Вскинув руки, она обняла его, лаская его плечи и шею. Ее голова кружилась. Каждое его прикосновение было пьянящим, как вино: пряным, сладким и умелым. Потеряв голову, она жаждала большего — жаждала его сильнее, чем следующего вдоха. Запустив пальцы ему в волосы, она отвечала на его поцелуи, откликаясь на его страсть темным, жарким желанием.

Ее дыхание ускорилось, став поверхностным и неровным. Когда Эдвард оторвался от ее губ, чтобы покрыть поцелуями ее подбородок и шею, она убедилась в том, что он возбужден не меньше ее.

Внезапно он зарычал: завязанный у нее на шее платок явно ему помешал.

— Из всех странностей эта самая большая, — проворчал он, дергая узел, который никак не желал распускаться. — Я еще никогда не целовал кого-то, на ком был бы шейный платок. Ужасно мешает.

— Ну, все не так страшно, — отозвалась она, проводя парой пальцев по краю его собственного шейного платка.

Он застонал и прервал свою борьбу с ее галстуком ради долгого, головокружительного поцелуя, а потом снова принялся исследовать ее костюм.

— Хорошо хоть от жилета избавиться легко, — проговорил он, быстро перебирая золотые пуговицы.

Его ловкие пальцы расстегивали жилет так быстро, словно он был портным с немалым опытом. Разведя края жилета, он открыл сорочку из тонкого белоснежного полотна, которое явственно приподнимали ее набухшие соски.

Его руки накрыли ее грудь, и при его прикосновении она судорожно вздохнула.

— Господи! У тебя под ней ничего нет? — вопросил он.

Она кивнула:

— Я не могла надеть корсет, а перетягивать грудь не стала, потому что фрак и жилет достаточно хорошо ее скрыли.

— Я рад, что раньше об этом не догадывался, — проговорил он, мягко прижимая пальцами ее сладко ноющее тело, — иначе я больше ни о чем думать не мог бы.

Он провел по ее соскам кончиками пальцев. Она застонала. Жажда снедала ее, делая, беспокойной и бесстыдной. Ее тело запылало, когда он низко наклонился и забрал набухший бутон в рот. Втягивая его сквозь ткань сорочки, он заставлял ее голову кружиться.

А потом, незаметно для нее, он высвободил ее сорочку из панталон и снова приник губами к ее соску, только на этот раз ее грудь была обнажена, а сорочка сбилась к самой шее. Его руки при этом играли ее второй грудью так умело и ошеломляюще, что она погрузилась в пучину экстаза. А потом его пальцы передвинулись ниже, скользя по гладкой нежной коже ее живота и спины.

Она была совершенно опьянена. Кровь с гулом пульсировала в ее ушах, все ее тело сладко содрогалось. Он проложил дорожку из поцелуев по ее животу. Неожиданно для нее пуговицы на ее панталонах оказались расстегнутыми, а его большие руки скользнули внутрь.

— И под панталонами ничего не надето? — пробормотал он.

— Н-нет. Мужское белье мне было велико.

Он прижался губами к ее животу прямо над линией светлых завитков, так что ее мышцы напряглись, а томительная боль комком собралась у нее между ног.

А потом он потянул ее панталоны вниз, резко сдернув их ниже колеи. Потом он полностью оголил одну ее ногу, так что туфля с нее слетела на пол. Она не успевала сказать ни слова, не успела даже ничего подумать: он встал на колени и снова поцеловал ее, в такое место, которое она считала совершенно непригодным для поцелуев!

Опираясь на локти, она попыталась встать, попыталась сказать ему, чтобы он прекратил это. Однако уже в следующую секунду ее тело перестало ей повиноваться, когда его язык проделал нечто преступно приятное. Теперь ей уже совсем не хотелось это прекращать — больше того, она чувствовала, что умрет, если он перестанет ее целовать. Желание пульсом билось глубоко в ее теле, требуя утоления.

Снова опустившись на спину, она лежала на столе и позволяла ему ласкать ее губами и языком, встречая новые ощущения стонами и судорожными вздохами. Его ладони скользнули ей под попку, раскрывая ее шире, приподнимая так, что она оказалась целиком в его власти.

