Юноша посмотрел в сторону Пудуна, и по спине его пробежал холодок. Он сразу же повернулся лицом к городу и услышал с той стороны, где располагался ипподром, гул сотен голосов. Подбежав к ближайшему рикше, он запрыгнул в тележку и на беглом шанхайском диалекте быстро проговорил:

— К ипподрому! Беги как можно быстрее!

Скачки открылись громким выстрелом. Как только лошади взяли разгон, жокей Врассунов сильно натянул левый повод жеребца, отчего тот пересек линию своей дорожки и подрезал кобылу Хордунов. Меньшее по размеру животное отклонилось в сторону и шарахнулось к изгороди. На несколько секунд кобыла сбилась с аллюра, но затем выправилась и устремилась вдогонку за другими лошадьми, которые успели опередить ее на несколько корпусов.

Три другие лошади предусмотрительно держались подальше от огромного животного Врассунов и скакали по направлению к первому барьеру. Возглавляла скачку американская лошадь.

Олифант вопил во все горло, чем шокировал остальных членов Дома Сиона.

— Это Божья лошадь! — повернувшись к ним, заорал он. — Поддержите Божью лошадь во имя Господа!

Тот факт, что через мистера Делано он поставил на эту лошадь «скромную, ну очень скромную сумму», каких-то семьдесят тысяч фунтов, якобы никак не был связан с его теперешним энтузиазмом.

Низкий барьер не представлял сложности для американской лошадки, и она перемахнула через него с такой же легкостью, с какой ребенок перепрыгивает через ступеньку, спускаясь по лестнице. Жеребец Врассунов почти настиг ее, когда его ноги оторвались от земли и он перелетел через барьер. За ним по пятам шла лошадь Дентов, а за ней — шотландская лошадь Джардин Мэтисонов. Преодолев препятствие, она быстро обошла скакуна Дентов. Последней, отставая от соперников на полных пять корпусов, к барьеру приближалась кобыла Хордунов.

Забыв о боли в подагрической ноге, Геркулес вскочил, когда его жокей, выполнив указание хозяина, оставил позади лошадь Дентов.

— Скачи! — вопил он. — Скачи во имя Шотландии!

Лошадь Хордунов нашла нужный ритм и уверенно приближалась к первому из трех плетеных барьеров. Наездник вспомнил день, проведенный в конюшне, и улыбнулся. Он издал что-то вроде боевого клича, зажал в кулаке гриву животного и крикнул:

— Молодец, девочка! Молодец, Рейчел!

Как раз в тот момент, когда в дальнем конце скаковой дорожки появился второй барьер, в два раза выше первого, Сайлас бросил рикше пригоршню монет и кинулся к входу в ипподром Хордунов.

Первой барьер преодолела американская лошадь, лишь слегка чиркнув брюхом по его верхнему краю. Она идеально приземлилась по другую сторону барьера и устремилась к третьему препятствию — рву, наполненному водой.

Жеребец Врассунов легко перелетел через барьер. Могучие мышцы позволили ему взмыть в воздух достаточно высоко, чтобы даже не задеть препятствие. Его передние копыта соприкоснулись с треком всего в половине корпуса позади американки.

Вскоре после коня Врассунов к барьеру приблизилась оркнейская лошадь Джардин Мэтисонов, но, вместо того чтобы прыгнуть, она вдруг затормозила и наклонила голову. Ее наездник по инерции полетел вперед и рухнул на дорожку. Копыта лошади, на которой он только что сидел, ударились о землю в считанных дюймах от его головы. Подняв голову, жокей увидел над собой брюхо кобылы Хордунов, уже летевшей над барьером. Преодолев его, она стала нагонять двух лидеров скачки.

Приближалось третье препятствие — ров с водой. Американская лошадь перемахнула через него, а жеребец Врассунов, к удивлению публики, проскакал прямо по воде, благо глубина рва составляла не традиционные три фута, а всего шесть дюймов. Наездник Хордунов отпустил поводья и пришпорил лошадь, понукая ее к прыжку.

Теперь они находились на дальнем конце круга, готовясь сделать плавный поворот. Из препятствий остался только третий — самый высокий — барьер. Конь Врассунов шел первый, опережая остальных как минимум на два корпуса, но лошадь Хордунов быстро сокращала дистанцию.

