Рафаэлла не доверяла ему. Это был не страх, нет, она не боялась, но знала, что, попытайся он соблазнить ее, на всем можно ставить крест, как любила говорить ее мать. Когда раздался телефонный звонок, Рафаэлла почувствовала облегчение и быстро устремилась в спальню. Звонил Маркус.

Может, он попал в беду? Рафаэлле не хотелось думать об этом мужчине, но она ничего не могла с собой поделать. Не хотелось беспокоиться о нем, но и с этим она тоже ничего не могла сделать. Этот человек был коварным, и в моменты слабости Рафаэлла не могла не признаться самой себе, что он находился в ее мыслях постоянно. Мог ли он попасть в беду? Ей не хотелось, чтобы кто-то еще причинял ему боль, кроме нее, да и то лишь тогда, когда он заслуживал этого. Хотя, признаться, так происходило довольно часто.

Рафаэлла отказалась от мысли поплавать в бассейне. Вокруг шаталось слишком много охранников, а она не хотела, чтобы на нее глазели. К тому же ей будет не по себе, если Доминик увидит ее в бикини. Рафаэлла быстро переоделась, натянув поверх купальника шорты и свободную майку. Она взяла с камина несколько книг, включая один из дневников матери, и устремилась на пляж.

День стоял ясный и теплый, и легкий бриз, дувший с Карибского моря, приносил свежесть. Прекрасный Эдем, да и только, но Рафаэлла уже немного устала от этого совершенства. Небольшой бостонский дождик совсем не помешал бы. Хотя затяжной бостонский дождь — это уже другое дело.

Рафаэлла кивнула Меркелу, сообщила ему, куда собирается, и пошла своей дорогой. Она увидела Фрэнка Лэйси — тот выглядел таким же изможденным, как и прошлым вечером, — помахала ему, а затем попыталась не обращать внимания на вооруженных мужчин, разгуливавших по владениям. Со стороны их движения казались произвольными, а маршруты — незапланированными, но Рафаэлла понимала, что на деле это совсем не так. Все они отлично выполняли свою работу, и Рафаэлла, хоть и достаточно разбиралась в разных видах борьбы, не хотела бы встретиться ни с кем из них один на один.

Она стала продираться через буйные джунгли, отделявшие резиденцию от пляжа. Воздух казался тяжелым от раскинувшейся почти на пятьдесят ярдов густой растительности, еще влажной от недавно прошедшего тридцатиминутного дождя. Несмотря на идеальную чистоту тропинки, Рафаэлле внезапно показалось, что джунгли надвигаются на нее со всех сторон. Теперь она понимала, почему эту ползущую отовсюду растительность необходимо подстригать каждый божий день в году.

Нет, с Маркусом ничего не могло случиться. Но почему он звонил? «Прекрати это, Раф!» — приказала она себе. Может, звонок был вовсе и не от Маркуса, а если даже от него, то он наверняка просто хотел доложить Доминику, что все в порядке. Она молилась изо всех сил, чтобы так оно и было.

Рафаэлла добралась до прекрасного пляжа с белым песком и выбрала место в тени под пальмой. Воздух был настолько чист и прозрачен, что душные джунгли показались ей просто ночным кошмаром.

Рафаэлла скинула майку и шорты, бросилась в воду и поплыла, покачиваясь на гребнях волн.

Линк, скрываясь в джунглях, наблюдал за девушкой. Мистер Джованни приказал ему не спускать с нее глаз всякий раз, когда она будет уходить из дома. Ей захотелось поплавать? Так кому, черт побери, до этого дело?

Линк наблюдал за Рафаэллой минут десять; в конце концов ему надоело, он присел и закурил сигарету. Через несколько минут девушка вышла из воды, и Линк увидел, как она направилась к расстеленному на песке полотенцу и села на него. Она сразу же натянула просторную майку, прислонилась к пальме и достала из сумки яблоко.

«По крайней мере на нее приятно смотреть», — подумал Линк и пожалел, что у него нет с собой яблока.

Через некоторое время Рафаэлла достала из сумки какую-то книгу, раскрыла ее и принялась читать. Тогда Линк решил поспать. Да и что, черт побери, она может сделать с этой несчастной книгой?

Рафаэлла обратилась к записи, сделанной в июле 1986 года.

