— Что с тобой не так, Брэдшоу? — спрашивает тренер Нипси. — Ты бы лучше собралась к пятнице.

— Обещаю, — говорю я, вытирая лицо полотенцем.

— Ты слишком много времени проводишь со своим бойфрендом, — ехидничает он, — и поэтому не можешь сконцентрироваться.

Я смотрю на Лали, которая наблюдает за нашей беседой. В какой-то момент я замечаю легкую улыбкуна ее лице, но она быстро исчезает.

— Я думал, мы сходим в торговый центр, — говорит Себастьян и раздраженно смотрит в сторону.

— Прости меня.

Я хочу взять его за руку, но он делает шаг назад.

— Не надо — ты мокрая.

— Я только что из бассейна.

— Вижу, — хмуро говорит он.

— Я задержусь всего на часик.

— Почему ты вообще хочешь работать над этой вшивой газетенкой?

Как я могу ему объяснить? Сказать, что я пытаюсь позаботиться о своем будущем? Себастьян не поймет. Он делает все, чтобы у него его не было.

— Да ладно, — умоляюще говорю я.

— Я не хочу ходить по магазинам один.

Лали стоит рядом и выжимает полотенце.

— Я могу составить тебе компанию, — вызывается она.

— Супер, — говорит он и улыбается мне: — Тогда мы увидимся позже, хорошо?

— Конечно.

Все это выглядит вполне невинно. Почему же слово «мы» заставляет меня вздрогнуть? Я решаю плюнуть на редакционное собрание и пойти за ним. Я даже поднимаюсь, чтобы догнать его, но останавливаюсь. Неужели я буду вести себя подобным образом всю жизнь: сначала решать заняться чем-то важным, а потом бросать все это ради парня? «Слабачка. Брэдли, ты самая настоящая слабачка». — Я слышу свой внутренний голос, который почему-то очень похож на голос Мыши.

Я все-таки иду на редколлегию. Из-за моего замешательства я немного опаздываю. Все уже сидят вокруг большого стола, за исключением мисс Смидженс, которая стоит около окна и украдкой курит сигарету. Так как она не принимает участия в обсуждения, она первая замечает, что я пришла.

— Кэрри Брэдшоу, — говорит она. — Вы все-таки решили почтить нас своим присутствием.

Питер поднимает глаза, и мы смотрим друг на друга. Подонок, думаю я, вспоминая, что Лали мне только что рассказала о нем и Донне ЛаДонне. Если Питер попробует строить мне козни в «Мускатном орехе», я напомню ему, что он говорил Себастьяну.

— Все присутствующие знакомы с Кэрри? Кэрри Брэдшоу? — спрашивает она. — Она из выпускного класса. И я думаю, она… ээ… решила присоединиться к нашему коллективу.

Все смотрят на меня безучастно. Кроме Питера я узнаю еще троих выпускников. Еще четыре человека, похоже, на год или на два младше, плюс одна девочка, которая выглядит совсем юной, очевидно первокурсница. Все не так ужасно, решаю я.

— Давайте вернемся к обсуждению, — говорит Питер, когда я сажусь за стол. — Какие предложения на ближайший номер?

Юная девушка, у которой черные волосы и плохая кожа, одна из тех, кто собирается-преуспеть-даже-если-это-убьет-их, поднимает руку:

— Я думаю, что нам стоит написать о еде в кафетерии: где ее берут и почему она такая плохая.

— Мы уже осветили эту проблему, — устало говорит Питер. — Мы пишем об этом практически в каждом номере. И ничего не меняется.

— Ну, почему же, — говорит ботаник в очках с толстыми линзами. — Два года назад школа согласилась поставить в кафетерии автоматы со здоровой пищей. По крайней мере, теперь у нас есть семечки.

Ага, так вот почему у нас есть группа учеников, которые постоянно грызут семечки, как колония грызунов.

— Как насчет спортивного зала? — предлагает девушка, чьи волосы заплетены в тугую косу. — Почему бы нам не выступить с пропагандой видеокурсов по шейпингу вместо баскетбола?

— Не думаю, что парни захотели бы заниматься в спортзале аэробикой, — иронично отвечает Питер.

— И вообще, разве это не глупо — писать о вещах, которые люди могут сами делать дома? — говорит ботаник. — Это было бы все равно что заставлять всех ходить в прачечную.

