Работники похоронного бюро, привычные к любым, в том числе и к самым необычным проводам умерших, приготовили для участников церемонии цветы, чтобы положить в гроб как последний знак уважения.

Когда у могилы остались только Адам и Лиз, сами собой сорвались с его губ строчки из «Гамлета». Почему-то именно они показались ему сейчас как никогда уместными:

«Он человек был, вот что несомненно. Уж мне такого больше не видать!»[3]

Адам медленно опустил цветы на гроб.

Как ни странно, Сэнди Рейвен без горечи вспоминал свои юношеские годы. Он почти не отдавал себе отчета во взаимной неприязни родителей, и в его памяти детство осталось как время самой чистой любви. Не чьей-нибудь любви к нему, а его тайной страсти к своей однокласснице Рошель Таубман. Он пылал к ней таким чувством, каким, наверное, можно было расплавить алмаз.

В те времена Рошель еще не являлась той лучезарной богиней, которая вскоре украсит обложки журналов «Вог», «Харперз базар» и «Силвер скрин». Тогда она была просто первой красавицей средней школы номер сто шестьдесят один.

Но все же и тогда она была стройна и хороша собой, с высокими скулами, блестящими медными волосами и бездонными глазами. Сэнди же был неуклюжим, приземистым очкариком рыхлого телосложения, с цветом лица, напоминающим овсяную кашу.

Она едва его замечала, если не считать того, что по мере приближения выпускных экзаменов стала обращаться к нему за помощью по математике и естествознанию. Но Сэнди ни капельки не обижался на столь потребительское к себе отношение.

Ему достаточно было и того, что каждое их занятие заканчивалось словами типа: «Сэнди, ты такой замечательный!» или: «Век тебя не забуду». Однако, когда экзамены закончились, у Рошель тут же случился провал в памяти, и вплоть до окончания следующего семестра она о нем даже не вспомнила.

Все это время Сэнди страдал от неразделенной любви.

– Мальчик мой, не принимай это близко к сердцу, – пытался приободрить его отец. – Помни: даже если сейчас ей больше нравится капитан футбольной команды, наступит время, когда его чары померкнут. Ты сам не заметишь, как вы, словно в кино, пойдете друг другу навстречу под бурные овации зрителей. Представь себе: на вас устремлены миллионы глаз, а вы бросаетесь в объятия друг другу.

– Ой, пап, – с восторгом воскликнул тогда Сэнди, – как ты красиво придумал! Это ты откуда взял?

– Из фильма, конечно, – усмехнулся отец.

Учебный год еще не закончился, так что Сэнди успел похвастать успехами своего отца в Голливуде. И он недвусмысленно намекнул предмету своей страсти, что его отец занимает отнюдь не последнее место в студии «ХХ век – Фокс».

Рошель тут же необычайно оживилась и заявила:

– Не знаю, что я буду без тебя делать, Сэнди. Ты же пойдешь на естественное отделение, а я – на театрально-музыкальное. Когда же мы станем видеться?

– Телефон еще никто не отменял, – с ноткой сарказма заметил он. И поспешил галантно добавить: – Когда тебе понадобится помощь в занятиях, не стесняйся, звони.

– Конечно, позвоню, – прощебетала она. – Как-то не было повода говорить об этом, но я должна сказать, мне жаль, что твои родители расходятся.

– Спасибо, – ответил Сэнди. – Наверное, так будет лучше для нас всех.

– Но ты сможешь видеться с отцом?

– Вообще-то он как раз прислал мне билет на автобус, так что я все лето проведу у него в Голливуде.

– Здорово! Вот бы и мне поехать!

«Да уж, – подумал он, и сердце у него забилось чуть быстрее. – Я бы тоже хотел взять тебя с собой».

– Обязательно пришли мне открытку. – Она одарила его улыбкой соблазнительницы. – Если, конечно, вспомнишь о старых друзьях.

Первая поездка в Калифорнию была незабываема.

Во время обеда Сидни на своем «шевроле» подрулил к воротам студии на углу Пико и авеню Звезд.

Охранник тут же узнал отца, отдал ему честь и улыбнулся.

