Что же произошло? Где случился прокол? Сделка казалась уже совершенно устроенной: все, насколько он понял, было решено. У Маркуса появился шанс, первый большой шанс за долгое время.

Но что-то произошло. Намеревалась ли женщина убить Доминика? Или просто ранить, что она и сделала? Доминик казался спокойным, бледно-голубые глаза были ясными и неотрывно следили за женщиной. Если раненая рука и причиняла боль, то он не подавал виду.

Маркус прошептал, не оборачиваясь:

— Дай мне автомат, Меркел.

Автомат Калашникова, старый верный товарищ из России, мог уложить дюжину мужчин секунд за десять. Маркус предпочитал его легким ручным пулеметам Калашникова — их Доминик доставал для своих людей у какого-то западного немца, связанного с посредником в России.

— Что ты собираешься делать? — прошептал Меркел, и Маркус почувствовал, как жар, исходящий от Меркела, почти коснулся его спины.

— Будь готов, — произнес он, выжидая. Маркус был напряжен, охвачен страхом, но держал все под контролем. Чертовы ублюдки! Если они все погубят… Нет, он не может этого допустить. От этой мысли Маркусу захотелось завыть. Что же произошло?

Вертолет теперь кружил совсем низко, задевая невысокие кустарники. Корбо принялся отчаянно махать руками. Второй голландец, Ван Вессел, присел на корточки, хотя лопасти вертолета никак не могли задеть его — росту в нем было не больше полутора метров. Голландка так и не шелохнулась. Маркус видел, что она говорит с Домиником, но ничего не мог услышать из-за шума винта вертолета. Маркусу вдруг пришло в голову, что именно она командует и отдает приказы. Двое мужчин совсем растерялись и не скрывали этого. Женщина тоже была напугана, но виду не подавала. Она была их лидером.

Маркус выскользнул из укрытия. Он побежал, низко согнувшись, к дальнему борту вертолета. Вертолет был белый, и сбоку, чуть ниже кабины, яркой зеленой краской было выведено название — «Вирсавия».

Винт крутился с бешеной скоростью, взбивая кусты и растения и, как надеялся Маркус, достаточно отвлекая внимание. Он притаился прямо под кабиной, вне поля зрения пилота. Маркус увидел, как женщина кивнула голландцам, затем, сохраняя спокойствие, обернулась к Доминику и подняла пистолет. Он услышал ее крик: «Ты, поганый ублюдок!». И в тот момент, когда женщина наводила пистолет, чтобы выстрелить, Маркус выскочил из-за вертолета, прицелился и спустил курок. Пуля задела ее правое запястье. На фоне грохота вращавшегося винта звук выстрела был похож на залп из игрушечного ружья. Женщина зашаталась, и Маркус увидел, как кровь хлынула из ее руки, но она не бросила пистолет, нацелив его на Маркуса. Тот крепко сжал челюсти, и спустя мгновение две пули пронзили ей грудь. Она замерла, рот ее чуть приоткрылся, в глазах промелькнуло удивление, затем женщина тяжело осела на землю, скрестив ноги.

Двое голландцев побежали, что-то крича на ходу, но Маркус не стал стрелять по ним. Он увидел, как Меркел сбил с ног обоих, двинув Корбо в челюсть и ударив Ван Вессела в жирное брюхо. Пилот, видя, что дело плохо, оторвал вертолет от земли. Маркус поднял было автомат, тщательно прицелился… но вдруг замер. За его спиной Доминик произнес:

— Сбей его, Маркус.

Но тот покачал головой и медленно опустил винтовку. Он не мог этого сделать: не мог сбить вертолет и убить пилота. В этом не было смысла. Маркус в отличие от Доминика Джованни не был безжалостным хладнокровным убийцей.

Вместо этого Маркус поспешил обратно к Доминику. Тот уже улыбался, но его рука все еще сжимала раненое предплечье. Может, его приказ просто померещился Маркусу?

— Спасибо, Маркус, — произнес Доминик бесстрастным, вежливым тоном. — Я особо не беспокоился, может, только в самом конце. Сучка собиралась прикончить меня, — добавил он, в голосе его звучало изумление. — И я даже не знаю за что. Ты, наверное, думал, что такое она мне сказала, не так ли?

