Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Если эмир выплатит задержанное жалованье остальным полкам, или если страх холеры заставит их покинуть город, или если посланник выиграет время, убедив правительство Индии ссудить афганскую казну достаточной суммой для погашения задолженности перед войсками, – есть основания надеяться, что миссии еще удастся превратить нынешнюю враждебность и недоверие возмущенных кабульцев в нечто похожее на терпимость, а при удаче – в подобие уважения и даже приязни. И Каваньяри, и эмиру сейчас больше всего нужно время, и Аш по-прежнему считал, что получить его можно только за деньги, и никак иначе.

«Но если эмир сумел найти деньги, чтобы расплатиться с гератцами, – размышлял Аш, – вероятно, он в состоянии изыскать средства, чтобы расплатиться и с остальными. Он наверняка уже понял, что тянуть с выплатами больше нельзя и что деньги нужно добыть любым способом, пусть даже выжать из богатых вельмож и торговцев или из ростовщиков».

По-видимому, последние слова он произнес вслух, сам того не замечая, ибо Джули, которая сидела рядом с ним, положив голову ему на плечо, пошевелилась и тихо проговорила:

– Но такие люди неохотно расстаются с деньгами. А если отнять у них силой, они так или иначе вытянут деньги из бедняков. Это мы знаем. Разве эмир выиграет, если, пытаясь умиротворить своих солдат, разозлит вельмож и богачей и вызовет ненависть бедняков? Тогда беспорядки не только продолжатся, но еще и усилятся.

– Верно, умница моя. Положение запутанное, но, если не развязать или не разрубить этот узел, в Кабуле не наступит спокойствия, особенно для людей в резиденции и во дворце Бала-Хиссара.

При последнем слове Анджули содрогнулась, и он инстинктивно прижал ее к себе покрепче, но не заговорил, потому что думал об Уолли…

Он не разговаривал с Уолли со дня их встречи у гробницы Бабура, хотя из окна дома мунши довольно часто мельком видел друга, занятого служебными делами на территории миссии. Надо договориться об очередной встрече с ним, пусть даже это будет не очень легко. До того дня, когда Каваньяри рассердил эмира, отказавшись от услуг афганских часовых, это не составляло особого труда, но теперь ни один из четырех членов миссии не мог удалиться ни на ярд от территории резиденции без того, чтобы за ним не увязалась двойная охрана из афганской кавалерии в дополнение к его собственному эскорту.

При данных обстоятельствах Уолли никак не мог отправиться куда-либо по собственной инициативе, а уж тем более остановиться и завязать разговор с якобы случайно встреченным афридием. Но работа в Бала-Хиссаре имела свои преимущества, и недавно Аш узнал одну вещь, о которой в резиденции еще не знали: начиная с первого сентября британской миссии придется своими силами собирать корм для лошадей.

До сих пор траву для животных поставлял эмир, но скоро этой практике положат конец. Отныне добывать необходимый фураж предстоит собственным косарям разведчиков, а поскольку в целях безопасности к фуражирам, безусловно, приставят охрану из соваров, никто не сочтет странным, если Уолли решит выезжать с ними.

Неизбежная афганская стража, разумеется, будет следить за ним, но через день-другой они ослабят бдительность, и Аш получит возможность поговорить с другом, не вызывая ничьих подозрений. Таким образом они двое сумеют встретиться по меньшей мере один или два раза до окончания Рамадана, а к тому времени, коли судьба будет благосклонна, зловещая волна ненависти и беспорядков, захлестнувшая улицы Кабула несколько недель назад, наконец пойдет на убыль.

По меньшей мере один человек, похоже, нисколько не сомневался в скором отливе этой волны. Сэр Луи Каваньяри был убежден, что она уже пошла на убыль, и двадцать восьмого августа приказал Уильяму отправить в Симлу очередную телеграмму с уведомлением, что в кабульском посольстве все в порядке, а двумя днями позже в частном письме к своему другу вице-королю сообщил, что не имеет никаких оснований для недовольства эмиром и его министрами. «Он не пользуется авторитетом в стране, – писал сэр Луи, – но, сколь бы дурно ни отзывались о нем афганцы, лично я считаю, что он окажется замечательным союзником и мы сумеем заставить его выполнять условия договора».

