— Не обижайся, но ты выглядишь далеко не так потрясающе, — заметила я. (Однажды Рейчел сказала мне, что когда собираешься сообщить что-нибудь неприятное, то лучше начать фразу со слов «не обижайся».)

— Никакой обиды, — ответил Маркус.

— Пожалуйста, переоденься, а это все выкинь. К твоему сведению, коричневый не сочетается с серым… хотя иногда модельеры позволяют себе это.

— Ну же, Маркус. Неужели так трудно надеть хотя бы какие-нибудь штаны защитного цвета и свитер, который был куплен не более чем шесть лет назад.

— Я останусь в этом. Мы немного поспорили, и я наконец сдалась.

В любом случае никто особенно не будет глазеть на Маркуса. По крайней мере пока рядом с нимбуду я. По пути к двери я услышала раскат грома и попросила Маркуса взять зонт.

— У меня его нет, — ответил он, явно этим гордясь. — И никогда не было.

Я сказала, что абсолютно не понимаю, как можно обходиться без зонтика. Люди, конечно, их иногда теряют, оставляют в магазинах или в такси, когда дождь заканчивается, и не вспоминают об этом, пока зонтик не понадобится снова. Но как можно просто его не иметь?

— Что, если мне не хочется мокнуть? — спросила я.

Он протянул мне полиэтиленовый пакет.

— Держи.

— Очень стильно, — съязвила я.

Вечер начинался не самым веселым образом.

И стало только хуже, когда мы остановились на углу, пытаясь поймать такси, — это почти невозможно в дождь. Ничто на Манхэттене не раздражает меня сильнее, чем необходимость стоять на высоких каблуках под проливным дождем. Когда я высказала это Маркусу, он предложил пробежаться до метро.

Я нахмурилась и сказала, что не собираюсь бегать на шпильках. И кроме того, эти туфли вообще не предназначены для поездок в метро. Когда наконец, перед нами остановилось такси, мой левый каблук застрял в решетке канализации, да так плотно, что мне пришлось вытащить ногу из туфли, нагнуться и освободить пленницу. Пока я изучала исцарапанный задник, полиэтиленовый пакет улетел, и капли дождя забарабанили по моему лбу.

Маркус хихикнул и сказал:

— По-моему, этим туфлям было бы лучше в метро.

Я свирепо взглянула на него, а он первым забрался в такси и назвал водителю адрес. Я не смогла вспомнить, что за ресторан находится по этому адресу, и помолилась: пусть это окажется какое-нибудь хорошее место — подходящее для того, чтобы отметить там тридцатый день рождения.

Пару минут спустя я поняла, что идея Маркуса относительно праздничного ужина в честь тридцатилетия не находит отклика в моем сердце — так можно было бы отметить, например, двадцати шестилетие, особенно с парнем, с которым ты собираешься порвать или который не слишком сильно в тебя влюблен. Он привез меня в итальянский ресторанчик, о котором я никогда не слышала, где-то на окраине, куда меня в жизни не заносило. Разумеется, среди всех посетителей только я одна была в туфлях от кутюр. Еда там оказалась ужасная. Черствая, разогретая в микроволновке пицца, которую кладут перед тобой на стол в красном полиэтиленовом пакете, и отвратительная паста. Единственной причиной, по которой я все это выдержала и дождалась десерта, было желание посмотреть, додумался ли Маркус по крайней мере заказать торт со свечками — или что-нибудь столь же торжественное или необычное. В результате я получила пирожное без всяких праздничных атрибутов. Даже без цельной клубники. Когда я ковыряла его вилкой, Маркус спросил, не хочется ли мне взглянуть на подарок.

— Конечно, — сказала я, равнодушно пожав плечами.

Он протянул мне футляр, и секунду я была в предвкушении. Но в выборе подарка Маркус руководствовался теми же принципами, что и в выборе ресторана. Фасолеобразные серьги в серебряной оправе. Никакой платины, никакого белого золота. Да, это были серьги от Тиффани, но, так сказать, второсортные и провинциальные. И опять-таки, такие украшения дарят на двадцать шесть лет, а не на тридцать. Подарок Клэр был лучше. По крайней мере, в форме сердца, а не овоща.

