…Ночуем под Москвой, в Кубинке. Местное начальство в большом смущении — им передали приготовить место для ночлега на двоих членов экипажа, ну они и устроили. В одной комнате, ясное дело. Молодцы! А что нам делать с этой девицей В кои-то веки выдалось такое счастье, как баня и чистое бельё, и тут полный облом! Твою ж мать!.. Моемся по очереди, вначале она, потом я.

Когда возвращаюсь в избу — сержант уже раздета и плотно укрыта одеялом. Отвернулась к стенке и молчит. Ну и ладно, можно подумать! Скидываю форму, аккуратно вешаю её на стул, забираюсь в постель… эх, до чего ж приятно!..

Что? Уже? Деликатно стучат в окно… Одновременно выскакиваем из постелей и застываем в смущении. Ну я-то ладно, в трусах хоть, а она вообще в одной рубашке армейского образца, не доходящей даже до середины бёдер. Надо признать очень даже ничего себе бёдер…

Неожиданно для самого себя подмигиваю ей и отворачиваюсь, начиная торопливо одеваться в новенькую хрустящую форму. Сзади меня слышится недовольное шипение и позвякивание ремня.

— Готова?

— Готова, товарищ старший лейтенант.

— Меня Володей зовут.

— Даша. Дарья Семенцова.

— Очень приятно…

Выходим на ярко залитую солнцем улицу, где нас уже ждут. Новые полётные карты, краткий инструктаж на дорогу. Завтрак, конечно….

Взлетаем. Красота! Глубокий тыл. Под нами пыхтят паровозы, тянут длинные нитки составов в обе стороны. Эшелоны идут так плотно, что с локомотивов видно последние вагоны впереди идущего поезда. На Запад — техника и теплушки с людьми. На Восток — открытые платформы со станками, вагоны с беженцами.

Перед каждым составом — пустые вагоны с зенитчиками и песком. Вглядываясь в землю, Дарья напевает песенку, даже не подозревая, что я всё прекрасно слышу в наушниках гарнитуры. Впрочем, голос у неё приятный, а песни мне нравятся. Пусть поёт, а то тоскливо, точнее, не тоскливо, а скучно…

Колёса слегка постукивают по бетонке. «Хе-111» делает короткую пробежку и останавливается у посадочного «Т». А неплохо я с ним освоился за эти двое суток, совсем неплохо! Даже жаль оставлять — неплохая машинка, удобная, просторная, послушная. Эх, нам бы что-нибудь такое же, да побольше…

После сдачи и приёмки трофея нам с Дашей выдают талоны в столовую и сажают на идущий в Москву «ТБ-3». Весь фюзеляж древнего бомбардировщика забит какими-то ящиками, тюками, свёртками, внутри гуляет ветер. На высоте жутко холодно, а мы в летнем обмундировании. От мороза мы с Дарьей прижимаемся друг к другу, пытаясь хоть немного согреться. Так и стучим зубами почти все три часа до Москвы.

В столице нас, злых и жутко замерзших, встречают и тут же везут на другой аэродром, возле ремзавода, где я и получаю новую машину. Хотя новой её, конечно, можно назвать с большим трудом — обыкновенная «сушка», она же — «Су-2». Впрочем, машинка неплохая, по крайней мере, бомбовый запас у неё почти в два раза выше, чем у моей сгоревшей «Чайки», а по скорости не уступит. Вот по управляемости — да, но зато и штопора так не боится, как «сто пятьдесят третий»… Везёт же мне, однако…

И ещё один сюрприз — Дарья летит со мной, назад, в часть, так что расставаться будем уже там…

Стартёр на шасси «ГАЗ-АА» раскручивает винт, тысячесильный мотор ревёт и я ухожу в небо. М-да… утюг.

Беру курс на Восток, к линии фронта… темнеет, на безоблачном небе загораются первые звёзды. Эх, давненько я не летал ночью! Двигатель работает ровно, лидер впереди аккуратно выводит нас на промежуточный аэродром. Там нас всех распределяют по квартирам, так что Дарью я снова вижу только утром. Завтрак.

К фронту вылетаем уже не только заправленные, но и вооружённые, с полным запасом бомб и патронов в бортовом арсенале. Линию боёв замечаем издали, по сплошной чёрной пелене, поднимающейся над ней. Горит всё, что только может гореть и давать дым. Смотреть издали просто жутко, кажется, ничто живое просто не может уцелеть в сплошной полосе пламени…

За время моего отсутствия в полку произошли большие перемены, жаль, что вовсе не в лучшую сторону. Практически, от полка осталось только четыре машины, да еще вот наши шесть «Су-2», прибывшие с завода после ремонта. Всё начальство погибло под бомбёжкой, так что я теперь командир остатков нашего полка.