В эти мгновения ей показалось, словно само ее дыхание, ее жизнь полностью зависят от его действий. Его язык забирался глубже и глубже: казалось, ему доставляет наслаждение то, какой влажной она стала. Он ловил каждый ее стон и содрогание, смаковал ее, словно какой-то редкостный десерт.

Она не знала, сколько еще выдержит, насколько далеко он заставит ее зайти прежде, чем она совершенно обезумеет. Ее ногти скользили по гладкой поверхности стола, ища упора и не находя его. Неутоленная страсть рвалась из нее криком.

— Пожалуйста! — простонала она. — Ну пожалуйста!

Он на секунду приостановился, еще сильнее увеличив ее муку, особенно когда он просунул в нее палец и начал им двигать.

— Пожалуйста — что? — спросил он низким дразнящим голосом.

— Ты сам знаешь.

— Что я знаю? — поддразнил он ее, вводя палец еще глубже.

— Не вредничай! — попросила она с новым стоном.

Он засмеялся:

— Но это же так весело! — Но тут же его смех снова стих, и в ней оказались уже два его пальца, заставив ее тело ритмично сокращаться вокруг них. — Умоляй меня, Клер. Я хочу слышать, как ты зовешь меня по имени, когда я ввергаю тебя в безумство наслаждения. Назови его, когда я заставлю тебя кончить.

Она ахнула, но не смогла сдержаться.

— Пожалуйста, Эдвард! Пожалуйста!

Улыбнувшись, он снова принялся ее ласкать: убрав пальцы, он опять поцеловал ее, еще сильнее. Он все усиливал и усиливал ее томление, и она снова и снова повторяла его имя действительно обезумев от остроты ощущений. Содрогаясь всем телом, она уже лишилась способности связно говорить, и тогда он провел по ее нежной плоти кончиками зубов, наконец отправив в пучину экстаза.

Наслаждение затопило ее тело, которое дрожало и горело и, казалось, стало совершенно невесомым. Протяжный крик вырвался у нее из горла:

— Эдвард!

А потом она окончательно лишилась дара речи, совершенно обмякшая, обессиленная и пресыщенная.

Встав с колен, он провел ладонями по ее телу: его ласки были смелыми и властными, словно он заявлял свои права на нее. Склонившись над ней, он приник к ее губам в долгом жадном поцелуе, заставив ее снова застонать.

В эту секунду в дверь постучали:

— Ваша светлость, вы здесь?

Они с Эдвардом напряженно застыли. Он устремил взгляд на дверь, ручка которой уже начала поворачиваться.

— Нет! — громко произнес он напряженным, резким тоном. — То есть не входите!

Он сделал пару шагов, чтобы своим телом как можно лучше закрыть Клер от постороннего взгляда.

Дверь приоткрылась на крошечную щелку так, что заглянуть в комнату было бы невозможно.

— Я прошу прошения за то, что помешал, но у меня есть дополнительная корреспонденция, которую необходимо подписать. Я могу зайти позже.

На этот раз Клер узнала этот голос: он принадлежал мистеру Хьюзу, секретарю Эдварда.

Ее страсть моментально угасла. Внезапно ощутив страшный холод и остро осознав свою наготу, она села и поспешно стала приводить свой костюм в порядок.

Эдвард прошел чуть ближе к двери.

— Да, зайдите позже. Я сейчас… занят.

— Да, конечно, ваша светлость. Извините, что я вас потревожил.

Хьюз закрыл дверь, и стало слышно, как его шаги удаляются по коридору в направлении его кабинета. Пройдя к двери, Эдвард взялся за ключ и повернул его в замке.

Клер успела застегнуть панталоны, и к тому моменту, когда он к ней вернулся, уже пыталась разыскать свою туфлю.

Не говоря ни слова, он наклонился и поднял с пола маленькую мужскую туфельку.

— Ты ее ищешь?

— Д-да, — пробормотала она, стараясь не смотреть на более чем явный признак его возбуждения.

Взяв у него туфлю, она сунула в нее ногу в чулке.

— У тебя неправильно застегнута жилетка.

Она непонимающе посмотрела на него:

— Что?

— Твоя жилетка, — повторил он. — Ты неправильно ее застегиваешь.

Ее пальцы машинально схватились за пуговицы в попытке найти место ошибки.

— Сейчас, — проговорил он очень мягко, отводя ее дрожащие руки в сторону, — позволь мне.