— Тяни! — завопил Брукшир. Ему никогда не приходилось видеть, чтобы человеком владело такое кровожадное неистовство. От одного только вида окровавленного тарифа у него перехватывало дух и неистово колотилось сердце. Но он понимал, что, если не накинет петлю на Калла, шерифу придет конец.
Помощник Планкерт захлестнул конец веревки вокруг луки седла и сдавал лошадь назад до тех пор, пока не обнаружил на другом конце веревки капитана Калла. В руках тот держал окровавленную винтовку и, казалось, хотел огреть ею Брукшира. Но этого не случилось. Стряхнув с себя Пи Ая и освободившись от веревки, капитан сломал винтовку о перила и бросил обломки на улицу.
Вернувшись в помещение, Калл затащил окровавленного и бесчувственного шерифа в камеру, где сидел Знаменитый Ботинок, и запер ее на ключ. Выйдя из тюрьмы со связкой ключей, он швырнул их в колодец, рядом с крыльцом. Когда капитан проходил мимо, Пи Ай, Брукшир и одноухий отшатнулись от него, как от разъяренного медведя.
— Когда он придет в себя, скажите ему, что в следующий раз, если он наставит на меня свой чертов пистолет, то пусть лучше стреляет, — бросил Калл одноухому помощнику шерифа. — Я не стану терпеть его беспардонные угрозы.
— Да, сэр, — ответил Том Джонсон.
В душе он не был уверен, что шериф Донифан когда-нибудь придет в себя. Люди умирали от гораздо меньших увечий, чем те, которые перепали ему. У шерифа шла кровь изо рта, и не так уж слабо. Одна сторона его лица казалась вогнутой, а усы превратились в полоску крови.
Калл понимал, что вновь оказался во власти бешенства драки, но не стал притворяться, что сожалеет о своем нападении на шерифа, который с пистолетом в руках грозил застрелить его людей, наплевав на распоряжения губернатора. При мысли об этом он едва сдержался, чтобы не вытащить шерифа из камеры и не прикончить его.
Вместо этого капитан поднял телеграмму, которую уронил перепуганный помощник и положил ее на стол шерифа.
— Напомните ему, что я выполняю распоряжение губернатора, — сказал Калл. — И прочтите ему, что там написано.
— Да, сэр, — повторил Том Джонсон. — Я напомню ему. Думаю, что на этот раз он будет слушать.
— Да, если ему будет чем слушать, — буркнул Пи Ай. — Капитан один раз очень хорошо приложился к его уху.
— Продовольствие у нас есть, пора ехать, — распорядился Калл. Сам он уже отошел, а вот его люди все еще смотрели на него странными глазами — все, кроме Знаменитого Ботинка, который нашел недоеденную порцию бобов и жадно поглощал ее.
Пи Ай перехватил неодобрительный взгляд капитана.
— Ему двое суток не давали никакой пищи, вот почему он набросился на бобы, — поспешно объяснил Пи.
Знаменитый Ботинок не мог понять, почему глупые белые не дали капитану прибить злого шерифа. Это было очень неразумно, с его точки зрения. Шериф чуть было не пристрелил их всех и может попытаться сделать это опять, если останется жив. Хотя Знаменитый Ботинок сомневался, что он будет жив после всего того, что ему перепало от капитана. Гнев капитана напомнил Знаменитому Ботинку о старике по имени Драчливая Птица — предводителе команчей, который тоже был подвержен приступам необузданной ярости. Когда Драчливая Птица выходил из себя, он мог покалечить любого, кто подворачивался под руку, включая собственных соплеменников. Он был великим бойцом, но дрался так яростно, что переставал контролировать обстановку и просто крошил всех, кто оказывался рядом. Однажды, находясь в таком запале, он страшно изувечил своего родного брата.
— Ты нужен нам, чтобы помочь найти мальчишку Гарзу. Можешь взяться за это дело? — спросил Калл. На полу тюрьмы было немало крови. Одноухому помощнику придется как следует поработать шваброй, подумал капитан.
— Да, — ответил Знаменитый Ботинок. — И вам даже не придется платить мне за это. Женщина Пи Ая будет учить меня читать. Этого мне достаточно, если еще и еда в дороге будет вашей.
