Сарджи пробыл в Бхитхоре пять дней, но уже через два дня убедился, что Аш ничего не преувеличил в своем рассказе о правителе и подданных княжества; и той ночью ему впервые пришло в голову, что маскарад, на который он столь легкомысленно согласился, скорее всего окажется гораздо более опасным делом, чем он думал, и что, если этому хитрому толстяку, Манилалу, не удастся вернуться в Бхитхор, у него самого шансы выбраться отсюда живым слишком малы.

Лежа без сна в жаркой темноте и прислушиваясь к тихому дыханию Аша и заливистому храпу придурковатого парня в лавке внизу, Сарджи невольно задрожал и страстно возжелал снова оказаться в своем чудесном безопасном доме среди зеленых полей и банановых рощ на берегу реки Джанапат. Он любил жизнь и не хотел умирать, особенно от руки этих бхитхорцев, с их темным средневековым умом. Он услышал лошадиное фырканье и глухой стук копыта о деревянную стенку сарая, когда Дагобаз или его собственный Моти Радж сердито дернулся при виде крысы или мангуста, и эти звуки напомнили ему, что путь к бегству все еще открыт для них: тайная дорога Букты. Она не перекрыта и не охраняется, и завтра, если жирный слуга по-прежнему не появится, он, Сарджи, займет твердую позицию.

Он поговорит с Ашоком начистоту и объяснит, что при данных обстоятельствах не имеет никакого смысла навлекать на себя подозрения и опасность разоблачения, оставаясь в Бхитхоре, и что для них разумнее всего покинуть княжество тем же путем, каким они прибыли, и отправиться в Аджмер через Дису и Сирохи. В Аджмере же Ашок, в собственном своем обличье, сможет встретиться и поговорить с высокопоставленными представителями политического департамента и полиции, обрисовать ситуацию и сообщить им (коли они еще не знают), что Бхитхор отгородился от внешнего мира и превратился практически в крепость.

Сарджи не доверял телеграфу и всем новомодным средствам связи и нисколько не удивлялся, что телеграммы друга остались без ответа. Письмо, доставленное надежным посыльным, он считал куда более верным делом. А еще лучше – разговор с глазу на глаз, исключающий всякую возможность недопонимания.

Но как оказалось, у них не было необходимости ехать в Аджмер. Манилал уже находился в Бхитхоре. Он прибыл поздно вечером, как раз когда закрывались ворота. А на следующее утро он отправился на базар за разными мелкими покупками, где затеял разговор с двумя приезжими – высоким узколицым мужчиной из Бароды и сухощавым гуджаратцем, которые спорили о сравнительных достоинствах манго и папайи с владельцем фруктовой лавки.

Гобинд не обрадовался при виде сахиба.

Вопреки всему врач из Каридкота надеялся услышать от вернувшегося Манилала, что помощь уже в пути. Всю последнюю неделю он со дня на день ждал, что у ворот Хатхи-Пол появится политический офицер или высокопоставленный полицейский-сахиб с многочисленным, хорошо вооруженным отрядом. Вместо этого он узнал, что Пелам-сахиб, отправив несколько срочных телеграмм и ни на одну не получив ответа, решил, невзирая на все советы, самолично приехать в Бхитхор и в настоящее время предположительно находится в городе, под чужим обличьем и в обществе своего друга-гуджаратца, изображающего слугу.

Тревога Гобинда из-за бездействия властей по силе своей могла сравниться только со смятением, охватившим его при этом известии. Он редко терял самообладание, но сейчас вышел из себя, что было простительно, поскольку он жил в постоянном нервном напряжении, которое еще более возросло с присутствием Аша. Гобинд не видел решительно никакой пользы в приезде сахиба в Бхитхор – разве что он прибыл бы открыто и при полной поддержке правительства. Это было гибельное безрассудство: он все равно не в силах чем-то помочь, а если его вдруг опознают, то наверняка убьют, и никто из его соотечественников никогда не узнает, что с ним случилось, ведь, по словам Манилала, он уехал, никому не сообщив о своих намерениях.

