– Он сам назначил время и место. Боже всемогущий, куда я вляпался?

– Как вы установили контакт с ним? И что вы подразумеваете под «односторонним обожанием»?

Генри Уопшот посмотрел на Эрленда.

– Я имею в виду… – начал Уопшот, но Эрленд не дал ему закончить.

– Вы знали, что он работал в этом отеле?

– Да.

– Откуда?

– Выяснил. Я всегда стараюсь получше изучить предмет моего интереса. Коллекционер не может иначе.

– И по этой причине вы поселились в данном отеле?

– Да.

– Вы намеревались купить у него пластинки? – продолжал Эрленд. – Для этого вы и познакомились? Два коллекционера, объединенных общей страстью?

– Как я сказал, я не был с ним знаком лично, но собирался познакомиться.

– Объясните точнее.

– А, вы не имеете ни малейшего представления, кем был этот человек, ведь так? – проговорил Уопшот, похоже удивленный невежеством Эрленда.

– Он был сторожем, швейцаром и Дедом Морозом, – ответил Эрленд. – Есть еще что-то, что мне следовало бы знать?

– Вы знаете, на чем я специализируюсь? – спросил Уопшот. – Не думаю, что вам многое известно о коллекционерах вообще и о собирателях пластинок в частности. Так вот, как правило, коллекционер является экспертом в какой-то определенной области. Просто уму непостижимо, что люди могут собирать. Я слышал об одном человеке, который собирал пакеты для блевотины всех авиакомпаний мира. Я также знаю одну женщину, коллекционирующую волосы кукол Барби.

Уопшот посмотрел на Эрленда.

– Вы знаете, на чем специализируюсь я? – повторил он.

Эрленд покачал головой. Он не был полностью уверен, что правильно понял про пакеты для блевотины. И что это еще за история с куклами Барби?

– Я специализируюсь на хорах мальчиков, – провозгласил Уопшот.

– Хоры мальчиков?

– И не только хоры мальчиков. Моя истинная страсть – певчие мальчики.

Эрленд засомневался, все ли он понимает, что говорит ему собеседник.

– Певчие мальчики?

– Да.

– Вы собираете пластинки с голосами мальчиков?

– Да. Я, конечно, собираю и другие пластинки, но поющие мальчики, как бы это сказать, – моя страсть.

– Какое отношение ко всему этому имеет Гудлауг?

Генри Уопшот улыбнулся. Он потянулся за черным кожаным портфелем, который был при нем. Открыл его и достал маленький конверт с пластинкой на сорок пять оборотов. Затем извлек очки из нагрудного кармана, и Эрленд заметил, как на пол выскользнул белый листок. Эрленд нагнулся за ним и прочитал зеленую надпись: «Бреннер».

– Благодарю вас, – сказал Уопшот. – Салфетка из немецкого отеля. Собирательство – это настоящая болезнь, – добавил он, как бы извиняясь.

Эрленд кивнул.

– Я намеревался попросить его подписать этот конверт для меня. – Уопшот протянул Эрленду пластинку.

На конверте золотыми буквами дугой значилось имя «Гудлауг Эгильссон»; с черно-белой фотографии Эрленду улыбался аккуратно причесанный веснушчатый мальчик от силы лет двенадцати.

– У него был сильный чувственный голос, – с некоторым сожалением заметил Уопшот. – А потом наступил период полового созревания и… – Он разочарованно пожал плечами. – Странно, что вы не слышали о нем и не знаете, кем он был, хотя расследуете причину его смерти. В свое время его имя было довольно известно. По моим сведениям, можно даже сказать, что он был звездой.

Эрленд перевел взгляд с конверта на Уопшота:

– Звездой?

– Были записаны две пластинки с его выступлениями, соло и с церковным хором. Он должен был пользоваться широкой известностью в Исландии. В свое время.

– Вундеркинд? – уточнил Эрленд. – Как Ширли Темпл, вы хотите сказать? Такая же знаменитость?

– Возможно, в ваших масштабах, в Исландии, я имею в виду – в такой малонаселенной и удаленной ото всех стране. Здесь-то его не могли не знать, хотя, похоже, теперь все о нем забыли. Ширли Темпл, конечно, была…

– Маленькая принцесса, – пробурчал Эрленд себе под нос.

