Оставался лишь один выход. Закутавшись в одеяло, я на цыпочках пробралась по коридору в комнату Итона и прижалась ухом к двери. У него работало радио, и я поняла, что, может быть, не могла уснуть из-за тишины в моей комнате, поскольку привыкла к убаюкивающему гулу нью-йоркского транспорта. Я тихонько постучала, надеясь, что он еще не спит и поговорит со мной хотя бы пару минут. Тишина. Я снова постучала, на этот раз громче. Тишина. Тогда я повернула ручку. Дверь была не заперта. Я ее открыла и шепотом окликнула Итона. Ответа не последовало. Я подошла к кровати и взглянула на него. Он спал с приоткрытым ртом, подложив ладони под пухлую щеку.

Я немного постояла и громко позвала:

— Итон!

Когда он опять не проснулся, я зашла с другой стороны кровати. Там было полно места, так что я легла рядом с ним поверх его одеяла, завернувшись в свое. Хотя мне и недоставало долгого-долгого разговора по душам, я вдруг почувствовала себя чуть менее одинокой — просто оттого, что была рядом с близким другом. Уже засыпая, я вдруг ощутила толчок. Открыла глаза и увидела, что Итон смотрит на меня.

— Что ты делаешь в моей постели?

— Пожалуйста, можно я останусь? — попросила я. — Мне очень одиноко в той комнате с решеткой на окне. И по-моему, спать на надувном матрасе вредно для позвоночника. Пожалей беременную. Пожалуйста.

Он недовольно выдохнул, но протестовать не стал. И я, конечно, решила попытать счастья. «Тише едешь — дальше будешь» — это не мой девиз.

— Можно мне залезть к тебе под одеяло? Хочу ощутить человеческое тепло. Мне так плохо!

— Не надо драматизма, — устало буркнул Итон, но все-таки подвинулся и приподнял одеяло. Я выпуталась из своего одеяла, заползла к Итону и свернулась рядом, ощущая его сильное, гибкое тело.

— Без глупостей, — промычал он.

— Без глупостей, — бодро отозвалась я, подумав, как это здорово, когда у тебя есть хороший друг-мужчина. Я почувствовала облегчение от того, что мы с ним никогда не спали, и потому теперь нет ничего особенного в том, что мы лежим в одной кровати. На самом деле, если не считать начальной школы, за все эти годы мы только один раз попытались сблизиться. Это случилось на вечеринке после ежегодной встречи выпускников. Я слегка опьянела, и на меня что-то нашло — может быть, я вспомнила, что Итон был хотя и слегка занудным, но все же самым популярным мальчиком в нашем классе. О нем шушукались все. Повзрослев, я начала воспринимать его совершенно иначе. Кажется, на минутку меня слегка занесло, и я подумала, что было бы забавно с ним переспать. Дальше все было как в тумане, помню только, как я гладила его кудрявые волосы и намекала, что он может проводить меня до дома. К счастью, Итон во имя дружбы проявил нечеловеческую выдержку. Или он и вправду голубой. Так или иначе, мы оба были чисты друг перед другом — и слава Богу.

— Я рада, что приехала, — восторженно шепнула я.

— Ага. Я тоже рад, — неубедительно отозвался он. — А теперь давай спать.

Несколько минут я молчала, а потом поняла, что мне нужно в туалет. Я попыталась перетерпеть и некоторое время сомневалась, стоит ли вставать. Но, в конце концов, встала и тут же налетела на кучу книг, сложенных рядом с кроватью.

— Дарси!

— Прости. Ничего не могу поделать, но мне хочется в туалет. Я беременна, не забывай.

— Можешь быть сколько угодно беременна, но у меня бессонница, — проворчал он. — И я очень надеюсь, что мне все-таки удастся уснуть после всех твоих хождений. У меня на завтра куча дел.

— Прости. Обещаю, что вернусь тихонько.

Я добралась до туалета, сделала свои дела и возвратилась в постель. Итон снова впустил меня под одеяло, не открывая глаз.

— Угомонись. Или отправишься в свою норку. Так и будет.

— Ладно. Не буду тебе мешать, — сказала я, опять устраиваясь рядом с ним. — Спасибо, Итон. Ты такой хороший. Что бы я без тебя делала?