— И это все вопрос выбора, правильно? — говорит первокурсница. — Тогда, может, нам стоит написать о костюмах болельщиц, которые излишне вызывающие и выделяются по сравнению с тем, как одеваются остальные ученики.

— О нет, — вздыхает Питер. — Кэрри, а что ты думаешь?

— Разве кто-то не пытался в прошлом году провести закон о дискриминации в группе поддержки и он в результате провалился?

— Мы не будем сдаваться, — настаивает первокурсница: — Группа поддержки дискриминирует некрасивых людей. Это неконституционно.

— Да? — спрашивает Питер.

— А я думаю, что должен быть специальный закон против некрасивых девушек, — говорит ботаник и начинает громко фыркать. Очевидно, он так смеется.

Питер строго смотрит на него и обращается к первокурснице:

— Гейл, я думал, что мы уже все обсудили. Ты не можешь использовать газету, чтобы сводить счеты и решать семейные проблемы. Мы все знаем, что твоя сестра хотела быть болельщицей и что Донна ЛаДонна дважды ей отказала. Если бы она не была твоей сестрой, то, возможно, мы бы еще раз попробовали. Но иначе это выглядит так, как будто газета оказывает давление на группу поддержки, чтобы они, наконец, приняли твою сестру. Это против всех журналистских конвенций…

— Как-как? — спрашиваю я, неожиданно проявив интерес. Особенно если учесть, что все это очень смахивает на то, что Питер пытается защитить Донну ЛаДонну. — Разве не главная цель журналистов донести до людей, что плохого происходит в мире? А плохое начинается дома или прямо здесь, в школе Каслбери.

— Она права! — восклицает, ботаник, удаляя кулаком по столу.

— Хорошо, Кэрри, — недовольно морщится Питер. — Ты напишешь статью.

— О нет, она не может, — говорит мисс Смидженс, подходя к столу — Я знаю, что Кэрри в выпускном классе, но в газете она должна заниматься составлением макета.

Я благодарно пожимаю плечами, как будто я совсем не против. Через несколько минут мы с Гейл направляемся в угол комнаты, чтобы сделать макет на большом линованном листе. Работа невыносимо скучная и монотонная, поэтому я с интересом разглядываю Гейл, которая хмурится то ли из-за концентрации, то ли из-за злости. Она сейчас переживает самый неприятный подростковый период, что выражается в прыщах и жирных волосах.

— Как это типично, — говорю я, — они всегда заставляют девушек делать самую неинтересную и незначительную работу.

— Если они не сделают меня репортером в следующем году, то я обращусь в попечительский совет, — решительно говорит ода.

— Хмм. Я всегда думала, что существует два способа получить то, что ты хочешь. Заставить людей отдать это тебе или сделать так, чтобы они сами захотели тебе это отдать. Мне кажется, что второй вариант лучше. Я думаю, если бы ты поговорила с мисс Смидженс, она бы смогла тебе помочь. Она мне кажется разумным человеком.

— Она неплохая. Это все Питер.

— Что с ним?

— Он отказывается дать мне шанс.

Подозревая, что мы разговариваем о нем, Питер подходит к нам.

— Кэрри, тебе не обязательно это делать.

— Да я, в принципе, не против, — беззаботно отвечаю я. — Я люблю творчество и ремесло.

— Любишь? — спрашивает меня Гейл, когда Питер отходит.

— Шутишь? В моем самом страшном ночном кошмаре я моделировала рельефную карту, а еще я провалилась на курсах шитья, когда была в команде скаутов.

Маленькая Гейл хихикает:

— Я тоже. Когда вырасту, я хочу стать второй Барбарой Уолтерс [13]. Интересно, она когда-нибудь делала макеты?

— Возможно.

— Думаешь? — воодушевленно спрашивает Гейл.

— Я знаю, — просто так говорю я. Следующую минуту мы работаем в тишине, а затем я спрашиваю: — А что случилось между твоей сестрой и Донной ЛаДонной?

Она смотрит на меня подозрительно:

Ты знаешь мою сестру?

— Конечно.

Это не совсем правда. Я не знаю ее лично, но я предполагаю, кто она такая. Это, вероятно, старшеклассница, которую зовут Рамона и которая очень похожа на Гейл, только менее прыщавая и более изящная. Я никогда с ней особо не общалась, потому что она перешла в нашу школу, когда мы уже были на первом курсе, и сразу подружилась с другой компанией.