– Простите?

– Я не знал, что он был знаменитым в детстве.

– Это было давным-давно.

– И что? Он записал пластинки?

– Да.

– Которые вы коллекционируете?

– Пытаюсь раздобыть экземпляры. Я специализируюсь на поющих мальчиках, таких как он. У него в детстве был выдающийся голос.

– Певчий мальчик? – переспросил Эрленд будто у самого себя. Он вспомнил афишу с «Маленькой принцессой» и собирался расспросить Уопшота поподробнее о Гудлауге-вундеркинде, но тут его перебили.

– Вот вы где! – услышал он голос над собой и поднял глаза. Перед ним стояла Вальгерд и улыбалась. У нее больше не было ящика с пробирками. Она была в тонком пальто черной кожи и нарядном красном свитере, на лице едва заметный легкий макияж.

– Предложение еще в силе? – спросила она.

Эрленд вскочил с кресла. Но Уопшот как-то умудрился встать еще раньше.

– Прошу прощения, – сказал Эрленд. – Я не ожидал… Безусловно. – Он улыбнулся. – Само собой разумеется.

Поужинав и выпив кофе, они прошли в бар рядом с рестораном. Эрленд заказал ликер, и они сели в глубине бара. Вальгерд сказала, что не может задерживаться, и Эрленд расценил это как вежливое предостережение. Не то чтобы он собирался пригласить ее к себе в номер, такое ему и в голову не приходило, и она это знала. Но он чувствовал недоверчивость с ее стороны, ощущал стену сопротивления, как у тех, кто приходил к нему на допрос. Возможно, она сама толком не понимала, что делает.

Разговор с инспектором криминальной полиции казался ей занимательным, и она хотела узнать все об этой профессии, о преступлениях и о том, как ловят преступников. Эрленд ответил ей, что в основном это скучная работа, связанная с писаниной.

– Но преступления становятся все более жестокими, – возразила она. – Об этом пишут в газетах. Мерзкие преступления.

– Не знаю, – ответил Эрленд. – Преступления всегда омерзительны.

– Все время говорят о наркодилерах и о том, как они расправляются с подростками, задолжавшими за наркотики, а если юнец не в состоянии расплатиться, они нападают на его родственников.

– Все так, – подтвердил Эрленд, который в числе прочего и по этим причинам тревожился временами за свою дочь Еву Линд. – Мир здорово изменился. Насилия стало больше.

Они помолчали.

Эрленд пытался подобрать тему для разговора, но он плохо знал женщин. Те, с кем он общался, не могли подготовить его к так называемому романтическому вечеру вроде этого. С Элинборг они были добрыми друзьями и коллегами, и за долгие годы совместной службы между ними установилось определенное взаимопонимание. Ева Линд была его ребенком и постоянным источником беспокойства. От своей жены Халльдоры он ушел целую вечность назад, и с тех пор она его люто ненавидела. Вот и все женщины в его жизни, если не считать случайных связей, не приносивших ничего, кроме разочарования и досады.

– А вы? – спросил он, когда они устроились в баре. – Почему вы передумали?

– Не знаю, – ответила она. – Уже давно мне не делали подобных предложений. Почему вам пришло в голову пригласить меня?

– Не имею представления. Просто не удержался и ляпнул сдуру. Я тоже уже давно никого никуда не приглашал.

Они оба улыбнулись. Он рассказал ей о Еве Линд и своем сыне Синдри, а она сказала, что у нее двое сыновей, уже взрослых. Эрленд понял, что ей не хочется слишком подробно распространяться о себе и своих жизненных обстоятельствах. Ему это скорее импонировало. Он не собирался совать нос в ее личные дела.

– Вы что-нибудь разузнали по поводу этого человека, который был убит?

– Нет, практически ничего. Господин, с которым я разговаривал до вашего прихода…

– Я вам помешала? Я не знала, что он имеет отношение к следствию.

– Ничего страшного, – успокоил ее Эрленд. – Он коллекционирует диски, то есть грампластинки. Выяснилось, что наш обитатель подвала был вундеркиндом. Много лет назад.

– Вундеркиндом?

– Записывал пластинки.