— Что, черт возьми, произошло? — Произнося эти слова, Маркус отвел ладонь Доминика от раненого предплечья, затем разорвал рукав и осмотрел рану. — Пуля, слава Богу, прошла насквозь. Кажется, я могу справиться с этим. Нам не придется вызывать Хэймса.

Доминик кивнул, и Маркус впервые заметил на его лице напряжение. Он видел, что Доминик пытается взять себя в руки.

— Все слуги заперты на чердаке. Коко сидит в купальной кабинке, привязанная к стулу. Наши двенадцать охранников, все до одного, валяются без сознания в столовой. Корбо отравил их газом. Довольно эффективное средство, надо сказать, парни отключились за считанные секунды. Мне знакомо вещество, которым они пользуются. Китайское изобретение. Ребята придут в себя часа через четыре.

— А Паула уже уехала на курорт?

— Да.

— Все подробности вы можете рассказать мне позже. Сейчас идите в дом и ложитесь. Я за всем прослежу. — И он крикнул Меркелу, стоявшему над телами двух голландцев — те были все еще без сознания: — Свяжи этих тварей, мы допросим их чуть позже.

— Правильно! — крикнул Меркел в ответ, поднял мужчин, взяв обоих под мышки, и потащил в направлении так называемого сарая для инструментов, в котором на самом деле частенько запирали людей.

— Маркус! Берегись!

Маркус мгновенно развернулся и увидел, как женщина приподнялась на локте — кровь струилась у нее из груди и изо рта. В ее раненой руке дрожал пистолет, нацеленный на него. Время, казалось, остановилось. Он хотел увернуться, отскочить в сторону, но было слишком поздно.

До Маркуса донесся крик Доминика.

Раздался выстрел, потом еще один.

Ледяная боль сковала плечо. И Маркус подумал: «Это чертовски несправедливо, я не хочу умирать».

Брэммертон, Массачусетс

Февраль, 1990 год

Рафаэлла видела сны о Фредди Пито и вдруг совершенно неожиданно проснулась, широко раскрыла глаза и прислушалась. Стояла гробовая тишина, только в ушах еще звучало эхо от выстрелов, услышанных ею во сне. Рафаэлла собралась вылезать из постели, но внезапно почувствовала боль в левой половине тела. Она потерла плечо и руку. Странная боль — как будто ее очень сильно ударили.

В этом, без сомнения, было что-то сверхъестественное. Наверное, ей нужно взять отпуск. История с Фредди Пито плохо подействовала на нее. Рафаэлла сунула ноги в старые тапочки в виде Микки-Маусов и набросила потрепанный розовый халатик. Пройдя в гостиную, она откинула занавеску. Предрассветная улица за окном казалась тихой, как и обычно, снег, нападавший за ночь, был нетронутым. Рафаэлла не увидела ни машин с мигалками и сиренами, ни разгневанных стариков, орущих друг на друга, ни брюзгливых старух, ворчащих на своих пуделей, — в общем, ничего такого, что можно было принять за крики и выстрелы, так отчетливо услышанные ею.

Рафаэлла прошла на кухню и приготовила кофе. Ожидая, пока он закипит, она терла плечо и руку. Теперь они, казалось, онемели. Очень странно.

Эти ужасные выстрелы. Сны всегда на чем-то основаны: должна быть дырка, какой-нибудь разрез в ткани, а она уверена, что не думала ни о чем таком… Рафаэлла покачала головой. Ну конечно, она ведь размышляла о насилии и просто переделала жуткое убийство, совершенное с помощью топора, в выстрелы, потому что не могла смириться с таким чудовищным преступлением даже на уровне подсознания.

Рафаэлла налила себе чашку свежего кофе «Кона» и присела за маленький деревянный кухонный столик. «Забудь об этом дурацком сне», — приказала она себе. Вместо этого она стала вспоминать о своей вчерашней стычке е лейтенантом Мастерсоном. Без сомнения, лейтенант был большим должником Эла, но даже он считал, что и так уже заплатил свой долг сполна. У Мастерсона было широкое мясистое лицо, большой живот, и он очень сильно потел. Лейтенант остановил Рафаэллу в дверях и спросил:

— Ты что, хочешь увидеться с этим психом еще раз?

— Да, хочу. И я очень ценю вашу помощь, лейтенант.

— Ты уже дважды встречалась с ним. Дважды! Ты что, хочешь, чтобы меня выкинули отсюда? Что ты там делаешь? Пишешь его биографию?