— А разве ты не приходила? — спросила она.

Я покачала головой.

— О, — сказала она. — Наверное, ты вела себя, как дура, или что-то такое.

— Лали твоя — сволочь порядочная, — прокомментировала мама.

Этими оскорбительными словами мама всегда называла людей, которые, по ее мнению, принадлежали к человеческим существам низшей категории.

Я не придала инциденту большого значения. Списала на то, что «девочки так поступают». А как быть с нынешним предательством? Неужели девочки поступают и так тоже?

— Эй, — зовет Мышь, обнаружив меня среди книжных полок. — Себастьяна не было на математике. А ее не было в раздевалке. Наверное, им стыдно показываться людям на глаза.

— А может быть, просто трахаются где-нибудь в гостинице.

— Ты не должна позволять им занять выигрышное положение. Они не должны одержать верх. Нужно вести себя так, как будто тебе наплевать.

— Но мне не наплевать.

— Я знаю. Но иногда приходится вести себя не так, как люди ожидают. Они думают, что ты сойдешь с ума. Будешь их ненавидеть. Чем больше ты их ненавидишь, тем более сильными они себя чувствуют.

— Я просто хочу знать почему.

— Трусы, — говорит Уолт, ставя поднос рядом с моим. — У них не хватает смелости даже на то, чтобы прийти в школу.

Я смотрю вниз, в тарелку. Жареная курица неожиданно напоминает мне большое насекомое, а пюре — лужу клея цвета перламутра.

Я отталкиваю тарелку.

— Зачем он это сделал? Скажи мне с точки зрения парня.

— Она другая. И так легче. Начинать отношения всегда легко, — отвечает Уолт, затем делает паузу. Это может даже не иметь к тебе никакого отношения.

Тогда почему я себя чувствую так, словно все это имеет ко мне самое непосредственное отношение? Я иду на все оставшиеся: уроки. Физически я в школе, но в голове беспрерывно прокручивается одна и та же картинка: я вижу ошеломленное лицо Лали, такое же, как вчера, когда я застала их целующимися. Я вижу, как рот Себастьяна кривится от неудовольствия, когда он понимает, что я вернулась. Возможно, он надеялся, что ему удастся ходить от меня к Лали и обратно.

— Она — маленькая сучка, — говорит Мэгги.

— Ты вроде бы говорила, что она тебе нравится, — задаю я каверзный вопрос. Мне нужно понять, кто действительно на моей стороне.

— Она мне и вправду нравилась, — говорит Мэгги, нервно крутя руль «Кадиллака», отчего машина едва вписывается в поворот, так что мы оказываемся на полосе встречного движения. — Пока она не сделала это.

— Стало быть, если бы она этого не сделала, ты бы по-прежнему с ней дружила?

— Не знаю. Возможно. Я никогда не была от нее в восторге. Она вечно такая надменная и самоуверенная. Вроде как все, что она делает, так круто.

— Да уж, — говорю я с горечью.

Фраза Лали «Я нужна ему» отдается звоном в ушах. Открываю ящичек для перчаток и достаю из него сигарету. Руки дрожат.

— Знаешь, что самое страшное? Если бы она это не сделала, я бы и сама по-прежнему с ней дружила.

— И что?

— Странно, не находишь? Дружишь с кем-то так долго, а потом раз — он делает что-то такое, и дружбе конец. А раньше этот кто-то был нормальным человеком. По крайней мере, ты так думал. Так что приходится гадать, всегда ли этот человек мог поступить с тобой плохо и просто ждал подходящего случая или это происходит неожиданно для него самого. Тогда, получается, человек остается нормальным, просто ты ему больше не можешь доверять.

— Кэрри, Лали так поступила, — говорит Мэгги так, словно ей приходится объяснять мне азбучную истину. — Значит, она плохой человек. Просто раньше ты этого не замечала. Но рано или поздно ты бы это поняла.

Мэгги притормаживает, когда в поле зрения появляется кирпичный фасад дома Себастьяна. Мы медленно проезжаем мимо. Красный пикап Лали стоит в проезде за желтым «Корветом» Себастьяна. Меня сводит судорога, словно я получила удар в живот.

— Я тебе говорила, — говорит Мэгги с видом триумфатора. — Надеюсь, теперь ты начнешь вести себя, как нормальный человек, и признаешь, что тебе нужно ее ненавидеть?

День второй. Я просыпаюсь злая и разбитая. Всю ночь мне снился сон, в котором я пыталась ударить Себастьяна по лицу, но никак не могла дотянуться.

Я лежала в постели, никак не решаясь встать. В голове не укладывается, что мне приходится жить в новых обстоятельствах. Это когда-нибудь закончится?

Они наверняка придут сегодня в школу. Я не могу не появляться в раздевалке и не ходить на математику два дня подряд.

Прибываю в школу. Решаю выкурить сигарету, прежде чем встретиться с ними. Вероятно, Себастьяну пришла в голову та же мысль. Когда я захожу в амбар, застаю их там вместе с Лали. Они с Уолтом сидят у стола для пикников.

— Привет, — говорит он как ни в чем не бывало.

— О, отлично! — восклицает Уолт нервно. — У тебя есть сигареты?

— Нет, — отвечаю я, прищуриваясь. — А у тебя?

Лали пока никак не реагирует на мое появление.

— Возьми у меня, — предлагает Себастьян, протягивая пачку.

Я смотрю на него с подозрением, но сигарету беру. Он открывает крышку зажигалки с изображением вставшей на дыбы лошади и дает мне прикурить.

— Спасибо, — говорю я, глубоко затягиваясь и выпуская дым.

Что они здесь делают? На секунду у меня возникает смутная надежда, что они пришли, чтобы извиниться, что Себастьян признает, какую он совершил ошибку, а то, что я видела два дня назад, не то, о чем я подумала. Но вместо этого он украдкой кладет ладонь на запястье Лали, потом спускается ниже и берет ее за руку. Она несмело поглядывает в мою сторону, на губах появляется неуверенная улыбка. Это тест, понимаю я. Они проверяют, как далеко можно зайти прежде, чем я взорвусь.

Я стараюсь не смотреть на них.

— Слушай, — говорит Себастьян Уолту. — Лали сообщила мне, что ты сделал серьезное заявление перед Новым годом…

— Ой, да заткнись ты, — обрывает его Уолт.

Он бросает сигарету и уходит. Я поднимаю руку, бросаю окурок на землю и давлю его ногой.

Уолт ждет меня на улице.

— Я хочу сказать тебе только одно слово, — говорит он. — Месть.

Проходит неделя. Каждый раз, когда я встречаю Лали, мое сердце начинает биться учащенно, и становится страшно. Появляется чувство, что жизнь моя в опасности. Я старательно избегаю ее. На деле это означает, что мне приходится постоянно ее высматривать. Я обшариваю взглядом холл, ища глазами ее голову со взбитыми на макушке волосами. Мало того, я постоянно оглядываюсь, нет ли за спиной ее красного пикапа, и даже заглядываю под закрытые дверцы кабинок в туалете, проверяя, нет ли там знакомой обуви.

Я так хорошо знаю Лали. Мне знакома ее походка, я помню, как она размахивает руками возле лица, когда старается объяснить что-то важное, знаю, что ее передние зубы слишком вызывающе торчат вперед. В общем, я могу отличить Лали в толпе, даже если она будет от меня на расстоянии мили.

При всех моих предосторожностях мы дважды сталкиваемся лицом к лицу. Каждый раз у меня перехватывает дыхание, и мы стараемся не смотреть друг на друга, расходясь, как два безмолвных айсберга в тумане. Я постоянно слежу за Лали, когда она на меня не смотрит.

Мне не хочется наблюдать за ней, но я не могу себя преодолеть.

Они с Себастьяном больше не садятся рядом с нами во время ланча.

Они не каждый день ходят в школьную столовую. Иногда, поднимаясь в гору, на которой стоит наш амбар, я наблюдаю, как желтый «Корвет» Себастьяна отъезжает от школы, и вижу на пассажирском сиденье Лали. В столовой они теперь сидят с двумя Джен, Донной ЛаДонной, Синтией Вианде и Тимми Брюстером. Может быть, Себастьян всегда считал, что это его компания, но из-за меня не мог с ними общаться. Кто знает, возможно, именно поэтому он предпочел меня Лали.

Кстати, последнее время Джен Пи ведет себя странно. Однажды она села за наш стол во время ланча. Во время еды она хихикала и вела себя так, словно мы с ней закадычные подруги.