— Соглашение о нейтралитете, которое длинноносые заключили с Пророком, продолжает действовать, поэтому нас никто не станет силой удерживать в городе. Однако нам не следует уповать на судьбу и тем более верить слову фань куэй, поэтому мы отправимся в путь нынче же ночью.

— Это безопасно? — осведомилась мать покойного мужа.

Пожилой женщине хотелось прикоснуться к ее волосам, рассказать о гордости, которую она испытывает оттого, что такой человек, как Фу Тсун, является членом клана Чжун. Но среди этих людей было не принято публично демонстрировать свои чувства. Этому неписаному правилу они следовали, даже оставаясь наедине. После смерти мужа Сказительница посвятила всю нерастраченную любовь главному делу своей жизни — опере.

— Я не знаю, — уклонилась Фу Тсун от прямого ответа. — Просто не знаю. — Она повернулась к остальным членам клана: — Некоторое время вы не увидите меня и мою труппу. Не верьте тому, что услышите о нас. Возможно, мне придется завоевать доверие Пророка. — Затем, обратив взгляд на актеров, она проговорила: — Собирайтесь. Нам пора отправляться в путь.

Актеры колебались.

— В чем дело? — спросила Фу Тсун.

Они смотрели на жарящуюся свинью. Сказительница улыбнулась и кивнула.

«Артисты всегда голодны», — подумала она и сказала:

— В ближайшее время нам не придется видеть мяса. Так что подождем, пока свинья не будет готова, а затем тронемся в путь. Прежде чем луна окажется высоко, мы уже будем плыть по реке.

Стояла глубокая ночь, когда Сказительница повесила последнюю из сумок на перила пристани. Она посмотрела на большую джонку, которая ждала ее у северного берега, и вздрогнула от неожиданности. Молодой человек, лишь недавно вышедший из мальчишеского возраста, вырос перед ней словно из-под земли. В лунном свете она увидела на тыльной стороне его руки свежую татуировку в виде кобры.

— Я должен отправиться с тобой, Сказительница, — сказал этот мальчик-мужчина.

Сказительница сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Атлетическое сложение мальчика-мужчины было очевидным, но его молчаливость настораживала. На его рубашке виднелись пятна крови. Недавно высохшей крови.

— Тебя прислала моя мать? — спросила Сказительница.

Убийца пожал плечами.

— Это она?

— Мне приказал мой дядя, а от кого получил приказ он, мне неизвестно.

— И что же он тебе приказал?

— Явиться к Сказительнице, которая будет ждать меня у верхней излучины, и делать все, что она велит.

Сказительница кивнула и сняла с перил сумку. И вдруг ручка сумки оторвалась, и все содержимое вывалилось из нее. С невообразимой быстротой странный мальчик-мужчина метнулся вперед и сумел поймать все предметы еще до того, как хотя бы один из них успел упасть на доски пристани.

Он посмотрел на Сказительницу, и в его лице промелькнуло что-то темное и грустное. Что-то такое, чего Сказительница потом так и не смогла забыть. Она знаком велела ему положить вещи обратно в сумку. Убийца повиновался.

Тогда Сказительница взяла другую, большего размера сумку и швырнула ее содержимое в лицо юноши.

Убийца увидел блеск металла и поступил так, как его учили. Он задержал дыхание, и летевшие на него предметы — цимбалы, маленькие барабаны, барабанные палочки и рожки — замедлили движение, будто зависнув в воздухе.

Он поймал все семь предметов, а последний — большие цимбалы — схватил зубами. Так он и стоял — на одной ноге, ожидая приказаний Сказительницы. И они последовали.

— Упакуй все это и отнеси на борт джонки, — велела она.

До зубов вооруженные маньчжурские патрульные корабли находились с подветренной стороны.

— Когда они появились? — спросила Сказительница.

— Когда вы спали, — ответил одноглазый капитан джонки и сплюнул за борт, в мутные воды Янцзы. — Они остановят нас раньше, чем мы дойдем до пролива. У вас документы в порядке?

