных наказаниях непонятно за что – если только происходящее не означало, что Авиенда совершила очень серьезный проступок?

Эмис потянулась к поясу и отвязала что-то. В руке у нее оказался шерстяной мешочек размером с кулак.

– Мы решили, – сказала она, – что были излишне небрежны в своих распоряжениях. Время драгоценно, и у нас не осталось места для поблажек.

Авиенда постаралась скрыть удивление. То есть предыдущие наказания были мягкими?

– Поэтому, – сказала Эмис, протягивая девушке мешочек, – ты возьмешь вот это. Внутри лежат семена. Одни черные, другие коричневые, третьи белые. Сегодня вечером, перед сном, ты разложишь их по цветам и сосчитаешь, сколько семян каждого цвета. Если ошибешься, мы перемешаем их и ты начнешь заново.

Авиенда потеряла дар речи и сбилась с шага, едва не остановившись вовсе. Носить воду – это полезная и нужная работа. Чинить одежду тоже необходимо. Готовить пищу – не менее важное и нужное дело, особенно когда небольшой передовой отряд не брал с собой гай’шайн.

Но это… это же бессмысленный труд! Это не только бесполезно, это глупо. Подобного наказания заслуживали только самые большие упрямцы или те, кто навлек на себя самый большой позор. Это все равно что… почти как если бы Хранительницы Мудрости назвали ее да’тсанг!

– Затмевающий Зрение, – прошептала девушка, заставляя себя выровнять бег. – Что же я наделала?

Эмис бросила на нее взгляд, и Авиенда отвела глаза. Обе знали, что Хранительница Мудрости не станет отвечать на этот вопрос. Девушка молча взяла мешочек. Более унизительному наказанию ее никогда прежде не подвергали.

Эмис отбежала в сторону, присоединившись к прочим Хранительницам Мудрости. Авиенда стряхнула оцепенение, к ней возвращалась решимость. Должно быть, ее ошибка была намного серьезнее, чем она предполагала. Наказание, назначенное Эмис, свидетельствовало именно об этом.

Авиенда распустила завязки, раскрыв горловину, и заглянула внутрь. Там лежали три пустых маленьких мешочка из алгода, призванных облегчить сортировку, и они почти скрывались под тысячами крошечных семян. Цель подобного наказания заключалась в том, чтобы ее увидели за подобным занятием, дабы устыдить ее еще больше. Что бы девушка ни натворила, ее поступок оскорбил не только Хранительниц Мудрости, но и всех вокруг, даже если они – как сама Авиенда – об этом не ведали.

Означало же это только то, что она должна стать еще более решительной и стойкой.

Гавин смотрел, как солнце сжигает дотла облака на западе и как гаснут последние солнечные лучи. Туман вечной мглы оставался непроницаемым даже для солнца. Точно так же сумрачная пелена ночью скрывала от его взора звезды. Сегодня облака были неестественно высокими. Нередко в пасмурные дни тучи полностью скрывали верхушку Драконовой горы, но этот густой серый туман почти все время висел так высоко, что едва задевал ее зазубренный обломанный пик.

– Пора начинать, – прошептал Джисао, затаившийся вместе с Гавином на вершине холма.

Гавин отвел взгляд от заката и снова посмотрел на деревушку внизу. Там должно было быть тихо, разве что какой-нибудь добросовестный хозяин в последний раз перед сном проверит скот в загоне. Там должно было быть темно, разве что светилось в домах несколько окон, где при сальных свечах селяне заканчивали бы ужин.

Но там не было темно. Там не было тихо. Деревню озаряла дюжина факелов в руках у крепких фигур. В свете этих факелов и угасающего солнца Гавин мог разглядеть, что каждый из них был одет в черно-коричневую, ничем не примечательную форму. Гавин не мог разглядеть на солдатах эмблему из трех звезд, но знал, что она там есть.

Со своего отдаленного наблюдательного пункта Гавин смотрел, как несколько припоздавших жителей, выйдя из дома, направляются на небольшую площадь, к собравшимся уже там соседям. Вид у всех был встревоженный и испуганный. Жители деревни встречали вооруженных людей без радости. Женщины прижимали к себе детей, мужчины старательно опускали взоры. Всем своим видом они говорили: «Мы не хотим неприятностей». Несомненно, из других деревень до них доходили слухи, что эти захватчики вели себя мирно и дисциплинированно. Солдаты платили за то, что брали, юношей в рекруты силком не забирали и в войско вступать не уговаривали – хотя желающим и не отказывали. И в самом деле, очень необычная армия завоевателей. Но Гавин знал, что думают эти люди. Армию вели Айз Седай, и кто возьмется сказать, что нормально, а что странно, когда дело касается Айз Седай?