И все это (за исключением одного, напоминающего о том, что мне в пять часов идти на массаж) были звонки от поздравителей, но не от Декса или Рейчел.
Я знала, что Клэр тоже об этом думает, потому что каждый раз, когда я брала телефон, она беззвучно спрашивала: «Кто?»
После пятого звонка она поинтересовалась:
— Рейчел тебе сегодня не звонила?
— Нет, — сказала я.
— А Декс?
— Тоже.
— Как невежливо с их стороны — не позвонить тебе в день твоего рождения и не попытаться все уладить.
— Конечно.
— Ты их не видела после той встречи в магазине?
— Нет. А ты?
— Нет. Никто их не видел, — сказала Клэр.
Стало быть, дело серьезное — у нее была широкая сеть осведомителей. Самое лучшее, что можно было сделать, чтобы заполучить персонального сыщика (и поверьте, я об этом подумала), так это назвать Клэр своей лучшей подругой.
— Может быть, они расстались? — предположила я.
— Возможно, — ответила она. — Но вины с них это не снимает.
— Или, может быть, поехали еще в какое-нибудь экзотическое путешествие, — продолжила я.
Клэр сочувственно похлопала меня по плечу и заказала еще бокал шардоннэ. Знаю, что мне не следовало бы пить, но доктор Джен сказала, что по особым случаям можно. И, кроме того, во Франции почти все младенцы рождаются абсолютно здоровыми, в то время как их матери пьют вино каждый день.
— У меня есть для тебя одна новость, — сказала я, вздохнув и приготовившись сообщить ей о Маркусе. Не о беременности, разумеется.
— Да? — Браслеты у нее на запястьях звякнули, когда она скрестила руки на столе и придвинулась ко мне.
— Я кое с кем встречаюсь, — гордо сказала я.
— С кем? — спросила она, вытаращив глаза. Я уловила огонек ревности. Клэр, храни ее Господь, обладает способностью знакомить своих подруг с потрясающими парнями, но у нее самой никакого прогресса в этой области нет.
Я таинственно улыбнулась, отпила глоточек минералки и аккуратно стерла с бокала следы губной помады.
— С Маркусом, — гордо ответила я.
— С Маркусом? — изумленно переспросила она. — То есть с тем самым Маркусом?
Я кивнула.
— Это правда?
— Ну да. Разве это не здорово?
На ее лице промелькнуло странное выражение, которое я затруднилась истолковать. Ревность, что я так быстро нашла себе нового мужчину сразу же после разрыва? Может быть, она тоже считала его привлекательным, хоть и необычным? Или это было неодобрение? Сердце у меня дрогнуло, когда я поняла, что возможно именно это. Мне настоятельно требовалось подтверждение того, что Маркус вполне достоин войти в круг манхэттенской элиты. Просто необходимо, чтобы у меня был роман с человеком, с которым не прочь закрутить все остальные женщины.
— Когда это случилось? — спросила она.
— Недавно… — неопределенно ответила я.
— Я… кажется, несколько удивлена.
— Понятно, — сказала я, подумав, что у нее было бы куда меньше причин удивляться, если бы она не спала, как сурок, той ночью — 4 июля. — Да, кто бы мог подумать? Но мне он действительно нравится.
— Правда?
И тогда я окончательно поняла, что она меня не одобряет.
— Почему это так тебя удивляет?
— Просто… ну, я не знаю. Мне кажется, что Маркус тебе не подходит.
— Ты имеешь в виду его внешность? — уточнила я. — Хочешь сказать, что по сравнению со мной он проигрывает?
— В принципе да, — ответила Клэр уклончиво. — Ну, я не знаю… и вообще… Он хороший, славный парень, не пойми меня превратно… — Она умолкла.
— Тебе не кажется, что он очень сексуальный? — спросила я. — А, по-моему, Маркус такой душка.
Клэр взглянула на меня непонимающе. Все ясно. Она не считает его сексуальным. Ни в коей мере.
— Он очень сексуальный, — стояла я на своем, чувствуя себя оскорбленной.
— Главное, чтобы он нравился тебе, — резюмировала она снисходительно.
— Конечно, — отозвалась я, понимая, что вопрос вовсе не исчерпан. — Просто поверить не могу, что тебе он не кажется классным.
— Я думаю… он несколько необычен…
— Он великолепен в постели, — твердо сказала я, пытаясь убедить Клэр и саму себя в том, что это перевешивает все его недостатки.
