В тот год по стране ходило великое множество слухов, и среди них почти не было обнадеживающих – разве что для тех, кто выступал за войну с Афганистаном. Говорили о подступающих к Аму-Дарье русских армиях, численность которых росла по мере того, как история передавалась из уст в уста. Пятидесятитысячная армия… шестидесятитысячная… нет, восьмидесятитысячная…
«Из достоверного источника мне стало известно, – писал майор Каваньяри в письме в Симлу, – что русское войско, подступающее к Аму-Дарье, насчитывает в общей сложности пятнадцать тысяч четыреста человек, построенных в три колонны: две численностью в тысячу семьсот человек, а третья – в двенадцать тысяч. А также, что русская миссия в составе генерала Столетова и шести других офицеров с эскортом из двадцати двух казаков в конце мая покинула Ташкент, выехав вперед войска. По слухам, друзья и родственники эмира, которые боятся, что русско-турецкий конфликт приведет к военным действиям между Россией и Великобританией, настойчиво убеждают эмира сделать выбор между двумя соперничающими державами, но его высочество не может принять решение и продолжает колебаться. Следует добавить, что, по мнению моего осведомителя (а он выражает, хочу подчеркнуть, сугубо личную точку зрения), эмир предпочел бы не примыкать ни к той, ни к другой стороне, поскольку убежден, что его страна должна постараться остаться независимой от обеих. Я отдал правительственному агенту в Пешаваре конфиденциальное письмо, которое будет доставлено вам. Оно было прислано мне упомянутым выше лицом и, по заверению последнего, является точной копией документа с условиями договора о союзе, поставленными русским посланником, посещавшим Кабул в конце прошлого года. Разумеется, я не могу ручаться за точность копии, а равно не нахожу целесообразным раскрывать свой источник информации. Но уверяю вас: у меня есть все основания считать его надежным».
Упомянутый документ, надлежащим образом отправленный в Симлу, оказался весьма ценным. Среди всего прочего в нем оговаривались следующие условия: эмир должен разрешить русским дипломатическим агентам обосноваться в Кабуле и других городах на территории его страны; русские войска должны разместиться на «четырех удобных позициях» на границах Афганистана; русское правительство должно получить разрешение на строительство дорог и проведение телеграфных линий, связывающих Самарканд с Кабулом и Кабул с Гератом и Кандагаром; афганское правительство должно открыть дипломатические миссии в столицах России и Туркестана и разрешить русским войскам свободный проход по своей территории, «если русское правительство пожелает развязать войну с Индией».
Взамен эмир получал заверения в том, что Россия станет считать его врагов своими врагами, никоим образом не будет вмешиваться в управление и внутренние дела страны и «навеки оставит престол Афганистана за представителями, преемниками и наследниками эмира».
В своем письме майор Каваньяри признавал (не очень охотно), что неназванный информатор, раздобывший и тайно переправивший в Индию данную копию, настойчиво подчеркнул следующее: хотя оригинальный документ, судя по всему, был подлинным и русские действительно выдвинули такие условия, нет никаких оснований предполагать, что эмир ознакомился с ними или собирался принять, если ознакомился; с другой же стороны, имелась масса свидетельств, что его высочество сильно встревожен продвижением русских войск к своим границам и премного раздражен известием, что русская миссия без приглашения направляется в Кабул.
– Иногда я начинаю задаваться вопросом, на чьей стороне ваш друг: на стороне эмира или на нашей, – резко заметил майор Каваньяри капитану Бэтти, который приехал в Пешавар на совещание по поводу дивизионных учений и поинтересовался новостями об Аше.
Уиграм кривовато улыбнулся и ответил, позволив себе выразить голосом легкий протест:
– На мой взгляд, дело здесь не в приверженности к одной из сторон. Я бы скорее сказал, что он не может не видеть обе стороны вопроса, тогда как большинство из нас видят только одну – свою собственную. Кроме того, у него всегда была навязчивая идея насчет справедливости, он на ней просто помешан. Если он считает нужным сказать что-то в защиту эмира, ему даже не придет в голову промолчать. Мы предупреждали вас об этом, сэр.