– Доброе утро, мистер Рейвен. Что-то вы сегодня позже обычного.

– Да вот, сына ездил встречать.

Охранник помахал им рукой.

– Приветствую вас, молодой человек. Добро пожаловать в город грез.

Сидни медленно направил машину к парковке, давая сыну возможность как следует разглядеть студию. Первые четыреста метров у Сэнди было ощущение, будто они попали в другую эпоху.

Несметные полчища рабочих укладывали рельсы железной дороги, их товарищи рядом возводили фасады старинных домов – это были декорации для фильма «Хелло, Долли!».

В студийной столовой, располагавшейся в здании, чей фасад он узнал по «Убийству в Пейтон-плейс», имелось небольшое возвышение, на котором стоял стол для высшего начальства. В эту категорию отец Сэнди еще не входил. «Шишки» обычно приглашали к своему столу актеров, в данный момент снимающихся в главных ролях. Сегодня это оказался Чак Хестон в костюме астронавта.

На Сэнди, однако, большее впечатление произвел вид общего зала: он выглядел так, будто подвергся нападению полчища горилл – существа в бурых шкурах заполонили всю столовую и как ни в чем не бывало уписывали сэндвичи, запивая их кофе.

Отец объяснил, что это массовка из эпопеи под названием «Планета обезьян», в котором «кучка обезьян-переростков гоняется по всему свету за Чаком Хестоном. Это будет что-то необычайное».

Казалось, отца все знают и любят. Поедая своего тунца с рисом, Сидни то и дело отвечал на приветствия всяких приматов, как, впрочем, и других зверей голливудской породы. Сэнди был потрясен.

– В моде мюзиклы, – объявил отец за ужином. И стал рассказывать о том, как «Звуки музыки» неожиданно попали в струю и теперь американцы требуют новых и новых фильмов в том же жанре. – И еще у меня есть идея блокбастера. Помяни мое слово, малыш, это будет настоящий хит.

– Это ты о чем, пап?

– Рабочее название – «Фрэнки». Это будет музыкально-танцевальная версия «Франкенштейна».

– Здорово! Но кажется, этот сценарий уже много раз снимался?

– Мальчик мой, – объявил отец, – в Голливуде есть поговорка: «Если сюжет достоин фильма, то достоин и римейка». Над моим сценарием уже пятеро корпят.

– Пятеро? Как они в комнате-то умещаются?

Сидни рассмеялся.

– Вижу, ты кино насмотрелся. На самом деле это происходит совсем не так. Каждый работает над своим вариантом. Затем я беру еще одного писателя, с которым мы вместе выбираем лучшие куски из каждого сценария и сводим их воедино. И знаешь, почему успех гарантирован? Потому что это сюжет из числа бессмертных. Люди столетиями мечтали о том, чтобы создать живое из неживого. Так что нам требуется лишь свежий взгляд – почему я и нанял этих пятерых. За бешеные деньги, между прочим.

Немного помолчав, он спросил:

– Может, и у тебя будут какие-нибудь идеи?

– Вообще-то, может, и будут, – ответил Сэнди, гордый возможностью продемонстрировать свою ученость. – Например, можно сделать доктора Франкенштейна ученым-генетиком, создающим своего монстра с помощью ДНК прямо в пробирке.

– Что такое ДНК? – уточнил отец.

– Это одно из новейших открытий. – Сэнди все больше загорался. – В пятьдесят третьем году двое английских ученых, Уотсон и Крик, расшифровали код жизни – генетический материал, из которого мы все сделаны. ДНК – это дезоксирибонуклеиновая кислота. Она несет в себе всю информацию об организме.

– Малыш, ты только не забывай, что в этой великой стране далеко не всякий подросток ходит в твою школу для умников. Боюсь, наше руководство твоей концепции не воспримет.

Сэнди смутился. Дернул же черт вылезть с таким глупым предложением! Что теперь о нем отец подумает? И Сэнди дал себе слово впредь держать свои идеи при себе.

Гостя у отца, Сэнди много общался с ним по душам. Тут-то он и открыл отцу тайну своей страсти к Рошель. Отец пытался изобразить сочувствие, хотя платонической любви в его арсенале завзятого донжуана не числилось.