К пяти часам я получила больше десяти поздравительных писем и звонков, в мой кабинет непрерывным потоком шли коллеги. И по-прежнему ни слуху ни духу от Декса и Рейчел. Оставалась последняя надежда: может быть, они прислали открытку, записку или подарок мне домой, где я не была уже несколько дней. Так что после сеанса массажа я поехала на такси к себе, предвкушая те извинения, которые меня там ожидали.
Несколько минут спустя я выгребла письма из ящика, отперла дверь и принялась разбирать почту. Там были традиционные открытки от родителей, брата Джереми, моего бывшего парня Блэйна, влюбленного в меня со школы; от бабушки и от Аннелизы — второй моей лучшей подруги из Индианы. Последнее письмо было без обратного адреса. Наверняка от Рейчел или Декса. Я разорвала конверт и увидела открытку с изображением щенков Лабрадора, которые спали, свернувшись клубочком, в плетеной корзине. Над корзиной вилась ленточка с надписью розовыми буквами: «Поздравляю!» Сердце у меня упало, когда я поняла, что эта открытка скорее всего от тети Кларисс, которая по-прежнему обращается со мной как с десятилетней. Если только Рейчел не вздумала сделать акцент на то, что «мы дружим с самого детства». Я медленно раскрыла открытку, все еще на что-то надеясь, но увидела внутри десятидолларовую купюру и неровную подпись тети Кларисс под строчкой: «Пусть этот день принесет тебе много радости!»
Вот и все. Больше сомнений не оставалось — «Рейчел и Декс проигнорировали мой день рождения. День, которого все мы ждали, по крайней мере, последние пять лет. Я начала плакать, сводя на нет весь эффект, достигнутый в кабинете мануальной терапии. А потом позвонила Маркусу, чтобы он мне посочувствовал.
— Где ты? — спросила я.
— А ты догадайся, — ответил он. Слышно было, как шумели машины. Я представила себе, как он шагает по Пятой авеню с охапкой подарков.
— Они не позвонили. Ни один из них. Нет ни письма, ни открытки. Ничего.
Он понял, что я имею в виду.
— Вот это выдержка.
— Не смешно! — сказала я. — Представляешь?
— Дарси, разве не ты говорила, что больше не станешь с ними даже разговаривать? Что они, как ты сказала, «для тебя умерли»?
Он, оказывается, дословно помнит, что я говорю.
— Да… но они, по крайней мере, могли бы попытаться… А они этого не сделали. А ведь мне исполнилось тридцать!
— Я знаю, детка. И мы будем праздновать. Так что тащи свою хорошенькую попку сюда.
Он прав, попка у меня все еще хорошенькая. Это замечание немного меня приободрило.
— Я буду похожа на ту девушку из фильма, да?
— На какую?
— Ну, на ту, которая спрятала баскетбольный мяч под футболку. Потом мяч выпал, и она снова стала стройненькая.
— Конечно. Давай возвращайся!
Он закончил разговор прежде, чем я успела спросить, где мы будем ужинать и что мне надеть. Нет ничего лучше, чем быть нарядно одетой, подумала я, вынимая из гардероба облегающее черное платье, туфли на высоченной шпильке и полупрозрачный палантин и раскладывая все это на кровати. Потом я приняла душ, сделала высокую прическу и наложила макияж, выбрав нейтральный цвет для губ, но подчеркнув свой драматический, туманный взор.
— В тридцать лет я по-прежнему сногсшибательна, — вслух сказала я, стоя перед зеркалом и пытаясь не замечать крошечных морщинок вокруг глаз и не думать о том, что я разменяла четвертый десяток и скоро начну терять два своих главных преимущества: молодость и красоту. Меня охватило неведомое ранее чувство неуверенности в себе, но я отбросила его, взяв десятку от тети Кларисс, чтобы заплатить таксисту, и вышла.
Через пятнадцать минут я кошачьей походкой плыла к Маркусу.
Он присвистнул:
— Потрясающе выглядишь!
— Спасибо. — Я улыбнулась, заметив, что он одет в старые вельветовые брюки, линялый серый свитер и стоптанные ботинки. Вспомнила, как Клэр неодобрительно сдвинула брови, услышав о Маркусе. Может быть, его неряшливость — еще одна причина ее недовольства. Не богемная небрежность — потертые джинсы от «Дольче» и все такое, а именно неряшливость.
