Аникин бросал полулежа, из неудобного положения, по высокой дуге. Когда «лимонка» уже описала ее и ударилась о мостовую, Андрей нащупал в зажатой ладони левой руки кольцо. Выдернул, все-таки выдернул! Он сделал это автоматически, настолько быстро, что мозг не успел зафиксировать это действие. Но что толку, если он не добросил.

Не обращая внимания на свистевшие возле лица пули, Аникин, высунувшись из-за основания тополя, следил, как черная металлическая точка упруго, точно мячик, отскочила от мостовой еще раз и, прокатившись вперед, нырнула в черную щель, ощеренную оранжевым пламенем пулеметной стрельбы.

Тут же в подвале громыхнуло, и из подвального окошка выдохнула смесь огня и пылевой взвеси, растекшись на несколько метров по мостовой. Клубы дыма поглотили оранжевое пламя, которое, погаснув, уже не вспыхнуло.

Андрей тут же повернулся, оглядываясь в сторону раненых.

– Заберите! Заберите их!.. – истошно закричал он.

Возле раненых, на той стороне улицы, он увидел Шевердяева и еще одного бойца. Шева, заломив на затылок шапку-ушанку, согнувшись в три погибели, на полусогнутых ногах тащил Буряка. Он развернулся лицом к мостовой, поэтому Андрей узнал его сразу.

Второй, в шинели, был повернут спиной, поэтому признать его Андрей был не в состоянии. Он, следом за Шевердяевым, пытался эвакуировать Шпаликова. Давалось ему это с трудом, потому что через каждые полметра он брал передышку, опускаясь на одно или оба колена возле лежащего пластом Шпалы.

Пули по-прежнему сыпались вдоль по улице, правда, уже не с такой интенсивностью. Аникин, яростно зарычав, вскинул свой ППШ и, уперев магазин между корнями дерева, дал короткую очередь по проему окна, из которого один или два фашиста вели винтовочную стрельбу.

Пулеметчика удалось уничтожить, и дышать на уличной мостовой стало чуть легче. Но товарищей надо было прикрыть. Танкисты почему-то мешкали, не торопились выдвигаться на передний край атаки. Этим тут же воспользовались враги, попытавшись перехватить инициативу и перейти в контратаку.

Выстрел фаустпатрона был произведен со стороны дома, стоявшего впереди, на правой стороне улицы. От здания, у крыльца которого были ранены Шпаликов и Буряк, его отделяло пространство, засаженное высокими деревьями с массивными, разветвленными кронами. Граната, оставляя след реактивного выхлопа, перечертила улицу по диагонали и взорвалась где-то за спиной Аникина.

Оглянувшись в ту сторону, откуда был произведен выстрел, Андрей увидел несколько вражеских автоматчиков. Двое из них, выскочив из-за заднего угла дома, залегли тут же, в нескольких шагах от мостовой. Укрытием для них служили аккуратно постриженные кусты живой изгороди, очерчивающей периметр двора в паре метров от стен здания.

Стволы автоматов, просунутые через ветви кустов, засветились огневым пульсом. По свисту пуль и нескольким выковырянным из ствола щепкам Аникин сообразил, что фашистские автоматчики ведут стрельбу именно по нему.

Другая группа фашистов – автоматчиков и «фаустников», судя по торчавшим за спинами и видневшимся в руках трубам ручных гранатометов, – выдвинулась за живую изгородь. Прикрываясь стволами ветвистых деревьев и огнем двух автоматчиков у живой изгороди, они стремились подобраться как можно ближе к дому, находившемуся через дорогу справа от Аникина, возле которого ранили Шпаликова и Буряка.

Их замысел был очевиден: занять дом и приобрести выгодную огневую позицию для того, чтобы подойти вплотную к «тридцатьчетверкам» и зажечь их с помощью фаустпатронов.

Ни раненых, ни помогавших им бойцов возле фасадной стены дома уже не было. Скорее всего им уже удалось выйти из-под огня. Слава богу! Но передышки не предвиделось. Более того, ситуация становилась все серьезнее. Андрей оказался в буквальном смысле меж двух огней. Тополя закрывали его от огня, который немцы вели из здания на левой стороне улицы, а теперь еще и эти автоматчики справа, от пуль которых не было никакой возможности укрыться.

