– Значит, ты моя новая помощница, – сказала Эстель, когда я подошла к ее столу.
Я опешила.
– Я буду работать здесь? – вырвалось у меня.
– Мне так кажется.
– Но разве вы не хотите сначала побеседовать со мной?
– В этом нет необходимости. Еще до того, как вы появились здесь, я уже знала, что ты мне подходишь.
– Но откуда?
– Пелхэм – городок маленький, и все только и говорят, какая ты независимо мыслящая женщина. Из чего я сразу сделала вывод: вот моя новая помощница.
Эстель Верн было около пятидесяти. Невысокого роста, худощавая, с острыми чертами лица и копной коротких, посеребренных сединой волос. Но именно ее глаза подсказали мне, что это вовсе не типичная представительница новоанглийской провинции. Я увидела в них озорство, ум и ярко выраженную независимость мышления.
Эстель была уроженкой и патриоткой Мэна. Выросла она в Фармингтоне, где ее отец преподавал в местном педагогическом колледже, поступила в университет Мэна в Ороно, на факультет библиотечного дела и английского языка. Потом она нашла работу в библиотеке Карнеги в Портленде и там познакомилась с мужчиной лет тридцати с небольшим, который однажды зашел в библиотеку и спросил роман Синклера Льюиса «Бэббит».
– Я подумала, что у парня хороший вкус, да и выглядел он вполне представительно: прилично одет, вежливый, любознательный, попросил порекомендовать ему и другие книги для чтения. Вот так я познакомилась с Джорджем Верном. Оказалось, что он банкир из города с ничего не говорящим мне названием Пелхэм, где прежде был банкиром его отец. Он приезжал, в Портленд по делам раз в неделю, был не женат и пригласил меня на ланч. Мы пришли в закусочную по соседству с библиотекой, и хотя я находила его несколько суховатым, мне все-таки нравился его ум, его интерес к книгам, текущим событиям и современным идеям. Он увлеченно рассказывал о том, как три года служил в армии под командованием генерала Паттона, помогал освобождать Италию. Через неделю он снова появился в библиотеке, вернул Синклера Льюиса, попросил роман Джеймса Джонса «Отныне и вовек» и опять пригласил меня в ту же забегаловку. Так начался наш роман. Я была рада, потому что мне было тридцать лет, я все еще жила в меблированных комнатах и, Честно говоря, уже отчаялась выйти замуж и родить детей. Мужчин, которые мне встречались в Мэне, казалось, отпугивал мой острый язычок, но Джордж Верн не входил в их число. Наоборот, я думаю, в те времена мой сарказм казался ему мудростью. Что для мальчика из Пелхэма, наверное, так и было.
Эти еженедельные ланчи вскоре сменились еженедельными ужинами. Спустя три месяца он пригласил Эстель в Пелхэм на уик-энд – в большой красный дом на главной улице, где проживал единственный на весь город банкир со своей овдовевшей матерью. Миссис Верн была в то время очень плоха, но все равно управляла жизнью своего сына.
– Думаю, она мне симпатизировала, потому что я умела мыслить самостоятельно, к тому же она знала, что ненадолго задержится в этом мире – у нее была быстро прогрессирующая саркома, и поэтому в жизни ее сына должна была появиться женщина. По крайней мере, я была уверена, что она рассуждает именно так… А теперь послушай меня: если ты думаешь, что Пелхэм – это глухое захолустье, тебе следовало бы увидеть его в 1953 году. Миссис Верн была очень проницательна, и она сразу поняла, что я нахожу Пелхэм таким же привлекательным, как пожизненный приговор. Но в тот день, когда Джордж собирался везти меня обратно в Портленд, она попросила сына исчезнуть на часок, усадила меня в так называемом кабинете – она чтила традиции Новой Англии – и предложила сделку: если я выйду замуж за Джорджа, перееду в Пелхэм, нарожаю ему детей и сохраню род Вернов, она подарит мне библиотеку. Да-да, у меня появилась возможность стать хозяйкой собственной библиотеки. До этого времени в Пелхэме имелось всего три стопки книг, которые валялись в подвале епископальной церкви. Она же предложила отреставрировать здание, где мы сейчас находимся – бывший продуктовый склад, – и пообещала подарить мне десять тысяч долларов на приобретение книг. У нее были кое-какие накопления, которые она хотела потратить так, чтобы они не осели в карманах налоговиков, а библиотека была предприятием, не облагаемым налогом. Она очень хотела женить своего сына. Думаю, я тогда рассудила: он не самый худший вариант – мне пора рожать детей, и в итоге у меня будет библиотека, с которой я могу делать все, что захочу. Попрошу Джорджа купить мне в качестве свадебного подарка подержанную машину, чтобы можно было периодически сбегать в Портленд.
