— Что дает вам право…

— Вам следует быть чертовски довольной…

На столе Линн зазвонил телефон. Попросили Майка. Когда разговор был окончен, он сказал:

— Это звонили из моего офиса. Меня не будет на работе с завтрашнего дня до понедельника. Основная причина моего появления в вашем офисе после совещания — это сообщить вам, что я уезжаю в Лос-Анджелес, чтобы поговорить с Барбарой Элис Хайсмит.

Линн открыла рот от изумления:

— Вы нашли ее?

— Лос-Анджелесские полицейские нашли.

— Я тоже хочу поехать.

Он не ожидал этого.

— Нет.

— Я оплачу все сама.

— Дело не в деньгах.

Мысль о проведении вместе с ней трех дней, о том, что во время путешествия он будет вынужден оставаться с ней наедине, была просто нелепой. После того памятного вечера в ее квартире он разработал план, как отделить себя от нее, от тех чувств, которые он испытывал к ней. Как дюйм за дюймом подвести себя к решению продолжать их отношения только на профессиональной и дружеской основе. И точка.

Но она настойчиво умоляла. Он посмотрел на ее лицо, которое стало еще тоньше и бледнее за те полторы недели, что он не видел ее. Впервые за долгое время она была так оживлена. Он не мог даже признаться, что поездка была неофициальной.

В конце концов, он не имеет права запретить ей это.

Квартира Барбары Элис Хайсмит находилась в бежевом трехэтажном доме на бульваре Кресчента в Глендейле. Около дома был внутренний дворик с лимонными деревьями и тремя столиками для пикников.

Барбара была женщиной около тридцати пяти лет, довольно высокой, с длинными, но слегка полными ногами. У нее были прямые каштановые волосы, которые она заплетала в косу, и чудесная свежая кожа. Одета она была в джинсовую юбку и широкую блузку оливкового цвета.

— Вы работаете на телевидении. Я видела вас, — сказала Барбара Линн, когда открыла дверь. — Я думала, это для того, чтобы найти Грега Уолтера. Если это должно быть интервью…

— Нет, нет, нет, — сказала Линн. — Я здесь, потому что я тоже его жертва. Я знаю его под именем Грега Альтера.

С этого и начался разговор. Она познакомилась с Грегом в пляжном клубе в Монтерее, и они начали встречаться.

— Сперва это было великолепно, — сказала Барбара. — Он был так очарователен и добр. Он покупал мне дорогую одежду. У него были чудесные отношения с моими друзьями. А через некоторое время это стало отдавать похотью. Он хотел заснять нас на видеокамеру, когда мы занимались любовью. Он хотел попробовать все возможные позы и способы и считал, что я слишком нервно к этому отношусь, когда я не хотела этого делать.

Майк спросил:

— Как это закончилось?

— Это не закончилось. Тогда, когда я этого хотела. — Ее глаза стали пустыми. — Он не оставлял меня. Он присылал мне порнографические вещи. Белье, которое я раньше отказывалась надевать. Он постоянно звонил мне и вешал трубку, иногда всю ночь напролет. Но, когда я пыталась ему дозвониться, линия всегда была занята.

— Помните номер?

— Я никогда его не забуду — 543–1288. — Она повернулась к Линн. — Полиция сказала, что вы тоже сделали татуировку.

— Сделала. Но это была имитация. Сейчас она сошла.

Барбара подняла юбку. На ее бедре были знакомые губы с буквой Г. Правда, на этот раз буква была квадратной формы.

Барбара сказала:

— Я хотела взять нож и вырезать ее из моего тела. Я и сейчас этого хочу.

— Я уверена, что было множество других, — сказала детектив Абигайль Стерн. — Она никогда не видела его квартиры; его машины всегда были взяты напрокат на вымышленное имя. Что он говорил о своей работе, не соответствовало действительности. Это похоже на хорошо отработанную систему. И ни один псих не ограничится одной или двумя женщинами и не скажет потом: «Я удовлетворен». Скорее всего большинство из них просто никогда не заявляло об этом.

— Он об этом позаботился, — сказал Майк. — Он умеет очень ловко вселить в человека чувство стыда и вины. Боже, сколько же у вас здесь подобных типов.