Если бы он перебрался на другую сторону корневища, то сразу бы подставился под пули, летевшие со стороны подвала, где находилась уничтоженная им пулеметная точка.

Из-за спины Андрея, вправо, в сторону перебегавших от ствола к стволу немцев, застучали очереди пулемета. Скорее всего это трофей Кокошилова перевел огонь в сторону немцев, предпринявших контрнаступление. Вот, отстранившись от ствола дерева, медленно, во весь рост, завалился на бок один из фашистов. Вот другой на бегу вскинул руки и вскрикнул так, что предсмертный его крик преодолел плотную звуковую пелену грохота неумолкающей стрельбы.

Андрей, оказавшись на острие атаки, на мостовой, практически ничем не защищенный справа, был вынужден тоже перевести огонь в сторону неожиданно вылезших немцев. Его автомат бил по кустам живой изгороди. Очереди ППШ проводили глубинную подрезку ветвей кустарника, выкашивая целые куски до основания. Вот оголился промежуток до самой каски залегшего в основании живой изгороди противника. Голова в каске вскинулась и уткнулась обратно в землю, исчезнув из поля зрения Андрея.

Сухой треск очередей, выпущенных автоматчиком, залегшим по соседству, прервался. Андрей успел засечь мелькнувший вдоль изгороди силуэт. Значит, заставил фашиста сменить позицию. А второй? Скорее всего убит.

Аникин, переведя дух, вдруг осознал, что грохот пулемета за спиной стал оглушительно громким. Обернувшись, он обнаружил, что МГ Кокошилова строчит прямо позади, в нескольких шагах. Самого хозяина закрывала толща ствола крайнего дерева.

– Как вы, товарищ командир?! – высунув лицо из-за тополя, крикнул Кокошилов.

Аникин жестом руки отмахнулся: мол, всё в порядке. Дальше, возле угла каменного здания вели стрельбу Климович – с колена, а выше, стоя в полный рост, – Тютин. Вдоль обочины надвигалась «тридцатьчетверка» Головатого.

Андрей рукой показал Кокошилову в сторону фашистов, находившихся среди акаций. Находившиеся там «фаустники» могли атаковать командирскую машину.

Эти попытки не заставили себя ждать. От ствола отделился силуэт с выставленным правым локтем. Гранатометчик наводил свою трубу прямо на танк Головатого. Очереди, вылетевшие из ППШ Андрея и пулемета Кокошилова, перехлестнулись на фигуре немца почти одновременно, буквально свалив того с ног.

Второй «фаустник», залегший на земле, попытался произвести выстрел с колена и был тут же скошен пулями кокошиловского МГ. Очередь угодила фашисту под самую каску, раскроив голову, словно арбуз.

В это время заработал курсовой пулемет танка Головатого. Пули гвоздили стволы акаций, каждый сантиметр пространства между ними, живую изгородь вокруг дома, стены и оконные проемы. В то время как курсовой пулемет командирского «Т-34-85» методично обрабатывал правый фланг улицы, башенный ДТ принялся за здание, находившееся за тополями слева.

Немцы сопротивлялись отчаянно. Чуть позже, когда Андрей выскочил из своего убежища под тополем и машинально оглянулся, он увидел, что с обратной стороны ствол выдолблен, или, точнее – выгрызен – чуть не наполовину. Одному «фаустнику» удалось разрядить свой одноразовый гранатомет с левой стороны, из полуподвала.

Граната прошла над башней танка и разорвалась позади, на правой стороне улицы.

– Слева!.. – раздался сзади крик Тютина, видимо, отреагировавшего на выстрел гранатометчика.

И Аникин, и Кокошилов почти одновременно перевели огонь обратно в сторону подвала. Кокошилов, выпустив еще несколько коротких очередей, вдруг умолк. Убит? Андрей оглянулся. Кокошник лежал, притулившись к корневищу тополя и тяжело дышал, вытирая пот со лба. Увидев направленный на него взгляд командира и прочитав в нем немой вопрос, он махнул рукой.

– Ствол, собака… – крикнул Кокошилов Аникину, двигая стоявшим рядом с ним на сошках пулеметом. – Красный стал, мать его… хоть блины пеки…