– Господи, пап, ты видел конец этой статьи?! – бушевал Сэнди.

– Видел, мой мальчик, – смущенно проворчал старик. – Но согласись, нет ничего удивительного в том, что они порылись в твоем прошлом и вытащили все, что могли, причем из всех, кто тебя когда-либо знал. В конце концов, Моргенштерн лауреат Нобелевской! Откуда им знать его подноготную? Вообще-то ты сам должен был им рассказать.

– И что? Это помогло бы? А кроме того, мне иногда кажется, что было бы лучше, если бы они кое до чего докопались без посторонней помощи. Но, наверное, даже пресса не всесильна.

– Послушай, все могло быть намного хуже.

– Да? Это как же?

– Взгляни на вещи с другой стороны, мой мальчик. Радуйся, что они не упомянули о Рошель.

– Да уж, – согласился Сэнди. – За это действительно надо благодарить Господа.

В начале третьей недели показатели крови во второй группе мышек, которых лечили по стэнфордской методике, внезапно резко улучшились.

Макс с Адамом не спешили делиться этой новостью – положительный результат мог оказаться неустойчивым. Но по прошествии двух суток стало ясно: иммунная система животных справилась с недугом.

Человеческая раковая опухоль оказалась побеждена в организме подопытных мышей, сыгравших роль суррогатных «пациентов».

Теперь у них появилась твердая уверенность в эффективности средства и в отношении самого пациента. Конечно, какой-то элемент сомнения сохранялся, поскольку полного цикла клинических испытаний, предусмотренных процедурами ФДА, этот препарат не проходил.

Зато у них имелось разрешение Белого дома.

Со всем великодушием, какое он всегда проявлял в отношении Адама, Макс Рудольф предоставил ему почетное право лично привезти в Вашингтон полученную сыворотку. Конечно, в вопросах научного знания и опыта Макс был непревзойден, но он счел, что возложение курьерских обязанностей на его лучшего ученика может сыграть психотерапевтическую роль.

От всех других учеников профессора Рудольфа Адама Куперсмита отличала необычайная сострадательность и почти истовое желание исцелять. Одной встречи с ним и сочувственного взгляда серо-зеленых глаз оказывалось достаточно, чтобы немедленно вселить в пациента надежду.

– Но, Макс, – попытался отбиться Адам, – разве нельзя отослать ее с тем же курьером, который привез нам кровь?

– Можно, – проворчал старик. – Только самая лучшая курьерская служба не в состоянии заметить в неиспытанном препарате признаков начинающейся токсической реакции.

– Тогда почему ты не сделаешь это сам?

– Я старый, измученный жизнью человек и не хочу оставлять Лиз одну, – ответил тот. – Скажи правду, ты боишься предстать пред очи власть имущих?

– Если честно – да.

– Ну так тем более ты должен поехать. Ты быстро убедишься, что они мало чем отличаются от обычных людей. – И с хитрой усмешкой добавил: – А некоторые им даже уступают.

Шагнув навстречу Адаму, сошедшему с трапа самолета в Национальном аэропорту Вашингтона, адмирал не скрывал своего удивления.

Долговязый гарвардский доктор нес в одной руке дорожную сумку, а в другой – нечто похожее на квадратный абажур с ручкой.

– Что это у вас?

– Сюрприз для больного, – застенчиво улыбнулся Адам. – Думаю, вы его тоже оцените.

– Еще какой-нибудь багаж у вас есть?

– Нет, я обычно путешествую налегке.

Пенроуз нагнул голову и проводил коллегу из Бостона к лимузину, дожидающемуся их на летном поле.

Ехали молча. Спустя несколько минут Адам бросил взгляд в окно и вдруг понял, что они находятся за городом: городские огни погасли.

– Послушайте, – смущенно проговорил он, – что происходит? Мы что, едем в Кэмп-Дэвид?

– Нет, – ответил адмирал, – больной находится в Виргинии. – И после паузы добавил: – И это не президент.

– Что вы говорите? Кто же еще имеет такую власть, чтобы заполучить три еще не разрешенных к использованию препарата?

– Когда я вам отвечу, доктор Куперсмит, вы поймете, что в нашей стране короля играет свита. И она обладает куда большим могуществом. Наш пациент – Томас Дили Хартнелл.

