За день до празднества читаем на черной доске объявление, что все музыканты, в особенности которые специализируются на исполнении рождественских песен, приглашаются к третьему' офицеру. Офицеру выражают сочувствие, так как из всего рождественского репертуара члены экспедиции знают только лишь «Тихую ночь». Что ж, придется ограничиваться этой песней. Однако большая часть экипажа напрочь лишена слуха. К этому времени плотники уже делают длинные столы и скамейки, а другие готовят единственное украшение для наших стен. Они будут во всю длину украшены полотнищами и корабельными флагами. Особую пикантность стенам придает появившийся на них желтый карантинный флаг.
Руководитель экспедиции выступает в качестве «старейшины». Эта почесть ему нисколько не мешает. В полдень он, излучая радость и несколько стесняясь, говорит нам, что в детстве, несмотря на все строжайшие запреты, всегда подглядывал тайком, что клали в рождественский пакет, конечно же, не открывая его.»… однако мы и сейчас как дети!»
— Ох-ох, — шутит летчик Ширмахер, — мы уже умяли все съестное, сейчас придется спекулировать!
В половине седьмого подают ужин. Часом позже начинается празднование Рождества. Праздник проходит достойно и вместе с тем весело.
После рождественской песни руководитель экспедиции произносит короткую речь — она является всего лишь прелюдией к празднику. После этого следует еще одна песня, а затем происходит раздача подарков. Я совершенно забыл сказать, что каждый из участников экспедиции при входе в праздничное помещение вытягивал некое подобие лотерейного билета, по номеру которого определялось место за столом, а также подарок. Однако на каждом месте стоял по меньшей мере три бутылки пива и пакет с орехами и фруктами.
Распределением подарков занимаются Барклей и Паульсен. Они поднимают высоко над головой подарок и называют его номер. Обладатель лотерейного билета с указанным номером произносит: «Здесь!» — и радостно шагает, чтобы получить гостинец.
Среди подарков наличествует то, что обычно дарится хорошим знакомым на Рождество: нож, механические карандаши, пепельницы, гребни, зажигалки, книги нейтрального содержания. Все получившие подарки от души радуются, даже если и не нуждаются в полученной вещи. Праздник стал именно Рождеством, спасибо тем, кто позаботился об этом. Между тем мы выпиваем за здоровье, а на столе возникают горки ореховых скорлупок.
Наши электрики смогли настроить громкоговоритель, а потому близ Канарских островов мы смогли услышать рождественскую речь имперского министра Гесса. К сожалению, в тот день были очень сильные атмосферные помехи, а потому мы не смогли дослушать радиопередачу до конца. Второй офицер «Швабии» Рёбке, кроме всего прочего являвшийся политическим руководителем экипажа корабля, поздравил нас с праздником и пожелал свершений во имя фюрера и рейха.
После этого капитан Ричер решил нас еще раз порадовать рождественской историей, на этот раз сугубо личного содержания. Он навсегда запомнил Рождество, которое праздновал 26 лет назад. Именно тогда произошло то, что ему было суждено. История была связана со снегом и льдом, что словно оказалось его предназначением, то есть намекало на нашу попытку покорить Антарктиду.
История произошла в 1912 году. Тогда Ричер служил на «Герцоге Эрнсте», корабле, который доставил Немецкую Арктическую экспедицию Шрёдера-Штранца на северный берег Шпицбергена. Целая череда злополучных случайностей, отсутствие денег и т. д. привели к тому, что экспедиция стартовала слишком поздно. Лето очень быстро закончилось, а осень на тех широтах длилась всего лишь несколько дней. Зима наступила буквально в одночасье, столь же стремительно обледенел корабль.