Сайлас увидел отца и побежал к нему по проходу между рядами. Из-за царившего вокруг шума он не мог разобрать слова, которые кричал отец. Затем его взгляд сместился правее, и рядом с отцом он увидел Паттерсона. Паттерсона! Сайлас повернул голову в сторону скакового круга и тут услышал, как вопит отец:

— Давай, Майло! Достань его! Поднажми, Майло!

Сердце Сайласа провалилось. Лошади совершали широкий поворот, и Майло находился на расстоянии всего в один корпус от скакуна Врассунов. Высокий барьер был совсем близко.

«Нет, только не Майло!»

Майло нутром чувствовал неладное. Он не знал, что именно, но что-то было не так. В воздухе словно пахло чем-то непонятным. Но затем он отбросил тревожные мысли. Наверное, во всем виновато ожидание скачек и вся суета, предшествующая этому грандиозному событию. Огромная сумма, которую поставил отец, другие ставки, расспросы, пересуды и все такое… потом он вновь ощутил этот тревожный запах — в конюшнях Хордунов.

— Успокойся, Рейчел, — сказал Майло, но могучее животное дико косило глазом, пятилось и ударяло передними ногами в доски стойла. — Тихо, милая, — мягко успокаивал кобылу Майло. Внезапно лошадь развернулась и изо всех сил лягнула дверь стойла. — Нет, Рейчел! Нельзя! — крикнул он. И снова ощутил этот запах — сухой, едкий, пахнущий мускусом.

Если бы Майло рассказал о своих ощущениях любому китайскому крестьянину, тот объяснил бы ему, что это — запах перемен, но китайцев в конюшнях Хордунов не было. Всю работу здесь делали сами Хордуны, несколько бывших добровольцев Макси и, разумеется, Паттерсон. Вот и сейчас он оказался тут как тут с криком:

— Оставь животное в покое!

Майло отступил от кобылы, а Паттерсон, войдя в стойло, сильно ударил ее по носу.

— Будешь знать, как выкобениваться, — пробурчал он, а затем прошел мимо лошади и достал из ящика с упряжью свое любимое седло.

— Какие-то проблемы, джентльмены? — осведомился Ричард, входя в конюшню.

— Нет, сэр, никаких проблем.

— Надеюсь. Ведь сегодня — день, который мы так долго ждали, — со счастливым видом проговорил Ричард. — День скачек. Где твой брат, Майло?

— Не знаю, отец.

Кобыла шарахнулась от Ричарда.

— Спокойно, Рейчел, спокойно! — Он положил руку на шею лошади, провел ладонью по ее спине, продолжая тихим голосом успокаивать животное, а затем, ловко сунув ей в рот удила, перекинул узду через ее голову. — Что с ней случилось? — спросил он.

— От нее чем-то пахнет, — сказал Майло.

— Чушь! — рявкнул Паттерсон. — Чем, по-твоему, приятель, может пахнуть от животного? Она просто возбуждена перед скачками, как и я, можешь мне поверить.

Паттерсон закинул седло на спину лошади.

Майло посмотрел на отца. Он хотел спросить: «Разве ты не ощущаешь этот запах, отец?» — но тут кобыла подбросила зад и лягнула Паттерсона. Удар копытом пришелся мужчине точнехонько под подбородок, и он рухнул на пол как подрубленный.

Майло схватил поводья, натянул их, повернул голову лошади к себе и посмотрел ей в глаза. Животное тут же успокоилось. Майло погладил кобылу по морде.

Ричард помог Паттерсону подняться на ноги. У мужчины был крепкий череп, и, в отличие от тех, кого он называл «обезьянами», его крепко скроенное, как у бульдога, тело было словно специально предназначено для того, чтобы выдержать удар. Однако сейчас, получив копытом по голове, он шатался и не мог сосредоточить взгляд. Невзирая на яростные протесты помощника, Ричард отправил его домой, а сам повернулся к Майло.

— Признайся, ты ведь хотел участвовать в скачках, представляя нашу семью?

— Конечно, отец, — ответил Майло, и на его лице расцвела широкая улыбка.

— Что ж, вот твоя мечта и сбылась. — Ричард поправил седло Паттерсона на спине лошади и добавил: — Затяни подпруги, сынок, и забирайся в седло. К ипподрому поведем ее шагом.