Единственным другим почтовым отправлением в тот день была веселая открытка от Уолли к кузену в Индии, подписанная первой буквой имени. Она явно писалась в превосходном расположении духа, но Уильям, в чьи обязанности входило запечатывать мешок с почтой, мельком увидел заключительные слова и вздрогнул. Ибо Уолли закончил свое послание фразой: «…а теперь прощай…»

63

– Хорошо же начинается осень, скажу я вам! – возмущенно воскликнул Уолли. – Тебе не кажется, что эти мерзавцы могли бы предупредить нас заблаговременно? Ну не подлецы ли, а?

– Да брось ты, – сказал Уильям. – Они прекрасно знают, что у нас есть собственные косари и что они не обязаны снабжать нас кормом для лошадей, однако они бесплатно поставляли нам фураж с момента нашего прибытия. И только справедливо, что теперь, когда мы здесь обустроились и освоились, нам придется самим о себе заботиться.

– Наверное, ты прав, – признал Уолли. – Но его императорскому высочеству ничего не стоило известить нас заранее о своем намерении прекратить поставки в конце августа, а не ждать до первого сентября, чтобы сообщить нам новость, что отныне мы должны сами обеспечивать себя фуражом. Ведь такие дела с ходу не делаются, ты же понимаешь. По крайней мере, в этой стране. Если мы не хотим по уши вляпаться в неприятности, нам нужно совершенно точно знать, где можно косить, а самое главное, где нельзя, – а такие вещи нам за пять минут не выяснить.

– Ты хочешь сказать, мне не выяснить. Этим придется заниматься мне, а не тебе, – иронично заметил Уильям. – Но имеющихся у нас запасов должно хватить на добрых два дня, верно? На последней партии фуража мы продержимся до послезавтра, так что не понимаю, чем ты недоволен. Я поговорю с шефом насчет необходимости уточнить, где именно разрешается косить нашим людям, и уже через два дня на третий они с утра пораньше смогут отправиться туда и снова начать зарабатывать на жизнь честным трудом. Думаю, ты пошлешь с ними охрану?

– Тут и думать нечего, – горько сказал Уолли. – Они и шагу не ступят без охраны.

– Что, дела так плохи?

– Сам знаешь. Последние несколько недель никто из слуг не осмеливается высунуть нос за территорию резиденции: выходят только группами и предпочтительно в сопровождении двух джаванов, желательно мусульман. Даже мои сикхи и индусы давно уже не болтаются по городу. Ты хочешь сказать, что не знал этого?

– Конечно знал, мой малыш. За кого ты меня принимаешь? Может, я и старше тебя на несколько лет, но еще не впал в старческое слабоумие, не оглох и не ослеп. Просто я надеялся, что ситуация несколько улучшится после того, как половина крикливых ублюдков из Герата схватили свои денежки и дали деру отсюда.

– Полагаю, она улучшилась. Но прошло еще слишком мало времени, чтобы ощутить последствия, и мне бы в голову не пришло отправить наших косарей без охраны, выступающей в роли сторожевого пса и присматривающей за ними. Поначалу я, пожалуй, сам буду сопровождать их, чтобы убедиться, что все в порядке. Нам не нужно, чтобы они примчались обратно в казармы с пустыми руками, охваченные паникой, потому что какой-то местный патриот обозвал бедолаг нехорошими словами и запустил в них кирпичом.

– Да, такого нам не нужно, – согласился Уильям и перешел к обсуждению ряда вопросов, вставших на повестку дня после неожиданного известия, что отныне обитателям резиденции придется самостоятельно добывать корм для своих лошадей.

Данное решение стало неприятным сюрпризом, но (если не считать того, что о нем не сообщили заранее) никаких оснований для недовольства не было. Как справедливо указал Уильям, в обязанности афганского правительства не входило снабжать кормом лошадей британской миссии, тем более что у разведчиков имелись собственные косари, вполне способные добывать фураж. Уолли прекрасно понимал это, и его раздражала лишь неожиданность уведомления, казавшаяся проявлением неоправданной невежливости.

132
{"b":"150934","o":1}