Вообще, потери просто жуткие, причем, не только среди пилотов, но и у обслуживающего персонала. Погибла и чернявая подавальщица Глаша рассказывали, что буквально перед нашим возвращением налетела четвёрка «мессеров», и проштурмовала. Девушка испугалась, выскочила из щели и через всё поле бегом. Прямо в очередь и влетела… эх, ладно…

Сидя над картой, ломаю голову, как нам из всего этого положения выбираться, и вдруг в землянку вбегает дежурный по эскадрилье:

— Товарищ старший лейтенант! Вас срочно к аппарату, командующий!

Пулей вылетаю наружу и со всех ног мчусь к укрытому маскировочной сетью блиндажу, от которого убегает тонкая чёрная жилка кабеля связи. Телефонистка уже протягивает мне трубку аппарата:

— Старший лейтенант Столяров у аппарата.

— Слушай сюда, старлей, это Тимошенко говорит. Сколько у вас машин осталось?..

Я ничего не понимаю. Между тем командный бас рокочет в трубке, ставя мне очередную задачу. Видать дела совсем плохи, что уже отдельным лётчикам приказы дают… Машинально отвечаю на вопросы, затем уточняю ещё раз свои действия. Меня обкладывают матом и приказывают немедленно поднять в воздух все исправные машины и помочь нашим…

Отдаю трубку связистке, затем смотрю на Лобова.

— Ну что, капитан?

— Задачу тебе поставили, старший лейтенант — действуй.

Криво усмехнувшись в ответ, приказываю объявить тревогу, и над полевым аэродромом раздаётся заполошный звон, подвешенной на ближайшей берёзе, снарядной гильзы. Сержант из БАО старается, и уже через пару минут возле штаба собираются все наши лётчики… все семеро.

И вот тут-то я и замечаю на их лицах самое страшное, что может быть у пилота — безнадёжность… именно это и подстегивает меня куда лучше мата командующего. Внутри вспыхивает злость:

— Смирно!! Как стоим?!

Зашевелились, голубчики, построились…

— Командующий фронтом генерал Тимошенко только что поставил перед нами боевую задачу: немедленно организовать поддержку наших войск. Вылетаем все. Техническому персоналу немедленно подготовить машины к вылету. Вопросы есть?

— Вопросов нет.

— Выполнять!

Начинается нормальная боевая предполетная суета: техники носятся словно наскипидаренные, подкатывают заправщики, два чудом уцелевших автостартера. Подвешивают бомбы, начинают прогревать моторы.

Собравшись возле карты, мы обсуждаем, что можем сделать. Точных разведданных нет, потому просто решаем лететь туда, где немцы есть наверняка.

Прибегает Петрович:

— Товарищ старший лейтенант, проблемы…

— Что ещё такое?

— Да не знаем мы, как с этой хреновиной раскоряченной управляться! С бомбами разобрались, правда, с трудом, а дальше-то что? Мы с «Сухими» дел раньше никогда не имели!

Выпрямляюсь. Когда мой техник видит меня в таком состоянии, он понимает, что нужно проявить инициативу, поэтому молча отдаёт честь, но убегая, всё равно бросает на пороге:

— Сделаем, товарищ командир! — и исчезает. Мы же начинаем собираться. Все расходятся по землянкам, надевают куртки, шлемы, оставляют документы и награды, у кого есть.

Когда я подхожу к своей «сушке», там уже топчутся Дарья и Петрович. Техник торопливо докладывает:

— Товарищ старший лейтенант, машина к вылету готова! Бомбы подвесили, системы заправили. Мотор прогрет. И это, товарищ старший лейтенант… вы уж там поосторожнее.

Мой стрелок занимает своё место и с интересом осматривается.

— Раз-два, взяли! Эх, пошла, пошла, пошла… Контакт!

— Есть контакт!

Штурмовик вздрагивает, мотор чихает, выбрасывая из патрубков облако синеватого дыма, затем схватывает, работая на удивление ровно. Минута, вторая — всё нормально. Окидываю взглядом плоскости — тоже в норме. Включаю внутреннюю связь и спрашиваю Дарью: