Пока суд да дело, я сняла фотокопии со всех пяти статей и отослала их в Нью Скул. Джордж настоял, чтобы я позвонила туда и удостоверилась в том, что копии попали по назначению. Обычно я не проверяю, получил ли кто-то корреспонденцию, которую я ему направила. Однако Джордж убедил меня сделать это, сказав, что в мире много людей и их интересы часто пересекаются. Для того чтобы иметь дополнительное конкурентное преимущество, стоит порой сделать лишний, звонок, чтобы нужные люди запомнили твое имя. Со своей стороны я внесла предложение пробежаться по холлу Нью Скул голышом, но, кажется, шутка Джорджу не понравилась. В общем, пришлось позвонить.

— Да, мисс Брэдшоу, — ответил мне глубокий и звучный мужской голос на другом конце линии. — Мы получили ваши публикации и свяжемся с вами.

— Когда?

— Мы свяжемся с вами, — повторил мужчина и повесил трубку.

Мне, наверное, никогда не стать слушателем этой программы.

— Она такая наглая! — восклицает Мэгги, нахмурившись.

— Джен Пи? Я думала, она тебе чем-то даже нравится.

— Сначала так и было. Но уж слишком она дружелюбна, тебе не кажется? — Мэгги загоняет пакеты с конфетти на место ногой. — Она все время где-то поблизости. Я клянусь, Кэрри, с той самой поры, когда Пинки Уизертон написал статью о Питере…

О-хо-хо… Только не это.

— «Принц-ботаник»? — спрашиваю я. — Откуда ты знаешь, что там говорится о Питере?

— А о ком же она еще может быть? Что, в школе есть еще какой-то парень, который, как Питер, был ботаником в младших классах, пока я не превратила его в крутого парня?

— Хм… — говорю я, припоминая текст статьи.

Такие работы всегда овладевают школьницами последние классов в сентябре. Если ты — девушка-старшеклассница, ты начинаешь оглядываться и думать о том, будет ли у тебя парень, который мог бы составить тебе пару во время выпускного. И если такого парня нет, то где его найти? В результате таких раздумий и появляются принцы-ботаники.

Вы смотрели свысока на этого парня в младшей и средней школе. Сначала он был коротышкой с писклявым голосом. Потом он стал долговязым парнем с угрями. А потом что-то произошло. Его голос стал глубже. Он стал носить контактные линзы. И вот вы сидите рядом с ним на уроке биологий. Вы думаете о том, что, в сущности, вам нравится этот парень.

У принца-ботаника есть, свои плюсы. Он не привык к тому, что все считают его классным парнем, и не развращен этим. Наоборот, он знает, что такое благодарность. На него не кричал тренер, его не топтали на тренировка, школьной команды. Поэтому в его душе достаточно тепла и доброты. Вы можете ему доверять…

Мэгги складывает руки на груди, смотрит вслед Джен Пи и продолжает:

— С тех пор как в газете появилась эта статья, Джен Пи охотится за Питером. Ты только посмотри, как она на него смотрит…

— Перестань, Мэгвич. Я уверена, ты не права. Кроме того, Питеру никогда не понравится Джен Пи. Он ненавидит таких девочек.

Мэгги не согласна со мной. Она качает головой:

— Не знаю, Кэрри. Он изменился.

— В каком смысле?

— Похоже, он считает, что заслуживает большего.

— Лучше тебя никого нет, Мэгз, — говорю я ей нежно. — И он знает об этом.

— Может, он и знает, но Джен Пи на это наплевать.

Затем, словно для того, чтобы проиллюстрировать наш разговор, в спортзал входит Питер. Мэгги машет ему, но он ее не видит, возможно, по причине того, что Джен Пи молниеносно подбегает к нему смеясь и размахивая обеими руками. Питер кивает ей и улыбается.

— Мэгги… — произношу я, обращаясь к подруге, которой, оказывается, и след простыл.

Я нахожу ее на стоянке. Она вся в слезах, сидит в своем «Кадиллаке», заперев двери.

— Мэгги, — зову я, стучась в ветровое стекло.

Она трясет головой, потом закуривает и, наконец, опускает боковое стекло.

— Что?

— Мэгги, перестань. Они просто разговаривали.

Да-да, точь-в-точь как Себастьян и Лали. Они поначалу тоже просто разговаривали. Мне становится не по себе.

— Впусти меня.

