Соломон закатил глаза и затем стряхнул пепел в траву.

— Могла бы и раньше сказать. Я торчу здесь уже целый час. — С этими словами он нажал на педаль, мотор взревел, грузовик развернулся и поехал вверх по дороге.

После обеда мы с тетей Сулой послушали пластинки, а потом, неожиданно для себя, я уснула. Мне так хорошо спалось в этом уютном маленьком домике. Здесь было так же тихо, как в Черной Скале, но только гораздо лучше, потому что не было Романа. Можно было ничего не бояться.

Утром, после завтрака — грейпфрут, яйца и оладьи — мы направились к тому месту, где Джозеф Карр–Браун держал свой автопарк. Техника стояла под двумя навесами, один предназначался только для грузовиков и тракторов. Облокотившись на верстак, тетя Сула спросила, не буду ли я возражать, если она даст тете Тасси мой адрес. Обернувшись, я посмотрела на нее в упор.

— Роман — мерзавец, но и тетя Тасси ненамного лучше, потому что всегда принимает его сторону. То, что он сделал… Ты даже представить себе не можешь.

Тетя Сула покачала головой. Я знала, что она разочарована и расстроена.

— Я могла бы ничего ей не рассказывать, только дать твой адрес. Я знаю, что она хочет тебе написать. — Потом она добавила: — Я так рада, что ты приехала, — и вложила мне в руку пять долларов со словами: — Пожалуйста, используй их, чтобы приехать еще раз.

Я думала, нас повезет шофер, но оказалось, что Джозеф Карр–Браун любит сам сидеть за рулем. У него был новенький белый «форд», очень просторный, с блестящими выпуклыми фарами и большими сверкающими колесами. Сиденья были обтянуты красной кожей, а руль сделан из какого–то особого полированного дерева. Мне нравился запах кожи, нравилось мягкое и удобное кресло с подушками. Вначале я немного нервничала и стеснялась, но потом сказала себе, что бояться нечего.

Джозеф Карр–Браун медленно вел машину мимо деревенских домов, насвистывая какую–то мелодию, показавшуюся мне знакомой.

— Боюсь, тебе придется с этим примириться. Жена говорит, что я насвистываю даже во сне. Это очень старая привычка, наверно, я и в могиле буду свистеть.

Когда мы проезжали мимо церкви, высокая, яркая женщина с корзиной на голове подняла руку. Мистер Карр–Браун остановил машину.

— Большое спасибо, мистер Карр–Браун, — сказала женщина, открывая заднюю дверь. Она забралась внутрь, разместив корзину на сиденье рядом с собой. Шэдоу отодвинулся к окну. — Такое пекло сегодня, уже жарко. Привет, Тень. — Она погладила собаку.

— Это Селия, — представил Карр–Браун. — Племянница Сулы, живет в Порт–оф–Спейн.

— День добрый, — поздоровалась она, искоса взглянув на меня.

Затем эта женщина, которую, как выяснилось, звали Хазра, и Джозеф Карр–Браун вступили в беседу. Они говорили о дождях и о том, что оползень снес три дома. О каком–то парнишке по имени Токо, который повесился в здании маяка. О новой телефонной линии в почтовом отделении в Четырех Дорогах, где Хазра работает.

— Наконец–то в случае надобности люди могут до вас дозвониться, — сказала она. — Правда, только если линия работает. Но когда идут дожди — прямо беда.

Слушая их голоса и глядя на бамбуковые заросли по обеим сторонам дороги, я вдруг ощутила странную легкость, будто надо мной пронесся свежий ветер. И я поняла, что мне есть чего ждать, на что надеяться, что жизнь моя уже не так тяжела и невыносима, как раньше, в Черной Скале. И я радовалась, что еду в этой огромной машине вместе с Джозефом Карр–Брауном, владельцем поместья Тамана, еду в Порт–оф–Спейн, где у меня есть работа, и своя комната, и люди, которые вроде бы хорошо ко мне относятся. Я радовалась тому, что у меня есть тетя Сула и что я могу приезжать к ней, когда захочу.

Мы высадили Хазру на рынке в Ариме, а сами продолжили путь в Порт–оф–Спейн. Над холмами собирались облака, и я подумала, уж не начнется ли дождь раньше, чем мы доберемся до города.

— Селия, тебе нравится Порт–оф–Спейн?

— Да, сэр. Особенно район Сент–Клер.

— Но раньше ты жила на Тобаго, так?