— Будем считать, что ты нанят, если жена Пи Ая согласна, — заключил Калл. — Поехали.
Помощник Планкерт, который в ответ на призывы Брукшира без труда загнал лошадь на крыльцо, никак не мог стащить ее вниз по ступенькам. Пи Аю пришлось огреть ее пару раз, и она сиганула с крыльца так, что чуть не сбила стоявшего в ожидании мула с поклажей.
Калл к этому моменту уже окончательно взял себя в руки и торопился отправиться в путь, не желая терять светлого времени. Все были подавлены, кроме Знаменитого Ботинка, который уже ушел на полмили вперед, двигаясь своим обычным быстрым шагом.
Брукшир испытывал такую слабость, что едва взобрался на коня. При виде того, как капитан вдруг ударил шерифа и продолжал нещадно колотить его, он испытал потрясение, с которым не могла справиться его нервная система. От усталости в голове опять появилась тоскливая мысль о том, как было бы хорошо провести ночь в приличном отеле. Но это им пока не светило. Пресидио с его отелем уже остался позади.
Но больше всего Брукшира беспокоил провал в его памяти. Во время всего инцидента он внимательно наблюдал за капитаном, опасаясь, как бы тот не просчитался в отношении шерифа, и тем не менее его глаза почему-то подвели его. Он так и не уловил момента, когда капитан, стоявший возле камеры, миновал шерифа и оказался у пирамиды с винтовками. Либо это произошло слишком быстро, либо его мозг просто отключился на какое-то мгновение, за которое капитан переместился от дверей камеры к шерифу и нанес ему удар стволом винтовки. Это попахивало мистикой и не поддавалось объяснению.
Сомнений не было только в одном: полковник Терри, будучи мудрым человеком, не ошибся в своем выборе. От мальчишки Гарзы потребуется нечто большее, чем винтовка с оптическим прицелом, когда капитан настигнет его. Если парень умный, ему лучше сдаться и не подвергать себя такому наказанию, какое только что выпало на долю несчастного шерифа Донифана.
Одноухому Тому Джонсону и собравшимся на помощь горожанам потребовалось три часа, чтобы выловить из колодца связку ключей. К счастью, в оружейной лавке был большой магнит, которым собирали гвозди, и с помощью этого магнита, привязанного к длинной веревке, ключи, наконец, оказались поднятыми на поверхность.
Шериф Донифан все еще был без сознания, когда открыли камеру. Следующие семь дней он приходил в себя только временами. Правая его скула была сломана в нескольких местах. Все зубы с этой стороны были выбиты, а с другой стороны их пришлось выдернуть, чтобы челюсть могла закрываться.
Сломаны были также три ребра и одна нога. Нога срослась неправильно. Местный доктор был так обеспокоен состоянием его челюсти, что в спешке неправильно собрал ногу, сделав шерифа хромым на всю жизнь. Через месяц после избиения Донифан ушел в отставку. Никто, включая жену, не мог смотреть на его обезображенное лицо. Он укрылся в доме и целыми днями сидел в спальне, закрыв занавески и бесцельно строгая палки, пока от них не оставались одни стружки. Сильнее всего бывший шериф страдал от собственного бездействия, проявленного им в роковой момент своей жизни. Он держал пистолет, взведенный и направленный прямо на старика. Пристрелить его можно было в любой момент и оправдаться тем, что Калл помогал известному преступнику совершить побег. Мешала, конечно, телеграмма губернатора. Помощник Джонсон сохранил ее для всеобщего обозрения. Но Донифан мог сказать, что не видел ее и имел основания сомневаться в ее подлинности.
Но как бы там ни было, он не выстрелил. Он позволил старику забить себя чуть ли не до смерти одной из своих же винтовок, в собственной тюрьме, на глазах пятерых человек. Он не выстрелил. Он просто стоял там, как истукан. Такое поражение бывший шериф Джо Донифан был не в силах вынести. В следующий раз он поднял пистолет спустя немногим менее чем через год после избиения, когда преследование Джо Гарзы уже давно закончилось, чтобы выпустить из него пулю сорок пятого калибра себе в голову. Его жена Марта в это время месила на кухне тесто для пирогов. Услышав прогремевший в спальне выстрел, она облегченно вздохнула.
