Подаю сигнал сбора, выстраиваемся и идём к себе на аэродром. Я молчу. Потеряли студента. Хотя, конечно, сам виноват, приказ был — держаться в круге со всеми, а его на подвиги потянуло. Сам погиб, машину угробил, оборонительный круг разорвал. А если б шальной охотник наскочил?

Впрочем, это я себя успокаиваю…

— Товарищ командир! Задание выполнено. В процессе выполнения сбито четыре «Ю-87». Потери — сержант Сидоров из последнего пополнения. Причина гибели — нарушение приказа командира. Не удержал машину, Нестеров, в штопор сорвался…

В столовой молча едим. Этот вылет был на сегодня последним, так что до завтра отбой. Во главе стола — сиротливый стакан, полный до краёв, сверху — кусочек чёрного хлеба, густо посыпанный солью. Молча пьём и расходимся…

Утром приходит подтверждение: упал за нашим передним краем. Машина скапотировала. Пилот — насмерть. Молодой пацан, и двадцати не было. Не то, что мы, старики… Жалко… И чего полез? Послушался бы — жив остался, ну, получил бы получил, подумаешь, зато отец-мать сына бы встретили. Может быть…

Сон оказывается действительно коротким: меня будят уже через два часа. Немцы с ходу взяли Калинин и наращивают давление на Нарофоминск. Теперь понятно, где находятся пропавшие «тридцатьчетвёрки», которые мне обещали.

Ладно, там они тоже ох как нужны. Надеюсь, что они ещё топчут траками землю, а не коптят небеса сгоревшими корпусами.

Вместо боя нас, вместе с 19-ой танковой бригадой выводят, в резерв. Впрочем, бригада — это громко сказано, в реальности же — только двадцать шесть новых «Т-34». Остальные выбиты подчистую. Мои оставшиеся машины вливают в её состав, и вместо отдыха нам приходится совершать ночной переход к расположению бригады. Я понимаю, что это необходимо, что сейчас война, но с другой стороны — бессонная ночь замедлит реакцию механиков-водителей, а наводчики дадут больший процент промахов, что по закону подлости, спасёт именно того гада, который влепит нам снаряд в бензобак. Да и вымотались люди за сегодняшний день, еле ноги таскают. Но — надо…

Поднимаемся, заводим танки и движемся к району назначения. В принципе, это недалеко, всего полсотни километров, но учитывая, что недавний дождь превратил все дороги в месиво, путь будет нелёгкий…

Так и оказывается, поэтому на место мы прибываем почти через шесть часов после выхода, как раз к началу фрицевского концерта. Только странно, что такого короткого. Обычно артподготовка длится минут сорок, ну, если везёт, тридцать, сейчас же всё смолкает уже через четверть часа.

Зато потом пространство впереди наших позиций просто чернеет от надвигающегося врага. Классика военного искусства: один танковый батальон клином впереди, по краям ещё два, прикрывая стальными бортами идущую в середине пехоту. Тем более, что двигаются они прямо по автодороге Москва — Минск.

Но немцев встречает ответная ария двух противотанковых полков и четыре уже знакомых залпа реактивных установок. Раньше «РСов» более чем хватало, чтобы немцы начали откатываться назад, раньше — но не сегодня. В ответ враги увеличивают скорость, продолжая наступать. Понятно! Хотят разрезать наши боевые порядки напополам, а там — оперативный простор и больше практически никакого сопротивления. Жуткий соблазн!

Как всегда в минуты крайней опасности мозг начинает работать с точностью хорошо отлаженной машины. Я быстро намечаю возможные пути контратаки, но в этот момент из неприметных кустиков вырываются огненные струи ранцевых огнемётов. Психологический эффект великолепен, напуганные немцы шарахаются в сторону, подставляя борта, и наши пушкари мгновенно используют эту краткую заминку.

Гремят выстрелы, и две машины спотыкаются на месте, третья разматывает гусеницу. Приплюснутое угловатое тело «артштурма», так хорошо мне знакомое, дергается, но снаряд рикошетом уходит в сторону. Со стороны вражеских порядков сверкают очереди трассеров.

Хорошо ребята задумали засаду, но шансов уйти у них теперь — ни одного. Обидно! А вдвойне обидно, что кроме пятисекундного испуга и двух подбитых танков, они почти никакого вреда фашистам не нанесли.