По мнению Гобинда, вся эта авантюра была чистой воды безумием и могла лишь усугубить ситуацию, и без того чреватую бесчисленными опасностями, о которых он даже думать боялся. У него просто в голове это не укладывалось. До сих пор он считал Пелама-сахиба человеком здравомыслящим и ожидал, что в подобной ситуации тот отправится прямо в Аджмер, чтобы выяснить, почему телеграммы остались без ответа и какие меры приняты в связи с ними, а не переоденется индусом и явится в Бхитхор ломать комедию, как будто один человек в состоянии помешать нескольким тысячам осуществить задуманное.

– Он должен немедленно покинуть княжество! – набросился Гобинд на Манилала, давая выход гневу. – Своим присутствием он подвергает опасности всех нас: тебя, меня, нескольких оставшихся служанок из Каридкота и обеих рани, которые и так находятся в крайне угрожающем положении. Если сахиба или его друга разоблачат, никто не поверит, что мы не посылали за ним, и бхитхорцы позаботятся о том, чтобы ни один из нас не выбрался из княжества живым. Пользы от него не будет никакой, а вреда выйдет много. Тебе следовало так и сказать ему и сделать все возможное, чтобы отговорить его от этого безумия.

– Я старался как мог, – возразил Манилал, – но он рвался сюда всем сердцем и не желал меня слушать.

– Он выслушает меня, – мрачно пообещал Гобинд. – Завтра приведешь сахиба ко мне. Но подумай хорошенько, как это сделать. Сам знаешь, мы ходим по лезвию ножа, и нам нельзя привлекать внимание к сахибу или навлекать подозрение на себя.

Манилал действовал осторожно. На следующее утро, за час до его встречи с Ашем и Сарджи у фруктового прилавка, половина базара уже знала, что приезжий из Бароды изучал аюрведическую медицину в Каши (Бенаресе) и надеется стать врачом, практикующим методы сей древней науки. Поэтому никому не показалось странным, что такой человек пожелал встретиться и побеседовать с хакимом, представляющим другую школу, ибо всем известно, что ученые, исповедующие разные взгляды, находят удовольствие в спорах и дискуссиях. Манилал позаботился о том, чтобы все, кого он подозревал в слежке за хозяином, услышали эту историю, и во избежание всякого намека на секретность встречи условился о ней таким образом, чтобы гость явился к хакиму-сахибу открыто и при свете дня.

Последнее оказалось не так-то просто. Незадолго до назначенного часа встречи Гобинда вызвали во дворец, откуда он вернулся лишь во второй половине дня, усталый, удрученный и не расположенный принимать гостей, особенно человека, на которого он возлагал столько надежд, но потерпел жестокое разочарование.

Он без улыбки приветствовал Аша, молча выслушал объяснения, почему тот счел необходимым приехать в Бхитхор, а затем сказал бесцветным голосом:

– Я надеялся, что вы сумеете прислать подмогу. Поскольку помощь не пришла, я испугался, что сокол убил последнего почтового голубя по пути домой, а моего слугу остановили у границы и задержали по какому-нибудь ложному обвинению, или же его постигло какое-нибудь бедствие, помешавшее добраться до вас. Но я не допускал мысли, что вы не получите ответа на свои предупреждения, отправленные сахиб-логам в Аджмер и его высочеству махарадже Каридкота. Это выше моего понимания.

– И моего тоже, – с горечью признался Аш.

– Если хотите знать мое мнение, – сказал Сарджи, сопровождавший Аша на встречу с хакимом, – служащий, принимавший эти телеграммы, оказался жуликом: он просто прикарманил деньги, не отправив твои сообщения. Такое случается не в первый раз, и…

– Ох, да какая теперь разница, куда делись телеграммы? – раздраженно перебил Аш. – Они куда-то делись, и это главное. Вопрос в том, что же нам делать?

– Безотлагательно отправиться в Аджмер, – быстро сказал Сарджи, повторяя принятое бессонной ночью решение, к которому он ранее уже пытался склонить Аша. – Там мы потребуем встречи с самим генералом-сахибом, а также с полицейскими-сахибами и скажем им…

На сей раз его перебил Гобинд.

– Слишком поздно, – коротко промолвил он.

– Потому что границы закрыты? Но из Бхитхора есть другой путь, которым мы прибыли сюда. Он по-прежнему открыт, так как о нем никто не знает.