Он завел себе новую любовницу. Это необычайно красивая французская манекенщица по имени Коко Вивро. Мне удалось выяснить, что он познакомился с ней во Франции, и их «связь сразу же стала событием», как любят выражаться голливудские газетенки. Я закрываю глаза и вижу их вдвоем: они лежат в постели, обнаженные, его руки ласкают ее прекрасное тело, его губы впиваются в ее; я даже слышу, как она вскрикивает, когда он входит в нее. Боже, я не вынесу этого!

Мне пришлось на несколько дней забросить журнал. У меня не было сил писать, но я знаю, что должна смириться с тем, что она появилась в жизни Доминика. У меня просто нет иного выбора, и, кроме того, он ведь даже не помнит, кто я такая. Возможно, я никогда для него и не существовала. Я пыталась найти ему оправдание за тот день в Мадриде в 1978 году, когда он смотрел прямо сквозь меня. Все-таки, уверяла я себя бесчисленное количество раз за все эти годы, когда мне было двадцать, я была гораздо худее. Теперь я немного пополнела, превратилась в даму, и мои волосы потемнели. Да, когда мне было двадцать, у меня были белокурые волосы, говорила я себе. И темные очки — я почти уверена, что в тот день в Мадриде на мне были темные очки, да еще такие, которые закрывают пол-лица. Ведь правда в Испании очень яркое и сильное солнце? И все ходят в темных очках? Моя родная дочь — и та не узнала бы меня. Так, Рафаэлла, говорила я себе снова и снова, пока не возненавидела себя и собственную слабость.

Ходили слухи, что новой любовнице Доминика около тридцати; это возраст, когда уже не так просто удерживать пальму первенства в мире моделей. Поэтому она почти без колебаний приняла предложение Доминика. И он взял ее с собой на этот паршивый остров в Карибском море, купленный им не так давно.

Я должна поехать туда! Должна увидеть все своими глазами. Знаю, что это глупо и похоже на навязчивую идею, но я ничего не могу с собой поделать.

Моя ненависть к Доминику усилилась, когда он взял с собой Коко. За эти годы у него было много женщин, но я знаю, я просто уверена, что роман с Коко продлится долго. Забавно, но она совсем не похожа на порочную женщину или на алчную содержанку. Я пытаюсь выяснить о ней все, насколько это возможно. Но весь ужас заключается в том, что она, судя по всему, довольно приятная женщина.

Я должна перестать думать о нем. На какое-то время мне это удалось: когда ты окончила Колумбийский университет, и мы с Чарльзом приехали на выпускной вечер, и Чарльз закатил в твою честь отличную вечеринку в «Плазе». Ты вела себя так мило, Рафаэлла, даже когда Чарльз хотел позвонить в эту газету в Уоллингфорде, в штате Делавэр. Чарльз, разумеется, рвал и метал. Он-то надеялся, что по меньшей мере достанет тебе луну с неба. Я угрожала Чарльзу, говорила, что перестану заниматься с ним любовью, если он хотя бы заикнется тебе о какой-то протекции, и этот благородный человек заставил себя проглотить обиду.

На вечеринке ты сказала мне, что беспокоишься насчет Бенджи. Да, я тоже о нем беспокоюсь. Бенджи неплохой парень, но он без тени сомнения принимает все, что предлагает ему отец. Хотя все это скорее нужно Сьюзан, чем ему, а она в самом деле очень умна. И Чарльз совсем не против того, чтобы плясать под ее дудку. Или мне так кажется. И маленькую Дженнифер она тоже учит приспосабливаться и использовать людей. Бедняжка Бенджи, ему никогда не добиться того успеха, которого ждет от него Сьюзан. И никогда не стать таким, каким хотел бы видеть его Чарльз. Акварели Бенджи становятся все профессиональнее и красивее. Он влюблен в корабли, в океан: постоянно пишет их на своих картинах. Я всегда покупаю несколько его акварелей и дарю на Рождество своим друзьям. Что я могу еще сделать!

Мне надо увидеть этот остров. Увидеть, где он живет с ней, с этой проклятой манекенщицей.

Рафаэлла захлопнула дневник. Мама в конце концов увидела остров, изучила его вдоль и поперек, сознательно причиняя себе боль. Подумать только, ведь Рафаэлла даже не могла себе представить, что мать переживает такие страдания, что на протяжении всей жизни ее снедают мучительные воспоминания и она своими руками создает их снова и снова с каждым росчерком пера в дневнике, с каждой новой газетной или журнальной статьей, которые она вырезает и очень аккуратно складывает внутри дневников. Рафаэлла очень жалела, что мать все-таки побывала на острове. До этого она по крайней мере физически была далека от этого человека.