Фанвар прикрыл глаза, потом, стараясь успокоиться, глубоко вдохнул. Неужели ему этот гром почудился? Он сам его выдумал? Неужели он так постарел и потому с головой у него не все ладно, как в шутку вечно твердит Гаффин? Он открыл глаза.

И облака оказались тут как тут, нависнув будто над самым его домом.

Они словно бы разом прокатились по небосводу, собираясь обрушить свой удар, стоит только ему отвести прикованный к ним сейчас взор. Теперь тучи словно захватили все небо, проносясь вдалеке, обкладывая со всех сторон, громадные и грозные. Фанвар будто наяву ощущал, как под их тяжестью на него давит воздух. Он глубоко вдохнул внезапно отяжелевший от влаги воздух, и лоб у него покрылся испариной.

Облака смешались, мрак и чернота грозовых туч закрутились вокруг серебристых прожилок, содрогаясь от белых взрывов. Внезапно круговерть облаков, точно облачная воронка смерча, устремилась вниз, рванувшись было к Фанвару. Он вскрикнул, вскинул руку, словно бы заслоняясь от нестерпимо яркого свечения. Та чернота… Та безграничная, удушающая чернота… Она хочет поглотить его – он знал.

А потом облака пропали.

Выпавшая трубка с негромким стуком ударилась о настил крыльца, осыпав ступеньки тлеющим табаком. Фанвар даже не понял, как выронил ее изо рта. Мужчина растерянно всматривался в пустое голубое небо, понимая, что боится невесть чего.

Облака теперь снова клубились у горизонта, лигах в сорока от дома. Слышался слабый рокот.

Трубку Фанвар поднял дрожащей рукой – испещренной старческими крапинками, потемневшей от многих лет, что он провел в поле под солнцем. «Напридумывал себе всякого, Ренальд, – упрекнул он себя. – Стареешь, как пить дать, головой слабее становишься».

Его очень тревожило, каков будет урожай и будет ли он вообще. Всходов не было, что заставляло Ренальда нервничать. Хотя он и подбадривал сыновей преисполненными оптимизма словами, происходящее было неестественным. Хоть какие-то всходы да должны были уже взойти. Он же трудится на земле четыре десятка лет! Никогда так не бывало! Ячменю, чтобы дать всходы, не нужно столько времени! Чтоб ему сгореть, быть такого не может! Что вообще творится в мире в эти дни? Растения никак не пускали всходы, и тучи на положенном им месте усидеть не могут.

Усилием воли Фанвар заставил себя усесться в кресло. Ноги дрожали. «Да, и впрямь старею…» – подумал он.

Всю свою жизнь Ренальд работал на ферме, поливая землю трудовым потом. Заниматься земледелием в Пограничных землях непросто, но если трудиться упорно, то, выращивая хороший урожай, можно вполне неплохо жить. «У человека столько удачи, сколько он посеет в поле», – говаривал, бывало, отец Ренальда.

Что ж, в округе Ренальд слыл одним из самых удачливых и зажиточных фермеров. Дела у него шли так хорошо, что к своей ферме он прикупил еще парочку и по осени каждый год отправлял на ярмарку по тридцать фургонов. На него нынче трудились шесть крепких работников – пахали поля, следили за оградами. Однако и сам Ренальд не считал зазорным хоть каждый день пачкать ноги в навозе, дабы показать им, как нужно вести хозяйство. Хорошему фермеру нельзя оставлять дела без присмотра, не то глядишь – недолгий успех запросто погубит тебя.

Да, Ренальд возделывал землю, жил, как обычно говаривал его отец, теми плодами, что с нее пожинал. Как и всякий фермер, он кое-что понимал в погоде. Те тучи не были естественными. От них доносился приглушенный рокот – так зверь рычит во мраке ночи. Выжидая. Прячась в ближнем леске.

Фанвар вздрогнул, когда прогремел очередной удар грома, показавшийся слишком близким. Неужели эти облака – в сорока лигах отсюда? Как ему в голову пришла такая мысль? Теперь, приглядевшись повнимательней, он прикинул, что до туч, пожалуй, всего-то лиг десять.

– Нашел о чем думать, – пробурчал Фанвар себе под нос.

Собственный голос показался ему приятным на слух. Да, именно так. Как же хорошо услышать что-то еще, кроме того громыхания и редкого поскрипывания ставней на ветру. Вообще-то, он должен слышать и другие звуки – вроде как в доме Ауэйн готовит ужин…

– Ты устал. Вот и все. Просто устал, – пробормотал Ренальд и, сунув в жилетный карман два пальца, выудил оттуда кисет.