– Да знаю, знаю. Но хотелось бы, чтобы он говорил такие вещи пореже, – раздраженно сказал заместитель комиссара. – Справедливость – это, конечно, замечательно, но человек не должен забывать, что во всех своих выступлениях в защиту эмира он основывается на слухах, тогда как мне нужна достоверная информация, а не личные суждения. В любом случае его мнение не согласуется с фактами, ибо нам известно, что миссия генерала Столетова направляется в Кабул, а я ни на минуту не поверю, что она едет туда без приглашения. Русское правительство никогда не позволило бы своей миссии двинуться в Кабул, если бы не имело оснований полагать, что ее там радушно примут: они не пошли бы на заведомый провал. А это, на мой взгляд, ясно свидетельствует, что Шер Али плетет интриги в сговоре с русскими.
– Значит, – осмелился заметить Уиграм, – на ваш взгляд, Аштон…
– Акбар, – резко поправил майор Каваньяри. – Я считаю необходимым называть его только таким именем, и никаким иным, даже в ходе частной беседы. Так безопаснее.
– Конечно, сэр… Значит, Акбар неправ, предполагая, что эмир нисколько не доволен новостью о скором прибытии русской миссии?
– Об этом ваш… Акбар не может знать наверное. И, откровенно говоря, меня начинает тревожить тон его донесений. Они свидетельствуют о набирающей силу тенденции излагать скорее точку зрения эмира, нежели нашу собственную, и временами я не вполне уверен, что он, скажем так, благонадежен.
– Уверяю вас, – холодно промолвил Уиграм, – не существует ни малейшей опасности, что он станет предателем, если вы имели в виду это, сэр.
– Нет-нет! – досадливо воскликнул майор Каваньяри. – Я не имел в виду ничего подобного. Вы меня слишком буквально поняли. Но должен признать: несмотря на ваши предупреждения, я все же полагал, что, будучи англичанином, он сумеет распознать двуличность эмира и не станет оправдывать этого человека, как он делает сейчас. Он присылает мне информацию, порой представляющую значительный интерес, а потом запутывает вопрос каким-нибудь выступлением в защиту эмира, к чьим проблемам, похоже, относится весьма сочувственно. Но эти проблемы решаются очень просто: пусть Шер Али вступит в союз с Великобританией и прекратит интриговать с русскими. Именно нежелание сделать первое и упрямое стремление заниматься вторым является причиной нынешней напряженной обстановки, и я не могу согласиться с мнением… э-э… Акбара, что эмир потеряет престиж в глазах своих подданных и может даже лишиться престола, коли удовлетворит нашу просьбу. Как только он открыто выскажется за союз с нами, опасность русской агрессии исчезнет, так как они будут знать, что любой выпад против Афганистана неминуемо приведет к войне с Великобританией. А когда данная опасность минует, русские войска вернутся домой и ситуация нормализуется.
– Если не считать того, – задумчиво заметил Уиграм, – что в Кабуле появятся британская миссия и британские офицеры вместо русских.
Заместитель комиссара мрачно сдвинул брови и одарил капитана Бэтти долгим подозрительным взглядом, а потом отрывисто осведомился, не получает ли он сообщений от своего друга.
– От Аш… Акбара? Нет, – сказал Уиграм. – Я не цитировал. Я ничего не слышал о нем до сего дня и не знал, поддерживает ли он связь с вами. На самом деле я даже не был уверен, что он еще жив. Именно поэтому я и зашел спросить, есть ли у вас новости о нем, и рад слышать, что таковые имеются. Но мне жаль, что он оказался не так полезен, как вы надеялись.
– Он полезен. В некоторых смыслах чрезвычайно полезен. Но был бы еще полезнее, если бы ограничился сообщениями о событиях в Кабуле, а не предавался занятию, которое иначе как чтением чужих мыслей не назовешь. Вопрос величайшей важности – местонахождение русской миссии. Достигла ли она уже границы Афганистана и откажут ли ей во въезде в страну? Или же эмир сбросит маску и покажет свое истинное лицо, приняв русских в Кабуле и таким образом объявив себя нашим врагом? Время покажет. Но из нескольких источников мы знаем, что Столетов со своей миссией приближается к конечной цели путешествия, и, если ваш друг сообщит, что их радушно приняли там, нам станет ясно, в каком положении мы находимся. И Акбару тоже, надеюсь. По крайней мере, у него откроются глаза и он поймет глупость своих попыток искать оправдания поведению Шер Али.