Адам разинул рот.

– Тот, кого называют Боссом? Бывший посол при дворе ее величества? Советник всех президентов, и правых, и левых?

Пенроуз кивнул.

– Человек, которому можно сказать «нет» только с большим риском для себя. Надеюсь, вы простите мне мои уловки, но мне почему-то казалось, что патриотизм доктора Рудольфа простирается не дальше Овального кабинета.

«Как и мой», – с беспокойством подумал Адам. Новость его ошарашила, и по мере того, как лимузин все дальше ехал по узким и темным дорогам, на душе у него делалось все тревожнее. Что, если Пенроуз опять сказал неправду? Вдруг это вообще какой-нибудь «крестный отец»?

Адмирал, по-видимому, прочел его мысли и снова заговорил.

– Позвольте вас заверить, доктор Куперсмит, – серьезным тоном произнес он, – Томас Хартнелл – в высшей степени достойный человек. И немало послужил нашей стране. У вас не должно быть ни малейших угрызений совести.

Через несколько минут они подъехали к внушительным воротам Клифтон-хауса, которые тут же распахнулись перед гостем, явившимся, чтобы спасти жизнь хозяину имения.

Адам молча стоял в спальне и смотрел, как Пенроуз внутримышечно вводит Хартнеллу сыворотку. Затем они вдвоем повернули высокого сановника на спину, и Адам, дождавшись, когда старик устроится поудобнее, жестом иллюзиониста сорвал белый платок с предмета, который принес.

– Вуаля, мистер Хартнелл, – объявил он. – Подарок от лаборатории иммунологии номер восемьсот восемь и в особенности от ее заведующего, Макса Рудольфа.

– Мышь?

– Да, но не совсем обычная – у нее такой же состав крови, как у вас, и мы подумали, если вы увидите, как шустро она скачет, то поймете, каким вы станете через пару недель.

– Лучше скажите, – повелительно произнес Босс, – когда мне ждать улучшения?

– На этот вопрос, сэр, я не могу вам ответить, – признался Адам. – Вы ведь не мышь.

Дождавшись, когда пациент заснет, Пенроуз отвел гостя в роскошную гостиную. Здесь собрался небольшой кружок особо приближенных к больному лиц. Все с нетерпением ждали новостей. Адмирал не стал мешкать.

– На данный момент мы можем сказать одно: он сейчас мирно спит, – объявил он вместо вступления. – А теперь мой ученый собрат поведает вам о сути той процедуры, которую мы провели.

Он учтиво уступил место Адаму, тот огляделся по сторонам, оценивая состав аудитории, и начал:

– Нет нужды говорить вам, что наши действия похожи на ходьбу по тонкому льду в кромешной тьме. Однако я охотно поделюсь с вами той скудной информацией, которой мы располагаем.

Несмотря на поздний час, Адам испытывал странный прилив энергии. До сих пор он действовал под жутким давлением. Дело было не только в огромном риске с медицинской точки зрения, но и в необычности самих обстоятельств. Эти люди принадлежали к какому-то иному миру. И в их присутствии Адам испытывал робость.

Но теперь сильные мира сего оказались на его территории и, превратившись в любопытных, взволнованных туристов, взирали на него с благоговением, ловя каждое произнесенное им слово. Всякий раз, как речь заходила о генной инженерии, Адама охватывал необычайный энтузиазм.

Кроме того, он был прирожденный педагог, многих подкупала его манера держаться.

Адам посвятил своих слушателей в суть ретровирусной терапии, когда так называемый ретровирус, полученный лабораторным путем, непосредственно доставляется в вышедшие из-под контроля раковые клетки. Его «маскировка» позволит вирусу проникнуть в ядро злокачественной клетки, где магическая сила ДНК превратит врага в друга. Адам сделал паузу и улыбнулся.

– Иными словами, прислужники ада внезапно обратятся в хор мальчиков.

Обводя взором своих высокопоставленных слушателей, Адам с изумлением увидел в их числе высокую красивую блондинку. Ему показалось, что очки в роговой оправе и строгий костюм она носит специально, чтобы ее ослепительная красота не сразу бросалась в глаза.