Откуда-то справа донеслось приглушенное громыхание. Сначала Фанвар решил, что это гром. Но громыхало как-то скрипуче и повторяясь. Это не гром – это постукивают и скрипят колеса.

И действительно, на востоке, на гребень Маллардова холма, въехал запряженный волами большой фургон. Тому холму Ренальд сам дал название. У каждого холма должно быть название. А коли дорога прозывалась Маллардовой, так почему бы не дать то же название и холму?

Фанвар, сидя в кресле, чуть подался вперед и, стараясь не обращать внимания на те тучи, пригляделся к фургону на вершине холма. Щурясь, он силился рассмотреть лицо возчика. Неужели Тулин? Кузнец? Что ему в голову взбрело – куда он едет, к тому же загрузив фургон едва ли не до небес? Он же еще должен выковать Ренальду новый лемех для плуга!

Хотя собратья по кузнечному ремеслу и сочли бы Тулина худым, он все равно был вдвое мускулистее большинства фермеров. Темные волосы и смуглая кожа выдавали в нем кровь Шайнара, да и брился кузнец по шайнарскому обычаю; впрочем, характерного для шайнарцев пучка волос на макушке он не носил. Может, корни семьи Тулина и уходят в Пограничье и среди его предков – множество закаленных воинов, однако сам Тулин от прочих простых селян мало чем отличался. В Дубовом Ручье, что в пяти милях отсюда, у Тулина была кузня. Ренальд с удовольствием коротал зимние вечера за игрой в камни с кузнецом.

Тулин постарел – хотя лет ему было куда меньше, чем Ренальду, но в последние зимы кузнец не раз заговаривал о том, чтобы уйти на покой. Кузнечное ремесло – не для стариков. Впрочем, не стариковское дело и на земле работать. Да вообще, есть ли ремесло, подходящее для стариков?

Повозка Тулина катилась по наезженной дороге, приближаясь к белой изгороди, которой был обнесен двор Ренальда. «А вот это странно», – подумал Ренальд. За фургоном на привязи шла вереница домашней живности: пять коз и две дойные коровы. В задней части повозки были привязаны клетки с черноперыми курицами, а сам фургон был доверху загружен домашним скарбом, мебелью, мешками и бочками. Юная дочурка Тулина, Мирала, сидела на козлах рядом с отцом и матерью – золотоволосой южанкой. Вот уже четверть века, как Галлана замужем за Тулином, а Ренальд до сих пор думает о ней как о «той девушке с юга».

Все семейство – в фургоне, а за фургоном идет их лучший домашний скот. Нет сомнений, куда-то уезжают. Но куда? Погостить к родичам? Играть с Тулином в камни Ренальд не садился вот уже… уже три недели. Да и не время по гостям разъезжать, весна на носу, и надо с севом торопиться. Кто-то же должен подновлять сошники и точить косы. Кто же этим будет заниматься, коли погас огонь в кузне у Тулина?

Пока Ренальд набивал трубку табаком, Тулин остановил фургон у изгороди. Худой седоволосый кузнец передал вожжи дочери, потом спустился с козел. Когда его ноги коснулись земли, в воздух взметнулись облачка пыли. Где-то вдалеке позади кузнеца по-прежнему собиралась гроза.

Тулин открыл калитку, шагнул во двор и направился к крыльцу. Вид у него был взволнованный. Ренальд открыл было рот, собираясь поприветствовать гостя, но тот заговорил первым.

– Лучшую наковальню я зарыл на старых грядках, там, где у Галланы клубника росла, – сказал рослый кузнец. – Не забыл, где это? Там же я припрятал и свои самые лучшие инструменты. Они хорошенько смазаны и уложены в крепкий сундучок, а для сухости в тряпки завернуты. Так что ржавчина до них не доберется. По крайней мере, какое-то время.

Ренальд закрыл рот, держа в руках наполовину набитую трубку. Если Тулин зарыл свою наковальню… М-да, это означает, что в планы кузнеца скорое возвращение не входит.

– Тулин, что?..

– Если я не вернусь, – сказал Тулин, посмотрев на север, – выкопай мое имущество и позаботься о нем. Ладно, Ренальд? Продай тому, кому они нужны будут. Мне бы не хотелось, чтобы по моей наковальне кто попало бил. А те инструменты я два десятка лет подбирал, ты же знаешь.