Так как в данной книге я хочу привести лишь рассказ капитана Ричера, то я с содроганием вспоминанию о затертом во льдах корабле, о разделении экспедиции на несколько групп, о Шрёдере-Штранце, который вместе с тремя своими товарищами двинулся навстречу смерти в самую негостеприимную часть Шпицбергена, Северо-Восточную землю, откуда он хотел попасть на Северный полюс. Группа из трех человек, к числу которых также принадлежал капитан Ричер, с сентября по декабрь оставалась в пустующем зимовье охотников на пушного зверя, располагавшемся в бухте. Припасы подходили к концу, заканчивались патроны. В редком случае можно было подстрелить северного оленя или какую-то птицу. У одного из трех, Рюдигера, были страшно обморожены ноги. Второй, Раве, должен был ухаживать за ним. Ну, третий должен был пуститься в тяжелейший путь, чтобы вызвать подмогу. Этим человеком и был Ричер. Он прошел по жуткому холоду от мыса Петерсман до ближайшего поселения Лонгийр более 140 километров. Ричер не знал, как ему это удалось, — он шел день и ночь. Шел без какого либо груза — у него не было ни палатки, ни карты. У него не было ни котла, ни кусочка хлеба. Он только шел и шел, чтобы спасти себя и других людей. Его сопровождала лишь собака Белла. Она была его единственным приятелем в этом марш-броске, его единственным утешением. Иногда они исчезала на сутки, завидев полярную лисицу. Однако собака была слишком слаба, чтобы поймать хоть какую-нибудь дичь. Была полярная ночь, и температура во тьме никогда не поднималась выше 30° мороза. Даже днем в небе светила луна. Лишь по звездам Ричер мог определить, когда наступал полдень, а когда — полночь. Неподвижной оставалась лишь Полярная звезда. Вокруг нее вращалась Луна, звезды, вся Земля вместе с Ричером. Именно Полярной звезде Ричер был благодарен за то, что он не стал ходить по кругу. Но он шел и шел. Девять дней подряд. Без куска хлеба и какой-либо провизии. Он постоянно шел. Так не может двигаться человек, так может двигаться только машина. Вперед, вперед, вперед…
Вместе с Ричером шла собака Белла. Вперед, вперед, вперед… Иногда ему казалось, что тело отказывалось его слушаться, а само движение вперед было безумием. Ведь даже машины могут сломаться. Однако он поднимался со снега, находил в себе неведомый запас сил, чтобы вновь начать движение. Ему надо идти, надо… И движение продолжалось. И вновь рядом была Белла. Казалось, она хотела проверить, кто из них двоих был более выносливым. Еще бы немного и Ричер сошел бы с ума. От безумия его отделяла какая-то малость. Однако не было страха! Он не должен был бояться, пока шел дальше и дальше строго на юг, прочь от Полярной звезды, которая должна была ему светить в затылок… Он находился почти на самом Северном полюсе, но двигался на юг, туда, где было тепло… ему казалось, что если он поднажмет, то сможет добраться до тропиков. Постепенно он стал беречь силы, он уже не двигался круглые сутки в одном и том же темпе. Надо было экономить силы! Некоторое время он шел очень медленно. Он едва переставлял ногу, а затем так же медленно делал новый шаг. При этом сердце колотилось в бешеном темпе.
В эти моменты он задавал себе вопрос: «Что ты делаешь, глупое сердце? Я же почти еле двигаюсь, это должно устраивать тебя». И ему казалось, что сердце можно было обмануть, и продолжал идти. А рядом с ним шла Белла. С каждым новым днем сил становилось все меньше и меньше. Он стал делать передышки, пытаясь правильным образом организовать отдых. В некоторых случаях он даже ложился на лед. Ему казалось, что не было большего блаженства на свете, чем просто прилечь и растянуться. Однако он сразу же вскакивал. Нельзя спать — погибнешь от холода! Затем ему пришлось пойти на ухищрения. Он ложился на лед и даже позволял себе заснуть… и все это при тридцатиградусном морозе… Он уже ничего не боялся, он был очень спокойным… Он придумал небольшую уловку. Он клал голову на руку, в которой сжимал небольшой будильник… тик-так, тик-так… Ровно через пятнадцать минут раздавался звонок. Он вспрыгивал. «Давай, Белла, нам надо дальше, дальше!» Сейчас он смеется над своим изобретением: «Надо бы его запатентовать! Удивительная вещь! Прилагается точная инструкция по эксплуатации! Применять во время многодневных марш-бросков по льду при жутчайшем морозе!» Однако этот трюк срабатывал. После нескольких часов ходьбы следовал новый привал. Снова пятнадцать минут отдыха! После этого ему казалось, что удалось отдохнуть, а потому можно было продолжать путь, в котором его сопровождала неизменная Белла.
