Как бы рано Изабель ни проснулась, Реймонд уже стоял у плиты и готовил ей питательный завтрак – в нем должно было быть достаточно белков для роста и углеводов для поддержания силы и мыслительной деятельности. Он превратился в настоящего специалиста по здоровому питанию и с жадностью вчитывался не только в новейшие публикации диетологов из Гарварда и института Джона Хопкинса, но и изучал доступные ему электронные базы данных.

Когда около полуночи Реймонд ложился спать, дочь обычно еще сидела за книгами – учеба так увлекала ее, что порой наутро она не могла точно ответить, в котором часу отправилась спать.

Со стороны могло показаться, что Изабель живет как отшельница, однако она была в курсе происходящих событий, поскольку регулярно слушала популярный радиоканал Сан-Франциско. Как только до нее доносился отцовский храп, девочка открывала нижний ящик стола, доставала наушники и с интересом следила, как в прямом эфире обсуждаются все злободневные темы, такие как распространение СПИДа, права женщин, рейгановская программа «звездных войн». Изабель также была в курсе жарких, а подчас гневных дискуссий на тему абортов. Это ее особенно волновало, поскольку, как всякую девочку, вступившую в период полового созревания, Изабель крайне занимали все вопросы, связанные с беременностью и деторождением.

К тринадцати годам Изабель отчетливо почувствовала, что в ее организме происходят какие-то изменения. Из-за этого она испытывала какую-то внутреннюю тревогу. Нет, с научной точки зрения тут все было ясно, она уже давным-давно прочла все книги о репродукции человека. Умом она понимала, что снижение секреции шишковидной железы при одновременной активизации коры надпочечников, сопровождающейся появлением волосяного покрова в зоне гениталий, является признаком полового созревания.

Другое дело было справиться с этим в реальной жизни.

Изабель не хотела признаваться отцу. Точнее, не хотела посвящать его во все физиологические подробности. Но знать-то он должен, это она твердо решила. Хотя в глубине души ее мучили опасения, что он рассердится.

Но теперь перед ней встала дилемма практического свойства. Поскольку Реймонд почти никогда не оставлял ее одну – казалось, он считает безопасной территорией только книжные лавки, – то ей надо было каким-то образом достать то, что ей теперь понадобится раз в месяц.

Она сказала себе, что решит эту проблему в ближайший же поход в супермаркет.

Тайное стало явным, когда отец с дочерью выкладывали на транспортер у кассы содержимое своей тележки.

Рей скользнул взглядом по голубой коробке «Котекса», перевел глаза на дочь и едва слышно спросил:

– Тебе это нужно?

Та кивнула.

Не говоря ни слова, он продолжил выкладывать отобранный товар на ленту транспортера.

В машине Рей сначала молчал. Потом, по возможности небрежно, спросил:

– Может, заедем в книжный? Подыщешь себе что-нибудь.

Подтекст был ясен.

– Все в порядке, папа. Мне никакие книги не нужны.

– Тогда, может, ты хочешь с кем-нибудь поговорить? – смущенно предложил он.

– В этом нет необходимости, – ответила дочь. И, сочтя момент подходящим, добавила: – Если у меня появятся вопросы, я же всегда могу позвонить маме, правда?

– Да, – буркнул отец. – Думаю, хорошо бы тебе с ней посоветоваться.

Естественно, в студгородке Изабель была притчей во языцех. Интерес к ее персоне подогревался не только ее гениальными способностями к наукам и риторике, но и тем обстоятельством, что на каждой лекции ее сопровождал отец.

В одном из своих первых интервью Реймонд объяснил это тем, что он всего лишь хочет быть уверен, что Изабель усваивает материал. Чтобы в случае необходимости можно было помочь.

Злые языки говорили, что ей требуется помощь даже при переходе улицы. Другие грязно намекали на тайные потребности папаши.

У Рея хватало благоразумия не подавлять духовное созревание дочери. Он даже попытался обеспечить ей какую-то личную жизнь, при этом по-прежнему не спуская с нее пристального взгляда.

Беркли с полным правом мог претендовать на звание вуза, впервые занявшегося изучением кинематографа как области искусства. В конце концов, местному театру столько юных сил отдала такая кинознаменитость, как Полин Каэль.

И конечно, Реймонд хотел, чтобы Изабель посмотрела все фильмы Ингмара Бергмана.

Однажды в субботу они посмотрели подряд «Седьмую печать» и «Земляничную поляну».

– Понятия не имел, что это за кино, – признался отец, когда они, с красными глазами, выходили со сдвоенного сеанса.

– Да, – посочувствовала дочь. – Субтитры так себе.

– Ну, хотя бы можно было… – Он осекся, поскольку не совсем понял, что она, собственно, имела в виду. – Ты что, хочешь сказать, что поняла текст и без перевода?

– Не все, конечно, – беспечно ответила Изабель. – Мне кажется, ты так увлекся покупкой всех книг о Бергмане, какие только есть в наших магазинах, что сам не заметил, что среди них были две на шведском.

В который раз Реймонд да Коста был поражен безграничными способностями дочери.

В награду он повел ее в бразильскую пиццерию, где взял ей кока-колу, а себе – стакан пива.

Вокруг музыкального автомата толпилась кучка оборванных юнцов. По их возгласам можно было заключить, что все они под кайфом.

Заводила, в мотоциклетной кожанке и с заросшим подбородком, заметил отца с дочерью и стал показывать пальцем.

– Гляньте-ка, пацаны, – Гумберт Гумберт с Лолитой! Реймонд побагровел. Он, конечно, читал Набокова, и сейчас сравнение с великовозрастным любителем нимфеток повергло его в шок.

Он вышел из себя и прорычал:

– А ну закрой свою грязную пасть!

От чего смех лишь усилился.

– Не дрейфь, приятель. Мы тебя не заложим. Каждый волен делать со своей подружкой что хочет, так ведь?

Вены на шее Реймонда вздулись, и Изабель с ужасом увидела, как отец поднимается и начинает надвигаться на насмешника.

– Моя дочь мне не подружка, крысеныш! – рявкнул он.

– Эй, потише тут. – Парень театральным жестом поднял руки вверх. – Я же понимаю, ее по-настоящему даже не трахнешь.

Реймонд взорвался. И бросился на обидчика, который оказался если и не сильнее, то проворнее и сумел уклониться от удара.

Изабель в оцепенении смотрела, как отец замахнулся, промазал и, что-то сдавленно прохрипев, повалился на пол.

– Черт! – ахнул парень в неподдельном ужасе от того, к чему привела его некстати брошенная реплика. – Кто-нибудь, вызывайте «скорую»! Старик, кажется, готов.

В один прекрасный день Рошель Таубман исчезла навсегда.

О ее исчезновении Сэнди Рейвен узнал из телефонного разговора с отцом. Как объяснил Рейвен-старший, на студии сочли, что ее имени недостает небесного ореола «звездности», и отдел связей с общественностью придумал одну хитрость.