— Да, сэр.

— В Черной Скале, у Тасси?

— По правде, сэр, я не очень–то люблю Черную Скалу.

Его это несколько озадачило.

— Сула говорит, ты хочешь уехать в Англию?

— Да, когда–нибудь, когда накоплю достаточно денег.

— Англия очень далеко от квартала Сент–Клер — во всех смыслах. — После паузы он добавил: — Наши друзья хорошо знакомы с семьей Родригесов. Я и сам пару раз с ними встречался. Точнее, жену я не видел, но доктору меня представили, когда мы гостили в Бейшоре. Что касается жены, то, кажется, эта девушка приехала из Англии?

Я сказала «да», хотя никогда не воспринимала Элен Родригес как «девушку».

— Я всегда говорю: жениться надо на ком–то из своего городка. А если не из городка, то хотя бы из своей страны. А если не можешь найти пару в своей стране, так найди хотя бы из той же части света! Я всегда повторял это своим детям и пока, слава Богу, все в порядке: обе дочери замужем, и обе за тринидадцами.

— Но только то, что кто–то вырос в той же деревне, еще не значит, что он тебе подходит.

— Тоже правда.

И тогда, сама не зная зачем, я сказала:

— Тетя Тасси замужем за местным, но я бы никому не пожелала такого мужа.

— Как жаль! Он что, пьет?

— Да, сэр. Он пьет.

Джозеф Карр–Браун кивнул, как будто что–то для себя уяснил.

— Что ж, будем надеяться, тебе больше повезет. Хотя не всегда все от нас зависит. Видишь ли, Селия, я верю, что в жизни мы в основном плывем по течению. Мы не управляем своей жизнью. Думать так — ошибка, которую люди очень часто совершают. Для этого у человека недостаточно ни сил, ни возможностей.

— Да, сэр.

Он подождал, пока я не вошла в ворота. Потом махнул рукой на прощание и отъехал, а я проводила его взглядом. Тень уже успел перескочить на переднее сиденье и высунуть голову из окна; его длинные висячие уши трепетали на ветру, как два черных флажка.

Школьные каникулы семейство Родригес обычно проводило в «Авалоне», на островах[21]. Мы выезжали в субботу рано утром. Доктор Эммануэль Родригес вел синий «хиллман» вдоль берега, через Сент–Джеймс, Бейшор и дальше в сторону Каренажа. Я сидела сзади и держала на руках Консуэлу, рядом со мной сидел Джо. Если, по мнению Элен Родригес, ее муж слишком разгонялся, она сразу начинала жаловаться. Говорила, что кончится тем, что мы все окажемся в городской больнице Порт–оф–Спейн, а нет ничего страшнее, чем эта больница, — люди приходят туда только для того, чтобы умереть. Мне же всегда хотелось, чтобы он ехал еще быстрее не потому, что я хотела оказаться в больнице или умереть, а потому, что наслаждалась горячим ветром, который бил в лицо, если мы ехали на большой скорости. Потом мы подъезжали к пропускному пункту[22] и останавливались. Американский охранник в безупречно аккуратной форме всегда был очень вежлив. Он говорил «Доброе утро», потом заглядывал в окна, проверял багажник и записывал номер машины. Джо очень нравилась эта часть путешествия. Осложнений обычно не возникало: охранник поднимал шлагбаум, мы проезжали, Джо оборачивался и салютовал. Если охранник был в хорошем настроении, то он салютовал в ответ. Доктор Эммануэль Родригес не очень–то жаловал американцев: он говорил, что им нельзя доверять и что вся та земля, которой они сейчас пользуются в Шаггерармасе, когда–нибудь будет навсегда потеряна для Тринидада. Единственное, что американцы сделали хорошего для Тринидада, так это завезли сюда кока–колу и гамбургеры, говорил доктор.

Только однажды дежурный охранник с вытянутым загорелым лицом попросил всех выйти из машины. Испуганная Элен Родригес поспешила выполнить его указание и взяла у меня из рук Консуэлу. Она сложила ладонь «домиком» и держала над головой ребенка, пытаясь создать подобие тени. Слепящее солнце било в глаза. Джо взял отца за руку, и мы все выстроились возле машины. Охранник оглядел всех по очереди, особенно заинтересовавшись мной. Он спросил, откуда я и чем зарабатываю на жизнь? Ты что, служанка? Он с таким выражением произнес «служанка», что мне стало стыдно.