Мэгги отпирает двери, и я заползаю на заднее сиденье.

— Зайка, у тебя паранойя.

Эх, боюсь, не паранойя это. Может, в этом есть доля моей вины? Если бы я не написала статью о принце-ботанике…

— Ненавижу Пинки Уизертона, — жалуется Мэгги. — Если я его когда-нибудь встречу, выскажу все, что думаю. Из-за этой статьи Питер заважничал. Думает, он подарок судьбы.

Внезапно Мэгги поворачивается ко мне.

— Ты же пишешь для «Мускатного ореха». Должна бы знать, кто такой Пинки Уизертон.

— Мэгги, клянусь, не знаю.

— Ну, хорошо, — спрашивает она и щурится на меня с подозрением. — А кто тогда знает?

— Не могу тебе сказать, — беспомощно отвечаю я. — Человек, который скрывается под псевдонимом Пинки Уизертон отдает статьи Гейл, а та…

— Кто такая Гейл? — требует ответа Мэгги. — Может, она и есть Пинки Уизертон.

— Не думаю, Мэгз, — отвечаю я, разглядывая ногти. — Гейл все-таки еще в младших классах.

— Мне нужно поговорить с Питером.

— Это хорошая мысль, — отвечаю я ласково. — Уверена, Питер, сможет все объяснить.

— Стало быть, ты на его стороне?

— Я на твоей стороне, Мэгги. Просто стараюсь помочь.

— Тогда найди его, — командует она. — Иди в спортзал и найди его. Скажи, мне нужно его видеть. Немедленно.

— Конечно.

Я выскакиваю из машины и спешу назад в спортзал. Джен Пи никак не выпустит Питера из плена. Она болтает о том, как важно украсить зал воздушными шариками.

Я прерываю разговор и передаю ему послание Мэгги. Он раздражен, но идет вслед за мной к выходу, неохотно простившись с Джен Пи. Он машет ей рукой и заверяет, что скоро вернется. Я наблюдаю за ним, пока он идет по стоянке. С каждым шагом его гнев становится все сильней и сильней. Он так зол, что, подойдя к машине, рывком открывает дверь и, сев, с силой захлопывает ее за собой.

Вероятно, Пинки Уизертону пора возвращаться в Миссури.

Мышь приходит на ужин в субботу вечером. Я собираюсь подать курицу в вине, и на приготовление у меня уходит целый день. Однако попутно я обнаруживаю, что занятия кулинарией — прекрасный способ отвлечься от проблем, а результаты позволяют почувствовать, что я сделала что-то собственными руками. Что-то полезное, несмотря на то что свидетельства моей работы будут съедены всего через несколько часов. Кроме того, кулинария дает возможность проводить больше времени дома, с Доррит. Психиатр, к которому она ходит, говорит, что ей нужно чувствовать, что она член нормально функционирующей семьи. В соответствии с его рекомендациями я теперь раз в неделю делаю что-нибудь сложное и требующее долгого приготовления по рецепту из поваренной книги Джулии Чайлд.

Папа, конечно, очень любит Мышь, ведь она говорит на языке теорем почти так же хорошо, как он сам. Поговорив немного о математике, мы переходим на тему колледжей, и Мышь рассказывает, как ее радует мысль о том, что она поедет учиться в Йель, а я — в Браун. Затем разговор каким-то образом сбивается на тему о парнях.

Мышь рассказывает отцу о Дэнни, а потом, естественно, всплывает имя Джорджа.

— У Кэрри есть один довольно симпатичный парень, который ею интересуется, — говорит папа многозначительно. — Но она отвергла его.

— Я его не отвергала, пап, — говорю я, со вздохом. — Мы все время с ним по телефону разговариваем. Мы — друзья.

— Когда я был юношей, ребята и девушки не были «друзьями». Если вы назывались «друзьями», это означало, что…

— Я знаю, что это означало, паи, — прерываю я. — Теперь все иначе. Ребята и девушки, бывает, просто дружат.

— Кто этот Джордж? — спрашивает Мышь.

Я тяжело вздыхаю. Каждый раз, когда Джордж звонит, а это происходит примерно раз в неделю, он приглашает меня на свидание, а я отвечаю, что не готова, и отклоняю предложение. Но на самом деле мне кажется, в случае с Джорджем я никогда не буду готова. Но Мыши я просто говорю, что Джордж — это парень, который учится в Брауне.