— Только не говорите это моему начальству. Оно здесь для того, чтобы заниматься серфингом.

Линн слушала, как они пикировались друг с другом. Детектив Стерн была миниатюрной, хорошо сложенной двадцативосьмилетней женщиной, которая смотрела на Майка оценивающе, хотя он, казалось, этого не замечал. Этот чисто женский интерес вызвал у Линн некоторое возмущение, но она подавила его, вспомнив, скольким она обязана детективу Стерн.

— А каковы шансы, — спросила ее Линн, — найти остальных его жертв? Я хочу знать, что заставляет его остановиться.

Она пожала плечами:

— У нас подрезаны крылья, так же, как у детектива Делано. В частности, потому что на нас не оказывает давления нынешняя выдающаяся жертва. Говоря честно, он может не оставлять вас в покое именно по этой причине. Даже, несмотря на то, что вы не хотите придавать дело огласке, вывсе равно остаетесьна виду. Ваша известность превращает его действия в хождение по туго натянутой проволоке.

— Возможно, она права, — сказал Майк. — Но она также права в том, что чем больше вы будете популярны, тем дальше он будет отступать от вас. Он может быть сумасшедшим, но он должен защищать себя. Какова вероятность того, что какой-нибудь выродок начнет преследовать Опру Уинфри?

— Барбаре Элис Хайсмит пришлось переезжать дважды. Дважды.

— По крайней мере, после этого он оставил ее в покое, — сказал Майк.

— Может быть, во второй раз он просто не смог найти ее.

— Один раз он ее отыскал, мог и снова найти ее, если бы захотел. Просто он достаточно навеселился. И перешел к новому этапу.

Они ехали из полицейского участка на взятом напрокат «Бьюике», обдумывая услышанное за день и чередуя вспышки разговора с долгими периодами молчания.

— Она была такой открытой. Барбара. Я ценю это очень высоко, — сказала Линн. — Слава Богу, я не сделала настоящую татуировку. Не могу представить, что мне пришлось бы жить с ней до конца моих дней. — Она невесело рассмеялась; это была единственная форма смеха, доступная ей в последнее время. — Нет, вы только послушайте меня. Словно я действительно не буду жить с нимвечно.

— Не говорите так, — сердито сказал Майк. — Продолжайте делать то, что делали. Не преувеличивайте ничего.

Они ехали вдоль широких улиц с низкими пастельных цветов домами и экзотическими деревьями и кустарниками. Линн с грустью вспомнила, как впервые знакомилась с Лос-Анджелесом. Тогда он казался ей волшебным ковром, принадлежащим только ей.

Они повернули за угол, и Линн заметила на стекле машины свое отражение. Она выглядела согнутой и запуганной. Ощутив неловкость, она выпрямилась и подняла голову.

— Вы слышали, что Барбара сказала о своем самовосприятии? — спросила Линн.

— Она сказала, что не может смотреть на себя, когда на ней нет одежды.

Линн кивнула: — Я тоже не могу.

Он посмотрел на нее.

— Когда вы были в ванной, — продолжала Линн, — я рассказала ей о том, как Грег купил мне тот купальник, а потом сказал, что мое тело просто выпирает из него. Она сказала, что однажды он крикнул ей, чтобы она вошла в комнату обнаженной. Он знал, что она только что вышла из-под душа. Она думала, что он шутит — ведь он всегда был таким сексуальным и игривым, — и она сделала это. Оказалось, что в гостиной находился мастер, который пришел починить телевизионный кабель.

— О Господи.

— Это еще не конец. После того, как он начал присылать ей вещи, она получила письмо, якобы от телевизионщика, в котором он рассказывал ей, какая она уродливая и толстая. Во всех подробностях.

— Психопат.

— Он забирается в твое подсознание и портит твои представления о себе. Бедная эта женщина.

Майк еще раз осмотрел ее фигуру, которую знал теперь так хорошо. Худые руки и ноги, плоский живот. Невозможно, чтобы обладательница такого тела считала его дрянью. Но все годы, которые он копался в отбросах общества в виде сексуальных преступников и собирал по крохам картину психологического и эмоционального состояния их жертв, научили его, лучше, чем кого-либо другого, понимать то, на что способен мозг человека под влиянием этого состояния.