– Нужно выработать план побега! Нет такого места, из которого невозможно было бежать!
Рахманов нашел в кармане пачку сигарет и закурил, ванная наполнилась дымом, закурил и Филиппенко.
– Для начала нужно все разузнать про них: кто такие, что за организация и кто их финансирует, – возразил Голубев. – Судя по опытам и навороченной технике, здесь проводят какие-то сверхсекретные эксперименты на людях. Но что удивительно, ФСБ об этом объекте ничего не известно…
– А откуда вы знаете, Сергей Викторович, что неизвестно? Может быть, это засекреченный бункер высших эшелонов власти, а мы вторглись сюда без предупреждения?
Все замолчали, чувствуя, что из приоткрытой двери, ведущей к тайне, веет невообразимым холодом.
– Да нет! – потряс головой Голубев. – Если бы это был даже самый засекреченный объект, то хоть какая-то информация бы просочилась, я бы хоть краем уха слыхал. А что, если… – он нахмурился и сам испугался того, что лезло на ум. Быть не может! Он подошел к крану и подставил голову под струю холодной воды. – А что, если правду сказала Ева, и отсюда бежать не удастся?
– Все от нас зависит!
– Вот и вопрос, всегда и все ли зависит только от нас? Они тут такие штуки понаразрабатывали, что наши наиновейшие – отдыхают! Кто знает, как их приборы обдурить?
– Особенно эти опыты с памятью, я так и не понял, что это было? – шептал Филиппенко. – Но когда я увидел на экране себя с Геркой, моей девушкой, я подумал, что у меня в мозгу встроенная камера, очень уж жутко стало.
– Так и есть, Олежка, – Голубев сочувственно похлопал его по спине, – только камера эта твоя память, и она все записывает, а они эту ленту как видео смотрят.
– Честно, я в шоке!
– Да мы все в шоке! Если это все так серьезно, то, значит, нам отсюда не выбраться! – Рахманов в ужасе сползал по кафельной стене на пол. У него начиналась тихая истерика. – Я не могу, братцы! Я к матушке в Ростов на день рождения обещался…
– А кто может! – грозно пресек нытье Голубев. – Я уже молчу о брифинге и о начальстве! Я же в самовол, никого не предупредил. Но ведь дома-то жена и дети! Я и думать боюсь о том, что они там думают! – Голубев не жаловался, а хотел хоть как-то поддержать друзей. Он же старше всех, не только по возрасту, но и по званию, а значит должен быть человек-кремень.
– Тут только одно и может помочь: все узнать, просчитать, разведать, и когда представится удобный момент, разоружить охрану и рвануть! Но сначала нужно хотя бы понять план здания. Нам нужно время! – Голубев пытался сам поверить в то, что говорит, и настроить на хорошее в первую очередь самого себя, но внутри все рвалось на части от отчаяния и гнева.
– А кто сказал, что случай представится? – теперь засомневался Игорь. – Я фильм такой видел! Там тоже одни попали в секретный бункер, думали на день, на два, а оказалось на всю жизнь! – Игорь высказал вслух то, во что никто не хотел верить.
– Тьфу, что б у тебя на языке прыщ вскочил! – пожелал ему Филиппенко. – Мастер Лоу говорил: что все задуманное рано или поздно проявляется! – Пусть бы Лоу этот сам проявился! А то закинул нас сюда!
– Так выдал же он очки, мы ведь ушли бы, если б не Никитенков!
– А почему это он всего одни очки на всю команду выдал? Что, стекол не хватило? Может быть, он знал, что так случится?
– Подставил он нас!
– Вот теперь пусть он нас вытаскивает!
– Я никогда не поверю в это! И вам запрещаю! Веру нельзя терять! – властно приказал Голубев. Он знал, должна быть точка опоры, вокруг которой вертятся мысли, если ее убрать, вера рассыпется.
– Он верил, что мы справимся, он же взял за нас за всех ответственность, начав нас учить!
– Тогда пусть придет сюда и нас вытащит, если он такой всемогущий!
– Значит, не время еще! – уверенно сказал Голубев и почувствовал, что эта уверенность передалась ребятам. Ну и пусть пока так думают, главное, чтобы держались.
– Вот интересно узнать, кто всю эту тему крышует, очень хотелось бы на их «первое лицо» выйти, – перевел на другую тему Игорь.
– Интересно, слышат они нас или нет? – Голубев внимательно постучал по кафелю, по трубам, просмотрел углы, но никаких жучков не смог обнаружить.