Атакующие колонны немцев продолжают наползать на наши укрепления, нам приказывают поддержать пехоту огнём, и вскоре гулкие выстрелы пушек «КВ» вливаются в общий грохот боя. Но что могут сделать шесть пушек против стальной лавины Оказывается — могут. Хватило бы только снарядов…

На мгновение железный клин будто замирает на месте, но тут же снова начинает своё мерное движение. Из хоботков немецких пушек вырываются клубки быстро рассеивающего порохового дыма, на мгновение появляются головы танкистов, выглядывающих из раскрытых люков для оценки обстановки…

Нет, не сдержим, уж слишком их много, раза в четыре больше нашего. Но мы стреляем до последнего. Вот первые танки уже миновали тонкую линию окопов и из идущих следом бронетранспортёров посыпались пехотинцы. На всем переднем крае начинается заполошная стрельба. Представляю, какая резня там сейчас идёт…

Эх, пехота-матушка, сдержи-не выдай, а уж за нами не заржавеет! Сейчас поможем. Давай, орлы, вперед!..

С грохотом слетает с погона башня «четвёрки», раскаленная болванка вырывает ведущую звёздочку у «тройки», другая — разваливает борта «38Т». Пылающий «БТ» из моей группы врезается во вражескую САУ, скрываясь в огненном шаре слитного взрыва бензина и боезапаса. Горит один из «КВ», но экипаж продолжает стрельбу до тех пор, пока из раскрытых башенных люков не вырывается к небу столб огня…

Бросается под узкую гусеницу неприметный пехотинец со связкой гранат в руке, второй замахивается бутылкой с горючей смесью, но в этот момент её разбивает пуля — огненный факел корчится на земле, и я благодарю Бога, что не слышу криков сгорающего заживо человека. Назад, Коля! Назад!!!

Я с ужасом вижу, как из-за подбитого танка выползает приплюснутое тело самоходного орудия, ствол уже смотрит на нас. Внутри всё холодеет. БАХ! Есть! Рикошет! Не выдала броня! Болванка с визгом уходит куда-то в бок, зарываясь в землю.

Если бы механик сейчас зевнул, нам бы как раз хватило, а так — в маску. Но похоже, что спаренный с орудием пулемёт крякнул. Так, а это что?! Откуда же ты взялся, родной?! «Двоечка» изо всех силёнок молотит по нам из своей пушечки. Красиво, наверное, смотрится со стороны, БАХ! Гранёная, сглаженная спереди башня перекашивается и исчезает в огненном клубке взрыва. Всё! Экипаж можно будет отскребать ложками…

Левее, Коля, левее… Короткая! БАХ! Клац! Есть! Клуб едкого дыма вырывается из всех щелей «тройки». Вот это да! Взрыв подбрасывает в небо танкиста в дымящемся комбинезоне! Никогда такого не видел — наверное, тоже с открытым люком в бой пошёл! Смотри-ка, упал — и ничего, живой, еще вон шевелится… Ну, ничего, сейчас мы тебя…

Неожиданно контуженый немец вскакивает и, мало что соображая, сам бежит к нам, с разгона заскакивая на броню и забираясь на башню. Зараза! Со всего маха откидываю люк, ударяя массивной створкой прямо в лоб и без того очумелого немца. Танкист взвизгивает от неожиданности, а мой кулак тут же добавляет ему до полного нокаута. Готов! Торопливо стаскиваем его внутрь, вдвоём с заряжающим наскоро связываем руки и валим на днище. Всё! Есть пленный!..

Вот и зелёная ракета, сигнал отхода…

Прикрываясь дымом от горящей техники и разбитыми тушами танков, откатываемся назад. Я уже по привычке разворачиваю башню, мало ли… И точно, в прицеле почти сразу мелькает высокий силуэт «35Т». БАХ! Мимо! Эх, жаль, промазал, можно было еще одного на сегодня записать…

Ну, всё. Наши. Мы грузно переваливаем через окопы и устремляемся к лесу, где нас уже ждут боеприпасы и топливо. От всей моей группы осталось всего три «КВ», считая и мой. А где же ребята? Хоть кто-то же должен был уцелеть?!

«Нашего» немца утаскивают в тыл, он так и не пришёл в себя, а я стою возле танка и жду, что кто-то придёт с поля боя… ужин. Никого. Экипажи уже привели технику в порядок, подготовили к очередному бою, но никто так и не вернулся. Безо всякого аппетита ем макароны по-флотски, выпиваю наркомовскую норму и заставляю себя лечь спать. Двое суток без сна — это уже слишком. Наверняка из-за этого и смазал напоследок по врагу…