Маркус заплатил по счету, а я окончательно поняла: нет ни малейшего шанса на то, что эти фасолины являются всего лишь прелюдией к кольцу с бриллиантом, спрятанному где-нибудь в кармане пиджака. Я как можно искреннее поблагодарила его за серьги и убрала их в футляр.

— Ты их не примеришь? — спросил Маркус.

— Не сегодня, — сказала я. (Я не собиралась снимать свои серьги с бриллиантами, которые по иронии судьбы подарил мне Декс на двадцати шестилетие.)

После ужина мы с Маркусом отправились пропустить по глоточку в «Плаза» (моя идея!), а потом вернулись к нему и занялись любовью (его идея!). Впервые за все время совместной жизни с Маркусом у меня не было оргазма. Ни капельки. А что еще хуже, он этого не понял, даже когда я нахмурилась и вздохнула — олицетворение неудовлетворенной женщины. Маркус отвернулся и задышал глубоко и ровно. Он засыпал. День неудачно начался и точно так же закончился.

— Это значит, что обручального кольца не будет? — громко спросила я.

Он ничего не ответил, тогда я высказалась по поводу того, что «кто-то теряет, а кто-то находит».

Маркус сел, вздохнул и сказал:

— Дарси, чем ты опять недовольна?

С этого и началось. У нас разгорелась настоящая ссора. Я назвала его бесчувственным — он сказал, что я чересчур требовательна. Я ответила, что он просто ничтожество, — он возразил, что я чересчур избалованна. Я объяснила, что серьги в виде фасолин — плохой подарок. Он сказал, что охотно вернет их в магазин. А потом я, кажется, крикнула, что лучше бы Декс был на его месте. И что нам вообще не следует жениться. Он ничего не ответил. Просто равнодушно посмотрел на меня. Я добивалась вовсе не этого. Я вспомнила, как говорила Рейчел: «Противоположность любви — это не ненависть, а равнодушие». Так вот Маркус олицетворял собой полное равнодушие.

— Оставь меня в покое! — крикнула я, отвернулась и тихо заплакала в подушку.

Довольно скоро Маркус сдался и обнял меня.

— Давай не будем больше ссориться, Дарси. Прости меня. — Судя по голосу, он не признал своей вины, но по крайней мере попросил прощения.

Я сказала, что сожалею о том, что наговорила ему всяких гадостей, да еще и насчет Декса… Сказала, что люблю его. Он (всего лишь во второй раз за все это время!) ответил, что тоже меня любит. Но когда Маркус опять заснул, все еще обнимая меня, я, кажется, поняла, что ошибка была допущена мной с самого начала.

Да, мы испытывали влечение друг к другу — там, под деревом, в Хэмптоне. И несколько раз неплохо провели время вместе, но что у нас общего? Я напомнила себе, что Маркус — отец моего ребенка, и поклялась, что у нас отныне все будет хорошо. Попыталась придумать имя для нашей дочери. Аннабель Франческа, Лидия Брук, Сабрина Роуз, Палома Грейс… Представила себе нашу совместную жизнь и семейный альбом — идиллические фото на тонкой кремовой бумаге.

Но за несколько секунд до того, как провалиться в сон, в том полубессознательном состоянии, когда мысли переходят в сны, я вспомнила неодобрительный взгляд Клэр и собственное чувство неудовлетворенности. А потом отключилась и перенеслась в прошлое. Там были Декс и Рейчел — и то, что никогда не повторится.

В течение нескольких недель наши отношения с Маркусом постепенно портились. Даже секс — краеугольный камень нашего романа — начал казаться утомительной обязанностью. Я пыталась убедить себя, что это всего лишь стресс, связанный с глобальными жизненными переменами: мы, наконец, начали подыскивать квартиру, задумались о свадьбе, скоро у нас будет ребенок.

Когда я спросила Маркуса, почему мы так часто ссоримся, он все свалил на то, что у меня «пунктик» насчет Декса и Рейчел. Он сказал, что устал от моих бесконечных вопросов и что вряд ли есть какой-то смысл в том, чтобы целыми днями обсуждать их предполагаемые действия. Лучше наконец, заняться собственной жизнью. Я пообещала меньше думать о них, полагая, будто на самом деле это вопрос нескольких недель и вскоре меня вообще перестанет волновать, чем они заняты. Но тревога, жившая в сердце, говорила, что не все так просто и что, несмотря на все мои попытки наладить жизнь с Маркусом, мы на грани краха.