– Да, Адам. Перед моей фирмой. То есть Министерством юстиции. Ты-то уж должен это понять!

– Точнее – перед твоим начальством.

Тони не на шутку разозлилась.

– Если не возражаешь, я хотела бы заметить, что сама – начальство. Можешь мне не верить, но у меня в подчинении двое младших юристов и два секретаря. Как я провожу свободное время, тебя не касается. Я же тебя не спрашиваю о твоих романах в Бостоне.

– Могу тебя заверить, Тони, у меня нет романов с замужними женщинами, – огрызнулся он.

– Тебе повезло, Адам. – Она ядовито рассмеялась. – Ты живешь в городе, где соотношение между мужчинами и женщинами получше, чем один к пяти. Позволь заметить, что эта деревня – не только столица нашего государства, но и большой политический гарем.

Она помолчала, после чего спросила:

– Ты что же, специально летел из Бостона, чтобы ссориться? У меня такое впечатление, будто ты из кожи вон лезешь, стараясь подавить свои чувства ко мне.

– Угадала, – признался Адам. – На медицинском языке это называется реакцией отторжения.

Внезапно она нежно положила руку ему на затылок и прошептала:

– Адам, у меня с ним все кончено. После того как я вернулась от тебя домой, я с ним порвала. Я собиралась тебе сказать, но не на похоронах же! Я открыла для себя разницу между тем, когда мужчина тебя хочет и когда ты ему нужна. Надеюсь, ты не сочтешь меня самонадеянной, если я скажу, что, по-моему, я кое-что изменила в твоей жизни.

– Да, изменила. И продолжаешь менять. Жаль только, что ты мне этого раньше не сказала.

– Ну, во-первых, я сказала как раз вовремя. И как теперь настроение? Изменилось хоть чуть-чуть?

– Я бы сказал, изменилось кардинально.

Те выходные стали своего рода прологом к серьезным отношениям. Тони наконец увидела в нем близкого человека, которому можно было открыть и сердце, и душу.

Ее детство было полной противоположностью детству Адама. Если Адам стремился подняться выше отца и ради этого карабкался на вышку для ныряния, то она, напротив, с ранних лет взирала на мир с высоченного пьедестала, куда водрузил ее отец.

С матерью Тони отец развелся и после этого еще дважды был женат. От этих браков у него было два сына, ни один из которых не мог сравниться с Тони жизненной энергией.

Где-то в среднем управляющем звене «Бэнк оф Америка» имелся даже Томас Хартнелл Второй. Этот «второй» сильно разочаровал своего отца и тезку, предпочтя тихую жизнь менеджера бурному круговороту жизни политического истеблишмента. А юный Нортон Хартнелл оказался еще более склонен к уединению – он преподавал английский некоренным американцам в небольшом техасском поселке.

Так и вышло, что Тони – или Шкипер, как по давнишней флотской привычке называл ее отец, – была его любимым «сыном».

Адам понял, что ее пристрастие к зрелым мужчинам логически вытекало из глубокой привязанности к отцу.

Зная, с чем и с кем ему предстоит соперничать, Адам нашел в себе мужество поведать подруге о своих тревогах.

– Послушай, Тони. Никто лучше меня не знает, как ты близка с отцом. Думаешь, эти отношения не помешают твоей личной жизни?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Давай не будем забегать вперед.

– Понимаешь, – улыбнулся Адам, – я просто пытался мыслить в категориях будущего. Или, по-твоему, это чересчур обременительно?

– Честно говоря, – ответила девушка, – я вообще себе не представляю, что такое счастливая семейная жизнь.

– Я тоже. Вот и еще одно сходство между нами. Что, если нам летом поехать в свадебное путешествие? Снять домик на Кейп-Код… Если понравится, можно будет потом пожениться.

– Что-то новенькое, – просияла Тони.

– Ну, ты же знаешь, – улыбнулся Адам, – я обожаю эксперименты.

Изабель только-только исполнилось одиннадцать, когда она сдала экзамены за курс средней школы, что теоретически давало ей возможность поступать в колледж – конечно, при условии, что она успешно преодолеет единый экзамен – так называемый «тест академических способностей».

Дождливым воскресным утром в октябре 1983 года Рей с Мюриэл (которая еще силилась удержать за собой хотя бы небольшую роль в духовном развитии дочери) отвезли Изабель в ближайшую среднюю школу. Вместе с учащимися выпускного класса – на пять, а то и шесть лет старше ее – девочка писала ответы на вопросы единого экзамена, по которым вузы потом станут судить об уровне ее гуманитарных и математических способностей. Затем был обеденный перерыв, во время которого Рей подкреплял силы дочери шоколадными пирожными. После этого Изабель сдала еще три дополнительных экзамена – по физике, математике и латинскому языку.

На первом листе экзаменационной работы она указала названия учебных заведений, куда хотела бы ее переслать, – Калифорнийский университет в Сан-Диего и Беркли.

Второй вуз в этом коротком списке был упомянут по предложению Рея – просто чтобы посмотреть, как результаты Изабель будут восприняты в лучшем университете штата. Разумеется, речь не шла о том, чтобы отсылать дочь учиться в другой город в столь юном возрасте.

Изабель освободилась только вечером, но вышла из школы бодрая, как будто день еще только начался.

Ее оптимизм оказался обоснованным – когда пришли результаты тестов, выяснилось, что Изабель набрала ровно 1600 баллов по двум основным экзаменам и показала такие высокие знания по дополнительным предметам, что оба университета выразили готовность зачислить ее сразу на старшие курсы. Хотя об этом она мечтала меньше всего.

И все же ни одна здравомыслящая и уважающая себя приемная комиссия не могла проигнорировать такой немаловажный факт, как возраст абитуриентки. Ректоры обоих университетов прислали родителям Изабель письмо с предложением повременить с поступлением годик-другой – к примеру, поучить пока какой-нибудь иностранный язык.

Рея это не смутило, и он вызвался отвезти дочь в Беркли на машине на собеседование.

– Ты же говорил, что в Беркли посылаешь документы просто наудачу? А теперь тащишь ее туда? Не слишком ли ты увлекся? – позволила себе возразить Мюриэл. – Зачем ехать в такую даль, если Изабель не собирается туда поступать?

Но одного только взгляда на мужа оказалось достаточным, чтобы разгадать его тайный замысел. Мюриэл набрала в грудь побольше воздуха и твердым голосом заявила:

– Нет, Рей. Считай, что это последняя капля. Мы не едем ни в какой Беркли.

Ответ мужа ее потряс.

– Разве я говорил, что поедем мы?

– Господи, – взорвалась Мюриэл, – да ты рехнулся! Неужели ты думаешь, что хоть один суд в этом штате присудит тебе опеку над двенадцатилетней девочкой?

Рей сохранял олимпийское спокойствие.

– Кто говорит об опеке? Мы с тобой не собираемся разводиться. Мы просто поступаем так, как будет лучше для нашей дочери.

– И ты считаешь, что оторвать девочку от матери в такой ответственный период ее жизни будет лучше для нее?