Следующие две недели я вела ту же жизнь. Весь день ходила по магазинам, открыв для себя огромное количество модных бутиков: «Аманда Уэкли» и «Бетти Джексон» на Фулхэм-роуд, «Брауне» на Молтон-стрит, «Каролина Чарльз» на Бошамп-плейс… Я накупила замечательных вещиц: игривых шарфиков, великолепных джемперов, элегантных юбок, оригинальных сумочек и сексуальных туфелек. Потом на Оксфорд-стрит обнаружила магазины распродаж; я всегда считала, что сочетать недорогие вещи с одеждой от кутюр — это очень эффектно. Даже явная подделка, если сочетать ее с чем-нибудь фирменным и носить с чувством абсолютной уверенности в себе, может смотреться просто потрясающе.

Каждый вечер я возвращалась домой с покупками и ждала, когда Итон окончит работу. После этого мы шли куда-нибудь ужинать или же он сам что-нибудь готовил, и мы могли немножко посмотреть телевизор и поговорить. Когда наступало время ложиться спать, я всегда первой удалялась в свою комнату под тем предлогом, что хочу дать своему надувному матрасу последний шанс, а потом перебиралась к нему в постель. Итон, конечно, возмущался, но я была уверена, что в душе ему нравится мое общество.

На третьей неделе моего пребывания в Лондоне, в среду, после долгого нытья с моей стороны, Итон наконец, пообещал посвятить мне весь следующий день и куда-нибудь со мной выбраться.

— Потрясающе! Почему завтра, какой-то особый повод? — спросила я.

— Ну… Вообще-то День благодарения. Помнишь такой праздник? Или слишком долго прожила в Англии?

— Господи! Я совершенно забыла про День благодарения, — всполошилась я, осознав, что уже давно не заглядывала в календарь и не разговаривала ни с кем из соотечественников. Мне, конечно, придется позвонить родителям или брату и сообщить им, что я уехала из Нью-Йорка. Я почувствовала некоторое удовлетворение, подумав, что у них появится тема для разговора за обедом.

— И чем бы ты хотела заняться? — спросил Итон.

— А магазины открыты? — поинтересовалась я. — У вас же не празднуют День благодарения.

Он сделал недовольную гримасу.

— Ты опять собираешься за покупками?

— Мы можем купить что-нибудь тебе, — сказала я, пытаясь его соблазнить. — Я люблю покупать мужскую одежду.

Я вспомнила, как покупала вещи для Декса — и как роскошно он выглядел в приобретенных мной обновках. Уверена, что теперь, при помощи Рейчел, он одевается, как рабочий на плантации. Не сомневаюсь, что без меня за его гардеробом просто некому следить.

— Я подумывал скорее о какой-нибудь приятной длинной прогулке по Темзе. Или по Риджентс-парку. Ты когда-нибудь там была?

— Нет, — сказала я. — Но сейчас очень холодно. Или ты действительно хочешь провести весь день на воздухе?

— Ладно. Тогда как насчет музея? Ты бывала в Национальной галерее?

— Да, — соврала я, потому что вовсе не хотела туда тащиться. В музеях я страшно скучаю, а тусклое освещение меня прямо-таки угнетает. Я солгала еще и потому, что не хотела услышать в ответ какую-нибудь тираду относительно того, сколько времени я провела в магазинах, не удосужившись побывать в музее. Если он все-таки заговорит об этом, у меня есть разумный довод — музеи и соборы никуда не денутся, а вот мода меняется каждый день.

— Правда? А ты не говорила, что была там, — сказал он подозрительно. — И как тебе Сэйнсбери Винг?

— Потрясающе. А тебе? — Это самая лучшая тактика, когда тебе надо соврать.

— Очень его люблю… Написал о нем статью.

Я сделала задумчивое лицо.

— И о чем была эта статья?

— Я писал о том, как его критиковали модернисты, потому что они предпочитали прямолинейность и простоту в архитектуре. Их девиз: «Чем меньше, тем лучше» — в то время как постмодернисты, включая Роберта Вентури, полагали, что постройка должна вписываться в окружающий пейзаж, так что помещения в этом крыле воплощают собой культурные споры Ренессанса. — Итон говорил увлеченно, несмотря на то, что все это было так скучно. Он продолжал: — И потому мы теперь имеем весь этот потрясающий интерьер со всеми сопутствующими деталями, наподобие той иллюзорной перспективы, когда следующие одна за другой арки кажутся нам все меньше и меньше, точно так же, как, например, в колонны Главной лестницы в Ватикане… По мнению Вентури, «чем меньше — тем хуже».