— Разумеется. Мы следуем в Пекин, чтобы развлекать вдовствующую императрицу, а во время плавания репетируем.

Фу Тсун указала на временную сцену, построенную на корме.

Единственный глаз капитана расширился от удивления. Хозяйка шанхайских шлюх заплатила ему, чтобы он довез эту красавицу и ее труппу до расположенного возле устья Великого канала Чжэньцзяна, но не дальше.

— Вам, должно быть, известно, — сказал он, снова плюнув за борт, — что в Срединном царстве бушует война?

— Сколько нам осталось плыть до пролива?

— Час, может, чуть больше.

Сказительница кивнула и повернулась к своему помощнику — опытному, но невероятно занудному мужчине средних лет.

— Скажи новому актеру, чтобы загримировался, — велела она и, прежде чем тот успел спросить, зачем это нужно, добавила: — Я хочу поработать над четвертым актом. Надеюсь, утренний свет поможет разобраться в этом бардаке.

Мужчина раскинул для равновесия руки и стал спускаться на нижнюю палубу.

Одноглазый капитан оказался прав. Не прошло и часа, как маньчжурское военное судно подняло спинакер [53]и преградило их джонке путь, недвусмысленно развернув в ее сторону стволы бортовых гингалов. Маньчжуры прокричали капитану джонки приказание повернуть судно по ветру. Капитан без колебаний обхватил длинный рычаг румпеля и крепко прижал его к телу. Корабль медленно повернулся по ветру и остановился.

Командир маньчжуров перешел на борт джонки, а двадцать вооруженных людей окружили Сказительницу и артистов. Маньчжур прошелся по палубе джонки так, словно устраивал смотр своим войскам.

— Сними маску, — гаркнул он, остановившись перед старым актером.

Актер повиновался.

Маньчжур развернул старика и вытащил его длинную косичку из-под кафтана.

— Косу нужно носить снаружи! Таков закон! — Он провел ладонью по плохо выбритому лбу старика, а затем сильно ударил его по лицу. Изо рта актера хлынула кровь. — Ханьцы обязаны выбривать лоб до верхней линии ушей! Таков закон!

Маньчжур не потрудился даже повернуться к Сказительнице, а просто протянул руку и рявкнул:

— Документы!

Сказительница передала ему документы, которые получила от матери. Она не знала, настоящие они или поддельные. Ей только было известно, что, согласно этим бумагам, труппа направлялась в Пекин, чтобы давать представления в присутствии вдовствующей императрицы Цыси.

Сказительница посмотрела на мальчика-мужчину. Ей было известно о нем только то, что его зовут Лоа Вэй Фэнь. Она едва заметно кивнула ему головой. Юноша снял головной убор. На его лице все еще лежал грубо намалеванный грим Обезьяньего царя.

Сказительница услышала, как фыркнул маньчжур.

— Какая чушь! — прорычал он. — Гибнут люди, а этих паяцев велено пропускать, не чиня препятствий! — Он отдал Сказительнице бумаги и повернулся к одноглазому капитану: — Документы!

Капитан протянул свои бумаги и разрешение на поход корабля. Документы не вызвали у маньчжура подозрений. Он прокричал какое-то приказание, которое Сказительница не поняла, и вернулся на судно.

Когда военный корабль пропал в лучах восходящего солнца, Сказительница подумала о маленькой белой птице, исчезающей в прошлом. Она произнесла эти слова вслух, и что-то глубоко внутри нее отозвалось в унисон с ними. Рядом с Фу Тсун находилось что-то очень древнее, и она знала это. Это что-то касалось ее. Или ее матери. Или их обеих.

— Четвертый акт по-прежнему никуда не годится! — повернувшись к артистам, прокричала она. — За работу!

Они репетировали целый час, но с первых же минут стало ясно, что актер из мальчика-мужчины никакой.

— Послушай, тут нет ничего сложного. Это история о том, как Обезьяний царь убивает семью, попытавшуюся пройти через его владения в горах, — уже в который раз объясняла Сказительница.

— Я просто убиваю их?

— Да, Лоа Вэй Фэнь, ты просто их убиваешь.