– Мне действительно стоит об этом знать?

– Конечно. И кстати, тот парень, Моррис Пинскер – кто бы мог подумать, что я отдам свою невинность кому-то по имени Моррис? – ныне весьма уважаемый в Нью-Джерси ортодонт.

– Откуда ты знаешь?

– Как-то, примерно полгода назад, случайно наткнулась на объявление в «Нью-Йорк таймс» о свадьбе его дочери, Эсси. Моррис, дочь Эсси, жена Милдред… Никогда и не догадаешься, что они евреи.

– Кажется, ты говорила, что это был летний лагерь для белой аристократии?

– Там по соседству был лагерь для обрезанных мальчишек, и иногда у нас бывали совместные вечеринки или танцы… хотя я знаю, что некоторые наши мамаши возражали против того, чтобы их дочери из Гринвича и Коннектикута путались с хасидами…

– И так ты встретилась с будущим ортодонтом и продолжила с ним знакомство в лесах?

– Да, все было так прозаично. И знаешь, это просто… случилось. Я познакомилась с этим парнем на танцах у костра, он предложил мне прогуляться у озера, а потом мы как-то оказались под деревом и уже занимались этим.

– Но ты ведь была едва знакома с… как там его звали?

– Моррис. Ты права. Я знала его всего каких-то десять минут до того как позволила ему залезть ко мне в трусы.

– Почему ты считаешь необходимым рассказать мне об это?

– Потому что это еще один пример идиотизма нашей жизни. И потому что я здесь впервые с тех пор.

– Так ты поэтому захотела навестить меня?

– Наконец-то до тебя дошло. – На ее губах заиграла сардоническая улыбка. – Романтическое дежавю у озера.

– Тот эпизод был романтическим?

– Ты, должно быть, шутишь. Тем более что у Морриса вся задница была в прыщах.

Я не смогла удержаться от смеха.

– И когда воспитатель застукал тебя с Мистером Прыщавая задница…

– Меня выгнали из лагеря и с позором отослали обратно в Бруклин. Твой дед два месяца со мной не разговаривал, а моя мать не уставала повторять, что я шлюха.

– Должно быть, это выглядело забавно.

– Послушай, между родителями и детьми всегда сложные отношения… ты и сама это испытаешь.

– Нисколько не сомневаюсь.

Мы замолчали.

– Как такое может быть, чтобы тридцать четыре года пролетели так быстро? – заговорила она первой.

– Для меня и год тянется слишком долго.

– Подожди, пока тебе стукнет пятьдесят, – время будет попросту испаряться. Не успеешь глазом моргнуть – вот тебе Рождество, еще раз моргнул – уже лето. Ты понимаешь, что тебе осталось – сколько? – двадцать, двадцать пять раз вот так моргнуть, и задумаешься: что же в сухом остатке? Вот тогда ты и начнешь совершать глупые паломничества на берега каких-то дальних озер, где трахалась с прыщавым мальчишкой.

В коляске завозился Джеффри. Мама сказала:

– Пожалуй, это знак, что мне пора заткнуться.

Она отвезла нас обратно в Пелхэм. Высадив нас у дома, она казалась от моего приглашения зайти на чашку чая, сказав, что ей пора двигаться в Брюнсвик и готовиться к визиту в Боуден. Но она все-таки вышла из машины и поцеловала Джеффри на прощание.

– Не доставляй своей мамочке лишних хлопот, – сказала она ему. Джефф лишь прогукал что-то в ответ.

Потом она совершила нечто необъяснимое – она обняла меня. Конечно, это не были укутывающие (дай-ка я согрею тебя материнским теплом) объятия, но все-таки… Мама редко расточала ласки.

– Ты знаешь, где меня найти, если я тебе понадоблюсь, – сказала она и укатила.

На следующий день, в библиотеке, Эстель сказала:

– А мне понравилась твоя мама. Настоящая оригиналка.

– Это уж точно, – ответила я. – Но, к сожалению, не самый счастливый путник на нашей планете.

– Знаешь, многое зависит от среды.

– Какой еще среды?

– Быть оригиналом гораздо легче в таких местах, как, скажем, Нью-Йорк. Но в маленьком городке вроде Вермонта? Это все равно что циклону гулять в колодце. Слишком тесно.