– Да конечно слышат, а может, еще и видят! Им не нужно нас здесь прослушивать, Сергей Викторович! Они могут всю нашу голову просмотреть! – и тут все заржали. Да уж и правда, зачем жучки, когда можно в голове порыться!
– Да кто они такие, в конце концов! – справедливо возмутился Филиппенко. – По какому такому закону нападают на защитников Родины! Да еще на особый отдел!
– Филя, ты, как коммунист на допросе! – Рахманов легонько двинул его плечом. Тот ответил легким ударом. – Потом, Филя, потом…
– Стоять! – вмешался Голубев. – Не психовать! Без четкого плана ничего предпринимать не будем, давайте осматриваться и действовать согласованно! В любом случае плюс в том, что они нас всех вместе оставили, а вместе – мы великая сила!
– Не кричи гоп, доки не перескочишь, – вспомнил народную мудрость Филиппенко и, недолго думая, скинул на пол одежду и залез в ванну, став под струю теплого душа. Все по очереди сделали то же самое, хоть и было на сердце тягостно, но после воды и чистого полотенца даже какая-то тихая радость наступила. Видимо, похитители очень хорошо знали тонкости человеческой психики, и не зря такой уют и комфорт предоставляли своим пленникам.
Примерно через час раздался звук падающего на пол ключа. В замок просунули другой, снаружи. И в комнате опять появилась Ева, в той же короткой синей юбке и синем пиджаке; на этот раз она вошла в комнату с подносом, на котором блестели и переливались три золотых кирпичика. Счастливо улыбаясь, она торжественно водрузила его на стол и, предвкушая такую же счастливую ответную реакцию мужчин, следила за ними глазами. Но не желавшие ее радовать пленники реакции не выдали. Обожженные прошлым опытом мужчины демонстрировали назло Еве холодное равнодушие.
– Я свое обещание помню и от своих слов не отказываюсь! Всем по кирпичу! – любезно улыбнулась Ева.
Обнаженный до пояса Рахманов, вытирая полотенцем мокрую голову, направился прямо к ней, изо всех сил потряхивая мокрым ежиком волос, нарочно осыпая ее множеством мелких брызг. Она брезгливо поморщилась, но с другой стороны, ее плотно прижал к стене благоухающий гелем для душа Филиппенко:
– Слышь, ты, подруга. – Он пододвинулся к ней вплотную. – Если мы никогда, как ты сказала, отсюда не выйдем, то зачем нам твои кирпичи? А? – заорал он.
– Для удовлетворения!
– Для чего? – у обоих глаза округлились.
Ева сделала вид, что ее не волнует натиск двух молодых парней, хотя еще секунда, и они могли бы свободно придушить ее: тихо и без свидетелей.
– Вы, наверное, об этом не знаете, но человек должен испытать в жизни определенный набор положительных эмоций! Это очень важно! – Неожиданно она резко двинула обоих и, улизнув из «объятий», выскочила на середину комнаты.
– Кстати, об эмоциях! – радостно продолжала инструктор. – Вы видели, как легко удаляются из памяти кадры агрессии и недовольства? Хочу открыть секрет – также удаляется и вся память! Стирается на аппарате! – Ева была уверена, что ее слова впечатлят ребят.
– Такие опыты проделывают слиперы или опытные хиллеры, – со знанием дела поддержал беседу Голубев, – но чтобы так просто на аппарате!
– Вы проникли в нашу зону с агрессивными намерениями, но мы сохранили вам жизнь! – Ева подчеркнула эту фразу. – Хотя, согласитесь, могли бы этого и не делать! Человеческий материал для нас гораздо важнее, а содержимое в теле можно и поменять! Как видите – ничего личного, поэтому, если хотите сохранить себя – лучше покорно подчиняйтесь нормам и правилам поведения в Номе.
– Где-где, простите? – хором спросили Филиппенко с Рахмановым.
– В Номе – в великой древней цивилизации тэдов! – видя подозрительное выражение лиц у всех присутствующих, Ева показала на вид из окна. – У нас на улице лето, несмотря на то что мы под землей, это означает, что цивилизация более продвинутая, чем ваша, – усмехнулась Са, – поэтому любые ваши трепыхания мы воспримем только как сигнал к наказанию. Мы ведем себя лояльно, но никому не позволено нарушать порядок в Номе. Порядок – это сила, нарушение порядка – преступление! Будете выполнять все, о чем вас попросят – обеспечите себе счастливую жизнь, намного счастливее, чем на земле.