Семейная жизнь с Джорджем обернулась невыносимой скукой. Мало того что он оказался прижимистым, так еще и скрытым алкоголиком – постоянно припрятывал бутылки со спиртным и потихоньку накачивался в течение дня. Дети, о которых Эстель мечтала, так и не родились («Я часто думала – не в виски ли дело?»). Они быстро отдалились друг от друга, а когда спустя два года после их свадьбы умерла старая миссис Верн, каждый стал жить своей жизнью.
– Меня все это не слишком угнетало. Потому что миссис Верн сдержала слово насчет библиотеки. Она даже использовала свое влияние на местную администрацию и добилась финансирования на развитие библиотеки и содержание штата сотрудников. А в этом году, когда демократы наконец выиграли местные выборы в Бриджтоне и окрестностях – а мы у них проходим именно как окрестности, – мне удалось убедить этих скупердяев выделить деньги на зарплату помощницы. И вот ты здесь.
Эстель задала мне кучу вопросов, начиная с моих предпочтений в литературе. Она одобрила мою любовь к Флоберу и Эдит Уортон и удивила, сказав, что книгу моего отца о Джефферсоне всегда рекомендует тем, кто просит «что-нибудь об отцах-основателях». Она призналась, что, переехав в Пелхэм, тоже с трудом привыкала к местным нравам:
– Меня воспринимали как чуждый элемент, развращающий юные умы Пелхэма – хотя их здесь не так уж много – романами вроде «Нагие и мертвые» Нормана Мейлера. Прошло года два, прежде чем я стала для них своей.
– Значит, мне придется жить в статусе аутсайдера до самого отъезда будущим летом.
– Пойми, я не хочу навязывать тебе необоснованный пессимизм, но так уж здесь заведено. В Пелхэме с подозрением относятся ко всем, кто не из Пелхэма, пока они не проживут достаточно долго, чтобы стать теми, кто из Пелхэма… если ты понимаешь, о чем я. Но, по крайней мере, один союзник у тебя теперь есть.
Работа полностью устраивала меня – с половины десятого до двух, пять дней в неделю, с зарплатой в 60 долларов. Столь скромная сумма меня не смущала. Работа была для меня стимулом встать утром и сосредоточиться на чем-то еще, помимо ухода за ребенком. Теперь я знала, что не создана для роли домашней наседки, маленькой женушки и матери, в то время как без работы чувствовала себя всеми забытой, запертой в четырех стенах. О, как бы рассмеялась моя мама.
– Конечно, тебе понадобится кто-то, кто мог бы присматривать за ребенком, пока ты на работе, – сказала Эстель. – И хотя я знаю, что она не самый чуткий человек на нашей планете…
– Как вы можете такое говорить?! – рассмеялась я.
Тем же утром я заглянула в офис мужа вместе с Джеффри. Медсестра Басс сидела за стойкой регистратуры. Как всегда, она встретила меня прохладно.
– Я устроилась на работу в библиотеку, – сказала я.
– Ага, – с энтузиазмом откликнулась она.
– И я бы хотела поговорить с вашей мамой насчет Джеффри.
– Заходи вечером, – предложила она.
Барбара Ландон предпочитала, чтобы ее называли Бэбс. В отличие от своей дочери, она была веселой и дружелюбной женщиной, хохотушкой. Ей было около шестидесяти: высокая, крупная, в халате, заляпанном детским питанием и пеплом от сигарет. Хотя сама я теперь выкуривала почти по пачке в день, моя дневная норма казалась детской шалостью в сравнении с ее привычками: казалось, она одновременно смолила по три сигареты.
И все же она сразу покорила меня своим обаянием.