– Ну, это мягко сказано, – заметила я.

Разумеется, я не собиралась превращаться в циклон, застрявший в Пелхэме. Я изо всех сил старалась поддерживать в себе оптимизм и смотреть на мир в перспективе. Работу в библиотеке нельзя было назвать обременительной – подборка книг, выдача книг, заказ книг, разговоры с немногочисленными читатели. Если в день у нас бывало по восемь – десять посетителей, это было уже событие, хотя раз в неделю приходили все двенадцать учеников местной начальной школы и устраивали настоящий бедлам. А так, конечно, мой пятичасовой рабочий день не был перегружен.

– Вы уверены, что вам нужна помощница? – спросила я у Эстель недели через три.

– Помощница мне, конечно, не нужна, – ответила она. – Но компания необходима…

Эстель действительно вызывала лишь положительные эмоции – остроумная, яркая, безмерно любознательная. Если не считать моего отца, она была, пожалуй, самым начитанным человеком, которого мне доводилось встречать («Ну а что еще прикажешь здесь делать?»). Она взяла себе за правило раз в месяц выезжать на уик-энд в Бостон, где посещала Музей изящных искусств, симфонические концерты, рылась в букинистических магазинах на Гарвард-сквер, лакомилась моллюсками и палтусом в портовых ресторанчиках.

– А вы никогда не подумывали о том, чтобы найти там работу? – спросила я.

– Конечно, я думала об этом, когда работала в Портленде. И после смерти Джорджа, признаюсь, мне пришла в голову мысль: вот твой шанс.

– И что вас остановило?

– Наверное, я сама, – сказала она, закуривая. – Собственно, ничего меня здесь не держит, кроме библиотеки, моего детища, которое никогда не станет больше, чем есть сейчас. Но… я не знаю… что-то меня всегда удерживало от прыжка. Возможно, страх… хотя я и понимаю, что это звучит неубедительно.

– Вовсе нет, – сказала я.

Она посмотрела на меня и улыбнулась:

– Кто-то однажды сказал, что самые большие преграды в жизни – те, что мы сооружаем для себя сами.

– Мне ли этого не знать?

Она предложила мне сигарету.

– Ты еще молода.

– Да, но я нередко задумываюсь о том, что обокрала себя.

– Добро пожаловать во взрослую жизнь. Как бы то ни было, ты еще можешь все исправить.

– Как? Оставить Дэна?

Повисла долгая пауза.

– Мне это приходило в голову, – нарушила я молчание.

– Что, между вами все так плохо?

– Да не то чтобы очень. Просто немного… статично, что ли… наверное, самое подходящее слово.

– Это не редкость в большинстве браков. Но ведь у вас в последние несколько месяцев произошли две большие перемены, не говоря уже о том, что…

– Я знаю, знаю… вся эта катавасия вокруг дома Бланда. И да, я знаю, что должна набраться терпения, принять во внимание всю сложность ситуации, и да, я знаю, что, наверное, требую от него слишком многого…

Я затушила сигарету и потянулась за следующей.

– Сколько лет вы уже вместе? – спросила она.

– С первого курса колледжа.

– И у тебя больше никого не было?

Я покачала головой.

– Так это же восхитительно, – сказала она.

– И скучновато, не так ли?

– Я этого не говорила.

– Нет, это я сказала…

Я закурила.

– Но я вам ничего такого не говорила, – предупредила я.

– Не беспокойся, я – единственный человек в Пелхэме, которому можно довериться. Но если позволишь дать тебе маленький совет, я все-таки скажу: держись. Дэн кажется мне весьма достойным парнем – и, как ты, возможно, уже знаешь, он произвел очень хорошее впечатление на весь город. Людям он нравится. И хотя сейчас вам нелегко, в брак вернется равновесие, если у него прочный фундамент… и если муж не будет выкидывать какие-нибудь фортели – регулярно изменять или поднимать на тебя руку.

– Изменять регулярно? – удивилась я.

– Все мужчины изменяют.

– А ваш муж?

– Нет, Джордж был даже на это неспособен.

– Вы как будто разочарованы.

– Небольшая драма никогда не помешает отношениям. Но Джордж не дотягивал до драмы. По сути, Джордж не делал ничего, что выходило бы за рамки нормы.